Вот же зараза. Ну нет, старая, не все так просто. Накося, выкуси. Да, Звонарев хотел отсидеться в стороне, но вот что-то свербело внутри. Песчанин бился за своих погибших в прежней истории родных и за всех тех, кого погубит буря под названием Великая Октябрьская социалистическая революция. Гаврилов – за то, что из великой державы господа демократы превратили Россию в… В не пойми что и сбоку бантик. А ему-то за что биться? А за Родину. И пусть сейчас она неправа, пусть война эта с ее стороны несправедливая и захватническая – от этого она не перестает быть его Родиной, а ее, как известно, не выбирают – ее либо любят, либо предают, и третьего не дано.

– Фролов! – окликнул он мужчину, стоящего на палубе и тихо разговаривающего с Васюковым.

– Я, Сергей Владимирович.

– Поднимись-ка на мостик.

– Вы что-то задумали, Сергей Владимирович?

– Ничего особенного, Андрей Андреевич. Ничего особенного.

Все было неправильно. С самого начала все пошло наперекосяк. Сначала крейсер налетел на эсминец «Акебоно», который выбыл из строя и был взят на буксир. А уж с того момента, как в ночи появились огни маяка на Лаотяшане, точно все пошло как угодно, только не согласно разработанному плану. Два дивизиона эсминцев шли к Порт-Артуру двумя кильватерными колоннами. В это время вдали в небо взметнулся луч прожектора. Что это, гадать не приходилось: просто так в абсолютной черноте моря свет прожектора не появится. Наверняка русские миноносцы, идущие без ходовых огней: ни к чему они им при несении охранной службы. Японские моряки отреагировали на это мгновенно, погасив кормовые огни и отвернув в сторону, – вот тут-то это и произошло. Его корабль налетел на идущий впереди флагманский «Икадзучи» – проклятый сигнальщик с его «кошачьим зрением»! Флагман их дивизиона не пострадал, а вот у «Оборо» был поврежден форштевень. Ход упал до восьми узлов – больше давать было просто нельзя: вода захлестывала в пробоину.

Лейтенант Такемуро слышал, как его товарищи навалились на русских, он слышал взрывы торпед, выстрелы русской артиллерии, по внешнему рейду заметались огни прожекторов. Наконец канонада начала затихать – и тут вспыхнула с новой силой: еще один отряд достиг цели и начал свою атаку. Такемуро услышал еще один взрыв мины: проклятье, опять кому-то повезло. Нет, не проклятье, «БАНЗАЙ!!!». Вот только мало было этих взрывов – он насчитал только три. Плохо. Он мог отвернуть и уйти, никто его не обвинил бы в неисполнении долга: как атаковать противника, если лишился основного своего преимущества – скорости? Но командир «Оборо» и не думал отворачивать. Атака будет завершена, даже если ему суждено погибнуть. Разве не в этом долг моряка, офицера и, самое главное, самурая? Этот дух в нем не умрет до самого последнего вздоха. Вперед!

Затихшая было канонада разгорелась с новой силой. Вероятно, кто-то из его товарищей отстал и самостоятельно атаковал русских. Молодец, истинный самурай никогда не отступает. Он, Такемуро, ничем не уступит этому храбрецу.

«Оборо» наконец достиг внешнего рейда Артура и атаковал русский крейсер «Баян». Не повезло: мина прошла мимо. Но видит богиня Аматерасу, он сделал все, что мог. Теперь оставалось только уходить в Чемульпо, а по пути хоть как-то отремонтироваться. Уже на отходе в миноносец попал русский снаряд, ранив самого Такемуро и матроса-рулевого. Но это ничего. Раны – они приличествуют настоящему воину и самураю, а вот то, что разбило компас, – это уже хуже. При столкновении один из компасов уже был поврежден, и вот новая напасть. Можно бы остаться в виду берега, а потом как-нибудь сориентироваться, но нельзя: война уже началась, а остаться в русских водах – обречь эсминец и экипаж на гибель. Остается только выйти в открытое море и днем, сориентировавшись по дымам, либо выйти на свою эскадру, либо пристроиться к какому-нибудь судну.

Но, как видно, Аматерасу решила вознаградить его за крепкий самурайский дух, благодаря которому, несмотря на потерянный ход и повреждения, он все же провел атаку русских кораблей. Мина не достигла цели – и вот, вознаграждая его, она посылает сразу два русских парохода. Приказ остановиться, выстрел по курсу.

Они пытаются уйти, разделившись и выжимая все, на что способны их машины. За двумя зайцами не угнаться – нужно выбирать. Понятное дело, что он выбрал больший из транспортов, а про то, что это военные транспорты, он уже знает, едва ему удается разобрать название и свериться со справочником. Пробоину худо-бедно с рассветом заделали, так что, хотя это и опасно, но «Оборо» увеличивает ход – и капитан транспорта, поняв, что ему не уйти, стопорит ход. Давно бы так. Жаль, что второй транспорт уходит, но, как говорится, нельзя получить все и сразу. «Оборо» приблизился практически вплотную к транспорту и лег в дрейф.

– Лег в дрейф, дистанция около четверти кабельтова, встал параллельно нам, орудия изготовлены к бою и наведены на нас. Спускают ял.

– Благодарю. Помните, Петр Федорович: как только мы обогнем ваш форштевень – сразу даете полный ход, о нас не думайте. С Богом. – Сергей убрал рупор: больше он ему не понадобится, а Миронов мужик вроде с понятием, не подведет. Самим бы не опростоволоситься. – Фролов, Васюков?

– Готовы, Сергей Владимирович. – Оба бойца, а кто же еще-то, замерли у пулеметов, установленных на турелях, сосредоточенные, но ни страха, ни волнения: боевой опыт – это дело такое… Вон и голос Николая звучит ровно, словно на учениях.

– Роман Викторович?

– Не волнуйтесь, мы не подведем.

Зимов замер у лееров правого борта вместе с шестью матросами. Четверо по двое удерживают сюрреалистическую конструкцию – эдакий самодельный огнемет. Напор разогретого мазута и воздуха должен быть изрядным, поэтому каждый шланг должны удерживать по два человека в рукавицах. Сам огнемет – вообще песня. Багор, к которому наскоро прикрутили концы шлангов подачи мазута и воздуха, на конце приспособление для продувки форсунок – вот, собственно, и все. Поджечь струю должны будут еще два матроса – по одному на каждый огнемет, – у них в руках «машки», эдакие морские швабры, изготовленные из распущенных пеньковых канатов, они сейчас смочены топливом от катерного двигателя и вполне себе весело полыхают, ожидая момента, когда их используют. Все с бледными лицами, но вид решительный. Как говорится, на войне как на войне.

– Андрей Андреевич?

– Чего уж там. – Панин нервным движением погасил папиросу. – Поехали. – И в телефонную трубку: – Машина, самый полный. Пошли, славяне! – Это уже в полный голос, и не поймешь, кого подбадривает – себя или команду.

Вода за кормой вспенилась, словно в кипящем котле. «Ноль-третий» дернулся, а затем начал плавно набирать ход. Проклятье, корпус «Маньчжурии» не такой уж и большой, особо не разогнаться, ну да за неимением гербовой… Звонарев бросает взгляд на трубы. Дым есть – жидкий, но есть, с другой стороны, на фоне транспорта с его черными клубами – так себе дымок, не разглядят его японцы, мачта завалена, так что об их существовании они даже не догадываются. Боже, неужели это делает он?! Звонарев вцепился правой рукой в ребристую рукоять маузера, позаимствованного у Васюкова. Бой предстоит накоротке, так что лишним всяко-разно не будет. Кобура уже пристегнута: из этой дуры просто так и не стрельнешь, так сподручнее. Второй маузер на всякий случай свисает с плеча Панина. Случись что, им предстоит помогать пулеметчикам отсюда, с ходового мостика.

Как и предполагали, набрать большой скорости не удалось, но тем не менее, когда огибали высокий нос парохода, все же они на его фоне как-то не смотрелись – эдакие Штепсель и Тарапунька, если не сказать больше. Получился изрядный крен на правый борт, и Звонарев даже бросил обеспокоенный взгляд на Зимова: все же Роман Викторович не моряк, – но ничего, вцепился в леера так, что костяшки побелели, но за борт вываливаться даже не думает. Взгляд на пулеметчиков – тоже люди сугубо сухопутные. Туристы, блин. Лиц не видно, но по позам видно, что если и бурлит в них адреналин, то дрожи ни в ногах, ни в руках. Ну да кто бы сомневался.

Японцы заметили катер. В первые мгновения опешили. Но пришли в себя весьма быстро. Носовое орудие пришло в движение, матросы спешно его перенацеливают, безошибочно определив опасность, исходящую от невесть откуда взявшегося кораблика. А не хрен лениться! Надо было сделать кружок вокруг приза – тогда и в штаны делать не пришлось бы, – а теперь поздно пить «боржоми», коли почки отказали.

– Не так быстро, уклунки! Филя, бей по ходовому мостику, потом от кормы к середине. Наше вам с кисточкой!

Пулемет Фролова выпустил длинную, злую очередь. Расстояние так себе, не больше полутора сотен шагов, так что свинцовый рой злобных ос влетает точно в группу у носового орудия, отдаваясь дробным звуком при попадании в щит. Прислуга не успела его довернуть, как была буквально скошена, наводчик и заряжающий попытались укрыться за щитом и всадить-таки снаряд в неизвестно откуда появившегося противника, но только расстояние так себе, а потому пули прошивают легкий щит и достают укрывшихся за ним. Хороший все же пулемет разработал Горский. Разобравшись с орудийным расчетом, Фролов переносит огонь на группу, суетящуюся у яла. От деревянного суденышка полетели щепки, люди падают на палубу, двое свалились за борт. Кто убит или ранен, а кто попадал от страха, не разберешь, но Николай ведет огонь уверенно, не суетясь, так что, возможно, тех, кого он не задел, не так чтобы и много.

Пулемет Васюкова столь же уверенно и остервенело сечет пулями ходовой мостик, тут же обезлюдевший. Даже с такого расстояния, несмотря на дробный перестук пулеметов, слышно, как пули зло, с глухим звоном бьют о металл. Вот частично появляется правый борт миноносца, видна прислуга, суетящаяся у орудий: быстро сориентировались, еще немного – и орудия заговорят. Калибр так себе, но им и этого за глаза: с такого расстояния не промажут. Не судьба. Васюков переносит огонь на них – и моряки пачками валятся на палубу и вываливаются прямо в море.

Обстрел в упор из двух пулеметов буквально не дает японцам поднять голов. На палубе никого, да и кто бы шевелился – тех раненых, кто подавал признаки жизни, пулеметчики без капли сомнений или сожалений попросту добили. Никогда не оставляй за спиной недобитого противника – эту науку они запомнили раз и навсегда.

«Ноль-третий» встал борт о борт с японцем, расстояние – несколько метров. Молодец все же Панин: настоящий наездник для их скакунов. Иероглифов Сергей не знает, но, судя по повреждениям форштевня и тому, что ему известно из прошлой истории, это «Оборо». Насколько он знал из рассказов Антона, этот эсминец в числе погибших не числился. Что же, возможно, и уйдет, но не так просто. Его необходимо вывести из строя на как можно более долгий срок – иначе «Маньчжурии» не уйти, да и им, грешным, может достаться. Пока, слава богу, в них не произвели ни одного выстрела – не то что из орудия, но и из пистолета.

– Роман Викторович, начали!!!

Зимов кивает, быстро отирает выступивший на лице пот и подает команду матросам:

– Николай!!! – Это уже Фролову – говорить, что именно требуется, нет необходимости. И так понятно: чтобы никто из команды японца и носа не высунул. Но Сергею так спокойнее.

– Порядок, командир! – О как! Когда это он успел для них стать командиром? До сего момента такого обращения заслуживал только Гризли – даже Песчанина именовали не иначе как Антоном Сергеевичем. Растем, однако.

Вентили открыты, и из огнемета вырывается подогретый паром мазут, смешанный с воздухом, толкаемая насосом и компрессором распыленная смесь орошает надстройки, ходовой мостик, палубу, заливая все маслянистой пленкой, протекая вовнутрь через открытые люки и двери, обильно орошая тела и еще живых людей, прячущихся за надстройками по левому борту. Но это продолжается недолго, так как поднесенные к импровизированным соплам огнеметов факелы поджигают горячий мазут, – и вот на японцев льется уже не мазут, а две огненные струи. Подожженный и распыленный мазут не успевает сгорать до конца, падает на палубу и продолжает полыхать там, заодно поджигая и тот, что был пролит раньше. На миноносце слышатся вопли ужаса, те, кто нашел прикрытие от пуль за надстройками, не могут спастись от попадающего практически повсюду горящего мазута.

По палубе мечутся горящие моряки, вот поднялось два живых факела на мостике и, источая ужасающий крик, прыгают за борт, остальные, стараясь спастись или просто бездумно мечась, следуют их примеру, двое ослепленных нестерпимой болью мечутся по палубе, уже не отдавая себе отчета. Две злые и короткие пулеметные очереди прекращают их мучения. Матросы «ноль-третьего» едва не дают слабины от представшей страшной картины. Но злой окрик Звонарева все же останавливает их. Сам Звонарев держится на одной только злости – на самого себя. Это он виновник произошедшего, это его приказ сейчас выполняют моряки, но отступать он не намерен. Потом он напьется вусмерть, но это потом, а сейчас он просто не имеет права остановиться.

Сколько удалось вылить мазута на «Оборо», Сергей сказать затруднялся, но, наверное, никак не меньше тонны. Миноносец уже весь объят пламенем, в небо поднимается огромный черный столб дыма. Все, хватит. Такой пожар можно потушить, только полностью окунув корабль в море.

– Роман Викторович, достаточно!

Панин уже у штурвала – бледный как полотно, но держится молодцом. Кивок рулевому, на время отстраненному и сейчас держащему в руках телефонную трубку. Бледные губы нехотя размыкаются – и хриплый голос выдает едва ли не на истерической ноте:

– Машина, самый полный!

Опять закипает вода за кормой – и «ноль-третий» начинает движение. Сначала движется параллельно обреченному кораблю, потом, понемногу набирая ход, начинает отворачивать в сторону.

Они успели отойти от противника на расстояние чуть больше кабельтова, когда в носовой части «Оборо» выметнулся огонь и обломки корпуса. Не иначе раздосадованная старуха поспособствовала, чтобы огонь добрался до складированных в носовой части боевых частей торпед. А может, это рванули трехдюймовые снаряды. А чего вы от нее хотели? Она сбила его с курса, вывела точно на транспорт и практически безоружный русский сторожевик, чтобы даже в такой малости история не претерпела изменений, а его команда не смогла придумать ничего лучше, как не просто дать вырваться транспорту, но еще и позволить покуражиться над собой. Стоит ли удивляться, что старуха осерчала?

«Оборо» все еще был объят пламенем, когда его корма задралась вверх, обнажая винты, и миноносец словно нырнул в бездну. Только значительно позже стало известно, что никто из экипажа эсминца так и не был обнаружен. Ну да не они начали первыми, а в том, что отдачей зашибло, ни Звонарев, ни его спутники не виноваты. Только вот отпоить бы сейчас команду: на людей страшно смотреть.

Есть те, кто утверждает, что первые выстрелы в русско-японской войне были произведены канонерской лодкой «Кореец» на рейде Чемульпо, который двадцать шестого января пытался покинуть порт, но дорогу ему заступили. Японцы утверждают, что в ответ на их действия, направленные на то, чтобы принудить русский корабль вернуться в порт, он ответил двумя орудийными выстрелами из тридцатисемимиллиметровой револьверной пушки, повредив при этом машину «Тсубаме». Правда, при этом они напрочь забывают упомянуть о трех торпедах, выпущенных перед этим в «Корейца», которые просто прошли мимо.

Другие говорят о том, что первые выстрелы были произведены на внешнем рейде Порт-Артура, по атакующим японским миноносцам. Правда, тут уж не стесняются отдать пальму первенства все же японцам, указывая на то, что русские ответили на выпущенные в них торпеды, причем уже после того, как две из них повредили «Ретвизиана» и «Цесаревича».

Ни с одним из этих утверждений Гаврилов спорить не собирался. Он просто знал. Знал, что пальма первенства, уж во всяком случае в этой, он смел надеяться, теперь уже новой, истории принадлежала не кому-то там, а ему и его ребятам. Как бы там Антон ни планировал их вступление в войну, но отказаться от возможности уменьшить военный потенциал Японии на парочку броненосных крейсеров новой постройки он не мог. Вот и был направлен в долгосрочную командировку Гаврилов.

Яхта «Светлана» провела в южных широтах полгода. Нашли тихий, уединенный и необитаемый островок – золотая, можно сказать, мечта безоблачного детства. Остров подошел во всех отношениях: здесь была и лагуна с ровным песчаным дном, лишенным какой-либо растительности, а стало быть, и ориентиров, что очень способствовало выработке навыков ориентирования под водой. И скалистый берег с неизменным прибоем – конечно, ему было далеко до тех волн, накатывающих на берег и столь любимых серфингистами, впрочем, эти пока еще не появились: идея оседлать волну вроде как имеется у каких-то туземных племен, но на этом пока и все. Но этот прибой вкупе со скалами как нельзя лучше подошел для тренировок и оттачивания навыков.

За это время парни из отряда пловцов успели наработать не один и не два десятка часов подводного плавания. Причем если в самом начале Семен практиковал дневные погружения, отрабатывая погружение, передвижение под водой, правила обращения с оборудованием, ориентирование и тому подобное, то месяца через три упорных тренировок они приступили к отработке диверсионных действий.

В первую очередь учились обнаруживать вероятного противника, выходя на него в ночное время. В этом случае пловцам приходилось несладко, так как в качестве учебного пособия выступала сама «Светлана», которую зловредный Гаврилов всякий раз старался отвести в сторонку – ну чтобы жизнь медом не казалась. Ее стальной корпус вполне подходил для установки магнитных мин. Хорошо хоть использовали только по паре магнитов, если бы с полным комплектом, то потом устали бы отдирать учебное пособие от днища яхты.

Учения проходили с переменным успехом, но все же к назначенному времени Семен не без удовольствия пришел к выводу, что к тому максимуму, который он мог преподать на тренировках, они подошли: наработка дальнейших навыков зависела уже от боевых выходов.

Простившись с тихой лагуной тихого приветливого острова, «Светлана» вышла в открытое море или, если хотите, океан и взяла курс на Сингапур. Время неумолимо текло, и настал момент ей заявить о себе, а вернее, тем, кто, находясь на ее борту, буквально изнывал от желания применить-таки свои обретенные способности на практике. Тем вопросом, что они, по сути, идут на совершение преступления, они не задавались. Раз командир говорит, что эти улыбчивые ребята не позднее конца января покажут свой звериный оскал, значит, так оно и есть. С другой стороны, долгие месяцы тренировок кого хочешь доведут до белого каления. И что, все это зря? Ну уж нет.

Пак появился в Сингапуре сравнительно недавно – не далее как месяц назад. Появился не нищим, так как у него достало средств, чтобы купить небольшую джонку и какой-никакой товар. Конечно, предприятие было бы выгодным, если бы не бешеная конкуренция. Стоило в гавани появиться новому кораблю, как его тут же облепляли самые различные лоханки торговцев, которые громкими призывами старались обратить внимание именно на себя. Люди пробыли долгое время в плавании, они истосковались по свежим фруктам, опять же хотелось вкусно поесть, так как стряпня судового кока стоит уже поперек горла. Если нужно просто добраться до берега – и тут никаких проблем, разумеется, за плату, но опять-таки весьма умеренную: не то место, чтобы заламывать цены, – конкуренты тут же оттеснят в сторону, и тогда можно и ноги с голоду протянуть. Если есть желание расслабиться после продолжительного морского перехода – и тут вам помогут со всем прилежанием, предложив общество какой-нибудь прелестницы с раскосыми глазами.