Такси остановилось напротив гостиницы «Чёрное небо». Таксист ничего не сказал, не обернулся, но по тому, как таксист сидел, было понятно: он свою работу выполнил.
– Приехали? – спросил Клим.
– Да, вот она.
– А ближе не подъехать?
От места, где остановилась машина, до входа в гостиницу было добрых двести метров.
– У них там шлагбаум, они не пропускают просто так, – спокойно сказал таксист.
– У меня по карте оплата, – сказал Клим, открывая дверь машины. Водитель кивнул, соглашаясь: да-да, знаю.
Клим вошёл в гостиницу, и ему показалось, что он на вокзале. Десятки людей с чемоданами и баулами. Кто-то идёт направо. Кто-то налево. Такая круговерть! Климу потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться. Наконец он увидел вывеску «Ресторан». Проходя мимо охранника, Клим, показывая на вывеску ресторана, уточнил: «Он один у вас?»
– Еще один на седьмом этаже. Бар и пивной ресторан в подвале. Лобби-бар за стойкой.
– Спасибо, – сказал Клим и подумал: «Лучше бы не спрашивал».
Он решил начать с ресторана, который был перед ним. На входе в ресторан симпатичная хостес встала на дороге и спросила: «Вас ожидают?»
– Очень может быть, – доброжелательно ответил Клим.
И тут через весь зал ресторана прозвучало: «КЛИ-И-И-ИМ!» Все обернулись к девушке, сидящей у окна.
– Меня ожидают.
– Извините, но вашей знакомой не надо больше шампанского. Скажите ей, пожалуйста. Нас она не слушает и ведёт себя… Не очень хорошо. Успокойте её, пожалуйста.
– Сейчас всё сделаю, – сказал Клим, и хостес улыбнулась ему с благодарностью.
Клим шёл к столику, за которым сидела Ева, под осуждающие взгляды всех присутствующих в ресторане. А сама Ева сидела за столом, развернувшись от стола к Климу, широко расставив ноги, и манила его пальчиком.
– Ты не спешил?
– Да как не спешил, взял ракету и летел на ракете, – ответил Клим, широко улыбаясь Еве и всем присутствующим.
– Я устала тебя ждать. Я – пьяная.
– Пойдём куда-нибудь.
– Что ты собираешься со мной делать?
– Сейчас с тобой можно сделать только одно.
– Ты хочешь со мной спать? А у меня ты спросил?
Взгляд у Евы был какой-то странный. Клим видел пьяных людей. Видел наркоманов. Но ему показалось, что это что-то ещё. Впечатление было, что в промежутках между словами, которые она выкрикивала на весь ресторан, она с кем-то спорила внутри себя.
– Заткнись, тварь, – внезапно сказала Ева. Впрочем, Клим понял, что это не относилось к нему или к кому-то из присутствующих. Вроде как Ева это сказала сама себе.
Клим помог Еве подняться с кресла. Подошла официантка.
– Нам нужно оплатить счёт? – Клим обратился к ней.
– Нет, – доброжелательно ответила она. – Ваша знакомая оплатит всё через номер отеля.
В это время Ева бессильно и безмолвно висела на плече Клима. Он сначала хотел спросить что-то у Евы, но увидел её состояние и спросил официантку: «Она проживает в этом отеле?»
– Да, вот её карта гостя. Смотрите, вот ключ. Номер 903. Это люкс на девятом этаже. Вы сможете её проводить до номера? Мы с ней так намучились!
– Да, извините, всё будет хорошо, – сказал Клим, и официантка развернулась и пошла к другим столикам.
Клим прошёл к лифтам. Охранник увидел карту гостя и пропустил. Ева висела на его плече, едва касаясь пола. Чтобы удобнее было нести девушку, Клим развернул Еву к себе, крепко прижал и нёс, сохраняя вертикальное положение девушки. Было бы удобнее закинуть Еву на плечо, но Клим оставил это на тот случай, когда устанет нести её на груди. К счастью, Ева была миниатюрной.
Клим открыл дверь в номер, внёс Еву, которая, кажется, уже спала. Номер был не тронутым. Сумка – на полке для багажа, в остальном номер выглядел идеально подготовленным к заезду гостей. Две комнаты. Гостиная и спальня. На столе в гостиной – огромный букет роз. Это ведь не вчерашние розы? Если Ева вчера со встречавшим мужчиной отправилась сюда, то где-то должны быть её чемоданы. Должны быть признаки присутствия мужчины.
Клим аккуратно положил Еву на постель. Посмотрел в ванной. После уборки горничной никто в ванную не заходил. Клим прошёл в гостиную. Открыл шкафы. Ничего. Значит, Ева сняла этот номер для встречи с Климом, но так волновалась перед встречей, что перебрала с алкоголем, или…
Ева стояла в дверях спальни в черном белье, которое скорее обозначало своё присутствие, чем скрывало интимные места на теле хозяйки. Ева выглядела абсолютно трезвой. Клим застыл с выражением крайнего удивления на лице. Вот это преображение! Ева наслаждалась реакцией.
– Ты притворялась?
– Играла. Ты поверил?
– Я думал, тебе потребуется медицинская или даже психиатрическая помощь.
– Испугался?
– Ну не так чтобы сильно…
– Иди ко мне, мой Климент. Буду звать тебя Климент.
– Пообещай, что в следующий раз предупредишь меня.
– Иди сюда, Климент, – Ева сделала шаг назад вглубь спальни. – Иди ко мне, Климент.
Климу показалось, что Ева нравятся звуки, которые составляют его полное имя. Он снял футболку, повесил на напольную вешалку для пиджака. Ева недовольно скривилась.
– Ты не спешишь? Ты думаешь, что у тебя еще будет время заняться мной, а пока аккуратно повесишь футболку, джинсы и носки?
Клим расстегнул джинсы и шагнул через них в спальню…
На пике ощущений в глазах Евы снова блеснул огонёк безумия. Она так кричала, что Клим молился уже не о том, чтобы она выжила. Он молился, чтобы жильцы не вызвали полицию. Ева разрыдалась. Потом встала, ушла в ванную и там расхохоталась. Или это она снова расплакалась? Клим был в полной растерянности. Справится ли Ева с той ролью, которую он для неё уготовил? Она, конечно, актриса, но Клим не был уверен, что она контролирует свой талант.
Из ванной Ева вышла спокойная и довольная. Она юркнула под одеяло и прижалась к Климу. Минуту они лежали в тишине. Клим уже начал успокаиваться, когда внезапно Еве пришла какая-то мысль, и представление продолжилось.
– Где ты спал эту ночь?
– В хостеле.
– Как называется?
– Не уверен, что у него есть название.
– Адрес?
– Никитская, кажется.
– Большая или Малая?
– Да в чём дело? Тебе очную ставку провести с сотрудниками хостела?
– Мне надо знать, – сказала Ева и внезапно стала обнюхивать Клима.
Натурально так обнюхивать. Ева шумно вдыхала воздух у лица Клима, обнюхала шею, волосы, грудь. И каждый раз, после очередного вдоха, Ева замирала на несколько секунд, словно анализировала запах.
– Ну что? Хостел?
– Нет. Дорогое мыло и шампунь. Это не хостел, мой милый. И ещё есть запах бабы. Я тебя грохну. Что за баба?
– Ева, ты чего? Сама знаешь, какие в хостеле простыни, но я утром душ принял. Гель у них хороший, согласен. Не настолько, как ты говоришь, но нормальный. Какую ты там бабу унюхала – не знаю. Там если и был какой запах, так развеялся месяца три назад.
Ева понюхала грудь в области сердца.
– Нет, меня не обманешь. Я чувствую бабу. Если я почувствую этот запах ещё раз – зарежу.
– С чего бы это?
– Теперь ты мой.
– Кто сказал?
– Я так решила. Ты мой наркотик. Даже лучше. Я после встречи с тобой сама не своя. Со мной никогда такого не было… Давно такого не было.
– Значит, было раньше разок? Расскажи! – Клим обрадовался возможности сменить тему.
– Нет. Потом. Когда-нибудь. Там в конце – дорога и казённый дом. Тебе та история не понравится. Может быть. Потом. А лучше – не проси никогда меня об этом.
И снова было впечатление, что Ева говорит с кем-то в своей голове.
– Ты себя нормально чувствуешь? – спросил Клим, и Ева долго и настороженно посмотрела на Клима.
– А что?
– Мне кажется, тебе надо отдохнуть. Поспать. Может быть, ты выпила лишнего.
– Я почти не пила, весь алкоголь – в вазе с искусственными цветами. Мне нужны были определённые предлагаемые обстоятельства. Если бы не было алкоголя и я себя так вела, то они вызвали бы дурку. А если они видели, сколько я «выпила» шампанского, то поверили, что я пьяная. Даже ты поверил.
– Всё равно ты выглядишь усталой.
– Сказал, что я плохо выгляжу? – в голосе появились стальные нотки.
– Нет, ты божественно красива. Усталая просто. Наверное, работа, перелёты.
– Говорю тебе – ночь не спала, так сильно тебя хотела. Даже мужу не дала. Для тебя берегла.
Клим хотел уточнить, что конкретно Ева берегла, но остерёгся. Просто погладил её по голове, провёл пальцами по лицу. По бровям, по носу, по губам, снова по бровям. Глаза Евы дрогнули и закрылись. Клим нежно, едва касаясь, провёл пальцами по бровям, по закрытым глазам, по губам, по скулам, по бровям. Ева спала. Или снова играла. Климу нужно научиться различать, когда она в роли. Клим прислушался. Ева спала глубоким и безмятежным сном.
Клим встал с кровати, обернулся. Ева спит. Клим подошел к окну, окна домов уже были освещены, скоро включатся уличные фонари. Клим закрыл шторы, вышел в гостиную, закрыл двери в спальню, оделся. Взял сумку Евы, сел на диван и стал изучать её содержимое. Посмотрел документы, сфотографировал несколько страниц на свой мобильный телефон. Достал мобильник Евы. Сам телефон был защищён паролем, но на экране уведомлений было несколько сообщений из мессенджера. Клим сфотографировал все сообщения. Слоник звонил четыре раза и интересовался о планах на вечер, в силе ли они. Может, позвонить «Слонику»? Господи, но почему «Слоник». Дело в клыках или в хоботе. У того мужчины, которого Клим видел в аэропорту, бивни не торчали. Может, всё-таки хобот? Или хоботок. Слоник! Ладно, может, это какой-нибудь другой слоник.
Клим убедился, что изучил всё содержимое сумки. Протёр телефон, кошелёк, те части сумки, на которых могли остаться отпечатки. Всё положил назад в сумку. Поставил её на место. Убедился, что сумка стоит так, как её поставила хозяйка. Осмотрелся в номере. Прислушался к ровному дыханию спящей Евы.
«Должна справиться с задачей, – подумал Клим. – По телосложению – то, что надо. Волосы длинные и тёмные. Согласится ли? Сделает, что нужно Климу? Волей или неволей? Отец говорил, что к каждому человеку можно подобрать ключик. Не надо мудрить. Деньги. Здоровье. Любовь. Страсть. Ненависть. Желание отомстить.
У меня есть несколько дней. Сегодня воскресенье, следующая суббота – самый подходящий день для свершения мести. С одной стороны, банкир успокоится, и его можно выманить в загородный дом к Натали. С другой – пройдёт ещё слишком мало времени, чтобы следователи смогли усложнить жизнь Клима поисками Стаса. Как только станет известно про брата-близнеца, Клима станут таскать на допросы. За ним будут следить, и убить банкира станет не просто. Сам банкир, когда узнает про брата-близнеца, насторожится и не поверит. Авторитеты точно не поверят и смогут узнать правду у Клима. У них есть масса методов для этого. Только следователям всё равно: был близнец или нет. Нет тела – нет дела».
Клим посмотрел на мирно спящую Еву: не устоит банкир перед ней. Клим осмотрелся, выключил свет и вышел из номера.
Внизу, проходя мимо стойки рецепции, Клим ловил на себе удивлённо-восхищённые взгляды. Не могли же они слышать крики Евы с девятого этажа? Или им рассказали? Неважно. Пора было домой, чтобы хоть немного передохнуть перед встречей с Софьей.
Из гостиницы «Чёрное небо» Клим вернулся в свою московскую квартиру около семи вечера. Принял душ, завёл будильник на телефоне и упал в кровать.
Три года назад, 12 марта 2014 года (Климу через два месяца должен был исполниться двадцать один год) в его жизни появился родной отец, которого Клим никогда не знал. Сколько бы Клим не спрашивал у матери, ответ был один: у тебя есть только мать. По словам матери, у Клима от отца – только отчество. Мать записала Клима на свою фамилию. Двадцать три года, до 2016 года, фамилия Клима была Бéлов. С ударением на первый слог. Клим не уставал поправлять всех, кто неправильно произносил его фамилию и в итоге добился: и в школе, и в институте он был Бéлов. После встречи с отцом, после долгих разговоров, Клим накануне своего 24-летия изменил фамилию и стал, как и отец, Гамаза. А Стас так и остался Бéлов.
Клим вспомнил, как однажды в квартире, где он жил один после смерти матери, позвонили в дверь. Клим открыл, как всегда, не поинтересовавшись «Кто там?». На пороге стоял старик. Несколько секунд Клим и старик смотрели друг на друга молча. Старик догадывался, что перед ним сын. А Клим? Клим почувствовал, что в старике есть что-то родное, знакомое. У Клима не было догадки, что это отец. У него было ощущение, что этого старика он знает и должен вспомнить.
– Вы к маме? – спросил Клим. Мать умерла несколько месяцев назад, и иногда звонили по телефону или приходили люди, которые знали её, но не знали, что её больше нет.
– К вам обоим, сынок, – сказал старик.
Клима не насторожило это «сынок»: старики часто обращаются так к людям моложе них.
– Мама умерла.
– Разрешишь зайти?
– Конечно, проходите. Как вас зовут? Мы знакомы? Я не могу вспомнить ваше имя, хотя впечатление, что мы встречались раньше.
Старик внимательно посмотрел в глаза Клима.
– Мы встречались, но не так, как ты думаешь. Нам предстоит долгий разговор, если только ты не прогонишь меня после первой фразы. Но сначала я хотел бы присесть и выпить стакан воды.
– Проходите на кухню.
Клим насторожился после слов старика, но не видел в нём физической угрозы.
Они прошли на кухню. Старик остановился в центре небольшой кухни, внимательно осмотрел мебель, посуду, прихватки, репродукцию картины на стене, календарь.
– Сяду здесь? – спросил старик, показывая на стул, на котором любила сидеть мать.
– Да, конечно. Чай?
– Да, чёрный. Можно покрепче.
– Положить два пакетика?
– Положи, пожалуйста, два.
Старик уселся на стул матери и достал из внутреннего кармана пиджака портмоне.
– Посмотри на эту фотографию.
Он протянул старую, сложенную пополам фотографию Климу.
– Не переворачивай пока, – попросил старик.
Клим сразу узнал эту фотографию. Её правая половина бережно хранилась у матери в альбоме. Теперь Клим впервые в жизни видел левую половину фотографии. На левой половине стоял мужчина. Высокий, красивый, темноволосый, с роскошной волнистой шевелюрой.
– Узнаёшь?
– Да, это – мама. Эта половина фотографии хранится у неё.
– А мужчину?
– Нет, его я не зна… Это вы?
– Да. Переверни фото, прочитай. Руку матери помнишь?
Да, это был её почерк, с сильным наклоном влево, с подчеркиванием прописных букв «т» и «ш», так сейчас не пишут, а Клим тоже, в память о матери, начал ставить эти чёрточки и, конечно, её прерывистая чёрточка над «ё», не две точки, а две чёрточки. Это, без сомнения, был её почерк. На обороте фотографии было рукой матери написано: «Быть может, память обо мне недолго будет длиться. И всё равно, прошу, пусть это фото сохранится. Анна Гамаза. Октябрь 1992».
– Гамаза?
– Это моя фамилия. Я паспорт потом покажу. Мы с твоей матерью не успели расписаться, и это фото, наверное, единственный документ, где она под моей фамилией. Скажи, между датой на фото и твоим днём рождения меньше девяти месяцев?
Клим начал загибать пальцы: октябрь, ноябрь, декабрь, январь, февраль, март, апрель… восемь.
– Значит, к моменту фотографии шёл первый месяц беременности.
– Мать никогда ничего не говорила про вас. Про тебя.
– Да, знаю. Она запретила появляться мне и общаться с тобой. Я – вор, сынок. И мать взяла с меня слово, что я не буду встречаться с тобой. Теперь её нет. Я бы, может, и не нарушал обещания, но узнал, сколько мне доктора отмерили, и решился на грех.
Чайник давно закипел, но Клим, оглушённый новостью, не слышал. Он всё ещё держал фотографию отца и матери в руках, и по щекам 20-летнего юноши, здорового и крепкого, как бетонная стена, текли слёзы. Отец встал. Выключил чайник. Поискал по шкафчикам бокалы и заварку. Положил в один бокал два пакетика, во второй один, налил кипяток. Поставил бокалы на стол. Открыл холодильник. Нашёл там банку варенья из сливы, чему-то улыбнулся. Клим очнулся от своих мыслей.
– Что с тобой?
– Ты не вылечишь, никто не вылечит, так что об этом и смысла нет говорить, – ответил отец.
Тогда они проговорили целую ночь. А потом день и только к вечеру, оба с красными от слез глазами решили остановиться и поспать, дав обещание наверстать упущенное в общении друг с другом.
Отец лёг спать на кровати, в которой спала и умерла во сне мать. Разбирая кровать, готовясь ко сну, отец внезапно сказал: «Небогато вы жили, да, сынок?»
– Небогато.
– Я исправлю это. Хотя бы для тебя. Я расскажу, что надо будет сделать.
Клим уснул с каким-то непередаваемо светлым чувством: он словно корабль, который мотался по чужим морям. И вдруг, когда надежда давно оставила экипаж, корабль нашёл родной порт. Удивительно, Клим жил в этом доме несколько лет, после того как они с матерью переехали в новую квартиру от её завода. Он никогда этот дом не чувствовал родным. Они с матерью тут делали ремонт, клеили обои. Покупали и расставляли мебель. Но родным домом для Клима оставалось общежитие на рабочей окраине Саратова. Теперь, внезапно, с появлением отца, Клим почувствовал эту квартиру родным домом. Клим уснул с выражением блаженства на лице и с таким же выражением проснулся. Вдруг испугался: не привиделось ли ему всё? Но с кухни тянулся запах блинчиков, и кто-то там гремел посудой. Отец!
О проекте
О подписке