Завершив обход своих палат, Роза Наумовна в сопровождении медсестры Тамары зашла в ординаторскую отдохнуть и «попить кофейку». Кофейком Роза Наумовна называла любой горячий напиток, предпочитая для себя травяной чай.
Тамара же пила кофе. Она через край насыпала в свою чашку растворимый кофе, сыпанула туда же «на глаз» сахар. Добавила в чашку несколько капель кипятка, чайной ложкой растерла кофе с сахаром до однородной массы для получения пенки. Налила кипяток до половины бокала, удовлетворилась качеством пенки и села к столику, за которым уже пила свой чай доктор Каплун.
– Ой вэй, стала замечать, что ленюсь делать больше необходимого, – сказала доктор Каплун.
Тамара подняла глаза на доктора.
– Ты вместо того, чтобы просто бросить кофе и сахар, битый час колготишься с пенкой. Оно и ладно, если бы кофе стал натуральным, так нет же. Он как был растворимым, так им и остался, не при детях будет сказано.
– Мне было тринадцать, когда один парень научил меня так кофе заваривать.
– Первая любовь? – удивилась Роза Наумовна.
– Всё, что мне от Тимура осталось. Ещё рисунок, который он сделал, и афиша.
– Тимур? – спросила доктор Каплун; она знала, что так зовут сына Тамары.
Тамара кивнула и ничего не стала объяснять. Посидели молча.
– Моя первая головная боль случилась ещё в садике. Дело было так, – Роза Наумовна расположилась поудобнее. – Приехал на лето в наш двор мальчик. Очкарик Сёма. И приставили мине контролировать того Сёму, чтоб он, зараза шкодливая, со двора не свинтил, поц. Как я теперь понимаю, был он немного беспокойный. Дай Бог ему здоровья, если таки пережил пубертат. Шило у него в жопе было, как вон тот кактус. А жопка была маленькая. В первый же день это расстройство уговорило меня взять с кухни спички и поджечь в подвале мусор. Ладно бы только это. Когда нас поймали, Сёма предложил провести расследование и выяснить, на чьей кухне таки нет коробка спичек. Ну, и я пошла в угол, а Сёма кушать синенькие. Я же, дура малолетняя, пока стояла в углу и проклинала Сёму, так и не заметила, как влюбилась в него. Это чтобы потом отомстить, когда он в меня влюбится. Понимаешь уровень планирования? И скажи мне, Тома, разве эта ваша любовь не психическое расстройство?
Кряхтя не по возрасту, Роза Наумовна встала и прошла по кабинету, разминая плечи.
– Помяни моё слово: Бог простит наши грехи, а нервная система – никогда.
– И что делать-то?
– Забей! – предложила метод доктор Каплун.
– На что? – спросила Тамара.
– А вот это – правильный вопрос, – сказала Роза Наумовна.
Тамара встряхнула головой, чтобы освободиться от нахлынувших мыслей.
– Роза Наумовна, я хотела в отпуск отпроситься. Путёвка подвернулась за копейки. Старшая медсестра не против, если Вы согласитесь.
– Я подумаю. Займись процедурами. Иди, – Роза Наумовна потянулась к папке с историями болезни своих пациентов. – И начинай готовить праздничный номер. Придумай, как будем поздравлять заведующего. Стишок. Песня. Акробатический номер. Всё сгодится, если я не буду участвовать в постановке. Если ему понравится наше поздравление – считай, что ты уже в шезлонге, а море волнуется лишь для тебя.
В главной переговорке напротив друг друга сидели генеральный директор радиостанции «Покуда» Марина Отважина и главный акционер этой несчастной ФМ станции Бóлтов Гамлет Петрович. Источник денег рассматривал свой маникюр и, как ни старался найти в нем изъян, остался им доволен. Хотелось сделать что-то решительное. Дать отставку маникюрше было проще всего; но маникюр был безупречен.
– А зачем мы тогда делали бизнес-план? – спросил Гамлет Петрович собеседницу.
– Вы же сами просили бизнес-план, – удивилась Отважина.
– То есть ты решила, что у меня такая блажь: иметь бизнес-план перед тем, как пульнуть в небо деньгами?
Отважина повела плечами. Эта шутка про «пульнуть» ей и раньше не нравилась, а тут ещё и убытки третий квартал подряд.
– Что делать думаешь? – спросил Гамлет Петрович.
– Ставка была на серьёзные аналитические программы и серьёзную музыку, а наши люди хотят пошлость и попсу, – сказала Марина и развела руками.
– Разочаровалась в наших людях?
Марина была достаточно умной, чтобы не согласиться с этим утверждением.
– Так других у меня для тебя нет, – закончил мысль Гамлет Петрович.
Посидели молча. Болтов встал и начал расхаживать по переговорке.
– Понимаю так: ты снова ждёшь от меня денег и идей. Хотя было время, когда ты фонтанировала идеями и оптимизмом. Если я стану твоим костылём, ты никогда на ноги не встанешь.
Болтов взял с пола мягкий портфель из нежнейшей кожи краснокнижного животного.
– В последний раз радио получает от меня деньги. Или вы научитесь зарабатывать на рекламе, или наша никому не нужная радиостанция закрывается. Я понятно сформулировал свой новый бизнес-план?
Марина кивнула. Болтов вышел.
Марина взяла мобильный телефон и набрала секретаря.
– Лера, завтра в семь вечера общее собрание. Все диджеи, все руководители отделов. Если кто-то задаёт вопросы или говорит о своих делах – предлагай писать заявление на увольнение. Скажи, что у тебя уже есть бланки для таких заявлений с моей резолюцией «Уволить без отработки».
Марина закончила звонок и бросила телефон на стол.
В её мечтах радиостанция должна была вещать про всё хорошее и против всего плохого. Радио как объединяющая сила для светлых и добрых сил. Но публика хотела другого. Публика переключалась на другие станции. Туда, где было понятно, где было смешно, где обсуждали темы, на которые позже можно посплетничать с друзьями. Публика не желала быть умной, доброй, возвышенной. Чудесный бизнес-план рушился из-за слушателей, не желающих разбираться в колбасных обрезках.
Станислав встал с кровати и стал прохаживаться по центральному проходу палаты от окон до входной двери. Палата была просторной; по словам уборщицы, раньше в ней стояло восемь кроватей, но потом вместе со всякими новациями количество кроватей уменьшили до пяти. Сами кровати поставили чуть шире, появились большие проходы, и пациентам стало гораздо комфортнее. У противоположной от окон стены размещались два умывальника, а в планах, как говорят, была даже душевая кабина. Пока же туалеты и душевые располагались в конце коридора справа. С другой стороны, наличие общих туалетов позволяло прогуляться, встретить новые лица и поговорить. А это – мало с чем сравнимое удовольствие при вынужденном и длительном нахождении в больнице. Медицинский персонал отделения не поощрял прогулки по общему коридору, но и не запрещал их.
Станислав прошёлся от окон до двери и обратно несколько раз; по нему было видно, что он собирается с мыслями и подбирает слова. Наконец, собрался и подобрал. Поскольку в момент окончательного подбора слов он оказался в центре палаты спиной к Марселю, Станислав развернулся на 180 градусов.
– Вот ты говоришь: «Богатьство», – начал Станислав издалека.
– Я? Я молчу, – уверенно завил Марсель.
– Не прямо сейчас, а вообще. Ты говоришь, что надо быть богатым.
– Допустим. Хотя это неточная цитата, – почти согласился Марсель.
– А я тебе скажу, что ты находишься в плену иллюзий и даже не осознаёшь этого, – Станислав встал в позу памятника Ленину с вытянутой правой рукой и с указующим перстом, направленным прямо на Марселя.
– Матрица. Даже кино про это есть, – подтвердил Леонтий.
– Матрица – это фантастический фильм, а приводить фантастику в качестве аргумента – это безумие, – отбился Марсель.
– Позвольте! – сказал Станислав, всё ещё из позы памятника. – Мир, который ты видишь… Его нет!
Марсель ощупал постель, на которой сидел, подушку и тумбочку.
– Точно нет? – спросил Марсель.
Леонтий ощупал себя и свою постель.
– Я читал в одной умной и толстой книге, что мы не можем видеть, слышать и осязать этот мир, – сказал Станислав и наконец опустил руку.
– А что мы можем? – спросил Марсель, подготавливая плацдарм для наступления, так как заметил изъян в позиции сопалатника.
– Мозг, опираясь на сигналы нервных окончаний, формирует картину окружающего мира – отражает её.
Марсель выглядел сбитым с толку.
– Не понимаешь глубины проблемы? – догадался Станислав. – Если мозг придумывает реальность физическую, то можно только догадываться, что он вытворяет с реальностью психической.
Станислав сиял, кивал головой и смотрел то на Марселя, то на Леонтия, ожидая если не оваций, то понимания и согласия.
– Ну допустим, – сказал Марсель просто для того, чтобы продвинуться вперёд; может, потом станет понятнее. Такое за Станиславом и его философскими откровениями водилось.
– Да, предположим, что такое имеет место быть, – согласился Леонтий, чтобы не остаться в позорном одиночестве ничего не понявших.
– Ты говоришь: «Богатство – это хорошо», – вернулся Станислав к началу разговора.
Марсель кивнул.
– Откуда тебе знать, что такое «хорошо», если ты в плену у своего мозга и даже не знаешь, какого цвета твоя подушка, – наконец сформулировал проблему Станислав.
– Она не белая? – удивился Марсель, разглядывая и трогая белую подушку.
– Мы договорились называть этот цвет белым. Но какой он на самом деле, мы не знаем. Я минуту назад объяснил, что мы не видим ни подушку, ни её цвет. Мозг получает электрические импульсы из глаз, и, как видеокарта в компьютере, строит изображение. Между реальностью и нашим восприятием этой реальности находится преобразователь, который превращает электрические импульсы от нервных окончаний в представление о том, что это импульсы могут означать.
– А я всегда знал, что компьютер сделал по образцу мозга, – радостно заметил Леонтий.
– Да помолчи ты, – грубо прервал Станислав. Заметил, что был слишком груб, и добавил. – Извини, Леонтий, я мысль не закончил.
Леонтий показал жестом: «Нет проблем, понимаю».
– Марсель, было когда-нибудь в твоей жизни такое: идешь ты вечером, и тебе вдруг кажется, что ты видишь силуэт и даже узнаешь своего знакомого; потом подходишь ближе – а это просто тень. Или куст. Или просто другой человек. Было такое – спросил Станислав.
– Конечно было. С каждым такое бывает.
– Понимаешь, что это доказывает?
– Пока нет.
– Мозг получает первичные сигналы, создаёт по ним картинку мира и начинает реагировать на созданную им только что картинку как на реальность. Мозг воспринимает тень как знакомого человека, и начинается ответная реакция. Ну допустим, это твой враг. Тогда в кровь понеслись гормоны: они усиливают кровоток, повышают давление, учащают сердцебиение.
– Вот у меня сейчас так, – не ко времени заметил Леонтий, но Станислав просто отмахнулся.
– И что? – спросил Марсель.
– Как – что?! Как – что? Организм реагирует на созданную мозгом картинку так, как будто она и есть реальность. Только в случае с силуэтом ты это можешь заметить, а во всех остальных случаях этот диссонанс остаётся незамеченным. И мы думаем, что знаем, что происходит вокруг и что это для нас значит.
– И что? – повторил Марсель.
– Бесишь меня специально?
– Нет. Не пойму, к чему ты всё это.
– К тому, что никто не знает, что хорошо, а что плохо. Мы вообще в матрице может быть живём.
– Я же говорил! – напомнил Леонтий.
– Слышал, есть такие компьютерные программы… Игры, где человек управляет своим игроком.
– Аватаром, – подсказал Марсель.
– Я видел, – сказал Леонтий.
– Ага, аватаром, – согласился Станислав. – Человек управляет аватаром, но в игре есть персонажи, которыми управляет компьютер, и они действуют как бы разумно. Поднимают предметы, открывают двери, стреляют, попадают, убивают…
– Дальше, – предложил Марсель.
– У этих персонажей есть искусственный интеллект.
– Допустим, хотя формально это не совсем так.
– Для нашего разговора сгодится. Итак, есть персонажи с искусственным интеллектом. Этот интеллект может со временем стать выдающимся искусственным интеллектом?
– Со временем, – согласился Марсель, а Леонтий кивнул.
– Согласен. Это хорошо. Теперь представь, что неодушевлённый игровой персонаж, обладающий выдающимся искусственным интеллектом, внутри игры создаёт сам, по своей воле, на своём компьютере, который тоже является частью игрового мира, свою компьютерную игру и населяет её персонажами, которых сам создал. Следишь за мыслью? В игре, которую создал человек, есть персонаж, обладающий искусственным интеллектом исходной игры, и этот персонаж создаёт свою игру со своими персонажами. Можешь такое представить?
О проекте
О подписке