Распутинщина

К ресторану «Астория» залихватски подкатило две тройки лошадей. С первой сошел высоченный мужик с бородой и в красной косоворотке. Мужик был явно навеселе. Рядом с ним были две ярко накрашенные девицы. А со второй повозки выскочила компания цыган-музыкантов. Вся толпа шумно двинулась ко входу в ресторан. Но дорогу им перекрыл швейцар и дрожащим голосом залепетал:

– Батюшка Григорий, не губи! Не могу пустить! Ресторан на спецобслуживании. Сейчас идет банкет, устроенный французским посольством.

– Чего, какие хранцузы? – заревел мужик. – Да я самый главный человек в Петербурге, царский советник! Я ваш долбаный шалман разнесу!

И мужик со всего размаха врезал кулаком по лицу швейцару. У того кровь брызнула из носа. Сразу резанула трель полицейского свистка. К ресторану кинулись полицейские, которые дежурили рядом. Но мужик и не думал останавливаться. Он сразу двинул кулаком в грудь первому подбежавшему полицейскому. Тот грохнулся на тротуар. Второй полицейский выхватил револьвер и выстрелил вверх. На шум подбежали еще два сотрудника охранки в штатском, которые вертелись возле дипломатического банкета. Потом прибежал и квартальный. Полицейские заломили мужику руки и вместе с девицами и цыганами отвели в участок. По дороге мужик орал:

– Вы мне, суки, ответите! Всех уволю!

А дежурный начальник в участке, услышав фамилию задержанного, даже побледнел. Подпрыгнув со стула, он начал бормотать:

– Извините, Григорий Иванович, ошибочка вышла. Чистейшее недоразумение. Не смеем вас задерживать. Доставим на полицейской повозке, куда пожелаете.

– Не желаю на полицейской кляче, у меня свои лошади имеются! А этих козлов в дворники определи! – рявкнул мужик и указал пальцем на стоящих по стойке смирно полицейских.

– Непременно накажем. А вам, Григорий Иванович, спокойной ночи! – начальник проводил мужика даже за порог участка.

А затем вернулся и свирепо набросился на пришедшего в участок швейцара.

– Ты что, морда, Распутина не знаешь? Ты понимаешь, с кем, скотина, в драку ввязался? В Сибирь сошлю!

Швейцар таращил глаза и с перепугу не мог сказать ни слова.

Назавтра в питерских газетах вышла заметка об очередном скандале, произошедшем с участием Григория Распутина.

Первая мировая война была в разгаре. Русская армия демонстрировала отдельные успехи, типа Брусиловского прорыва. Но общее положение дел было нерадостным. На фронте гибли тысячи русских солдат. Воинов косили не только пули и снаряды, но и вспышки тифа.

Крестьяне в деревнях испытывали большие проблемы. Некому было возделывать почву, собирать урожай. Хлеборобы-мужчины надели шинели и сидели в мокрых окопах. А их многодетные семьи начинали голодать.

Но знать жила своей беззаботной жизнью. Несмотря на войну, все рестораны Петербурга были забиты гуляющими. Клиентов даже добавилось. Ведь приезжающие с фронта в отпуск офицеры с удовольствием посещали увеселительные заведения. Отрывались здесь и купцы, промышленники, которые получали огромные подряды на поставку в воюющую армию медикаментов, продовольствия, обмундирования, транспорта, пороха, патронов, оружия. Шампанское лилось рекой. А икрой никого нельзя было удивить в ресторанном меню.

Столичное светское общество обсуждало сплетни о царской семье. А та нередко давала поводы для скандалов и сплетен. И более всего царскую семью компрометировал обычный русский мужик из Сибири Григорий Распутин. Некоторые считали его святым старцем. Григорий был желанным гостем в знатных семьях. Он посещал их с целью «лечения» мигреней, дурного настроения, хандры одиноких дам бальзаковского возраста. Но, кроме массажа и лечебного сна, Григорий занимался еще и «сексотерапией». Он вступал со знатными дамами в интимные отношения. И те были в восторге от необычного секса с сибирским мужиком.

Каким – то хитрым способом Распутин втерся в доверие к царской семье. Цесаревич Алексей страдал редкой болезнью – гемофилией. Доктора помогали не очень хорошо. А Распутин, который реально обладал навыками гипноза, без лекарства останавливал приступы болезни у Алексея. И набожная царица решила, что этот русский мужик послан семье Господом и является чуть ли не ее ангелом-хранителем. Поэтому Григорию был открыт доступ в Царское Село, где жила семья императора. Григорий сначала осторожничал, изображал из себя набожного человека. Но, по мере того, как упрочилось его положение, начал наглеть и очень дерзко вести себя в Петербурге. Он стал за деньги даже хлопотать перед царицей о назначении взяточников на высокие должности.

Постепенно Распутин настроил против себя обманутых мужей, патриотов, военных, полицейских, чиновников из царского окружения. Но, заодно, эта ненависть перекинулась и на царскую семью. Сплетники утверждали, что царица спит с Распутиным. Большевистские газеты публиковали карикатуры с откровенными изображениями государыни и Распутина. В Госдуме депутат Пуришкевич вызвал шквал оваций, разоблачив в своей речи «распутинщину». Авторитет царской семьи в обществе падал. Даже близкие люди отвернулись от Николая II и его жены. После неудач на фронте офицеры считали супругу царя немецкой шпионкой. Ходили слухи, что она передает секретные данные германскому генштабу, чтобы добиться поражения русской армии.

И ситуация не изменилась даже после убийства Распутина, в котором участвовали и родственники Николая II. Возник грандиозный скандал, который еще больше скомпрометировал царскую семью, показал всей России, какие нравы царят в Доме Романовых.

На дне

Зимним январским вечером собралась ужинать семья Соломиных. Подвальную сырую комнату освещала керосиновая лампа. Слабый свет выхватывал из темноты скромную обстановку жилища. За окном завывал зимний ветер. Печка, которая топилась в углу, но давала слабое тепло. Натопили несильно, экономили уголь. Во главе стола сидел Пантелей, кряжистый мужчина средних лет с черными мозолистыми руками, загорелым лицом. Черные смолянистые глаза угрюмо смотрели на стол. Рядом с ним по бокам пристроились жена Марфа и ее мать Авдотья. Далее за столом расположились трое детей. Самый старший был Павел. Ему уже исполнилось 12 лет. Рядом сидели две сестрички, девочки – погодки: Ксения и Маша. Ксении было 8 годиков, а Маше – 7.

Ужин был очень скудный. На столе стояли две глубокие миски с куриным бульоном. Одна миска для взрослых, а другая для детей. В мисках плавало по луковице, на дне было несколько косточек. Марфа раздала всем по маленькой краюшке черного хлеба. Мужу положила кусок побольше, как кормильцу семьи. Все по очереди зачерпывали бульон. Среди детей чувствовалось скрытое напряжение. Каждый хотел взять луковицу, но не решался это сделать. Наконец, луковичку выловила самая младшая Маша и жадно съела.

Семья поела жидкого бульона, хотя этим ужином, конечно, никто не насытился. Но все терпеливо молчали. И только Машенька спросила:

– Мамочка, а можно мне еще бульончика? Я кушать хочу!

– Машенька, возьми бараночку! Я с заводской столовой принес. Нам раздали на обед по случаю Рождества, – сказал отец. И дал дочери бублик.

– А когда жалованье выплатят? – жалобно спросила Марфа. – У нас уже не осталось продуктов. А бакалейщик в кредит больше не продает. И цены на макароны и хлеб поднял. Народ, когда увидел в лавке новые цены, начал возмущаться. А бакалейщик, харя бесстыжая, нагло ответил:

– Кого не устраивает, может не покупать.

Пантелей угрюмо выслушал рассказ жены и огорченно ответил:

– Жалованье на заводе опять задерживают. И нормы выработки повысили. Людям надоело это терпеть. Будем устраивать стачку. И не только на нашем заводе. Весь город поднимается! Завтра будет общезаводское собрание. К нам приезжают большевики. Расскажут, как рабочему человеку с колен подняться и скинуть буржуйское ярмо.

– А кто такие большевики? – спросил сын Павел.

– Рано тебе еще в политику лезть, – неодобрительно заворчала бабушка Авдотья. – Ты лучше бы пошел работать помощником трактирщика. Денежку начнешь зарабатывать и харч какой-то из трактира будет перепадать.

– Бабуля, я не хочу помои в трактире таскать. Лучше пойду на завод учеником токаря.

– На заводах теперь туго, жалованье задерживают даже опытным работникам, а ученики вообще копейки будут получать, – подключилась мама.

Отец грустно посмотрел на сына и сказал:

– Ты говорил, письмо пришло из деревни от брата. Почитай нам его.

Пантелей приехал в Петербург на заработки двадцать лет назад из деревни Корюковка Тверской губернии. А два его брата остались крестьянствовать. И вот младший брат Николай прислал весточку. После того, как Павлуша по слогам прочитал это длинное письмо, оно не добавило настроения семье. В нем сообщалось о нерадостной жизни родни. Сына Николая призвали в армию. Но на фронте пробыл он недолго. Получил тяжелое ранение, повалялся в госпитале и вернулся в деревню калекой, поскольку потерял ногу. И хотя солдата наградили даже Георгиевским крестом, но радости от этого было мало. Помещик, у которого до войны парень работал конюхом, отказался опять взять его на работу.

В деревне жили крестьяне плохо. Летом урожай погубила засуха. Рабочих рук не хватало. Мужчин забрали в армию. В поле работали только женщины. Часть полей уже не обрабатывалась. Из армии в деревню часто приходили письма-похоронки. Иногда возвращались и мужчины-калеки без ноги или руки. Сосед вернулся слепой, потерял оба глаза. И в таких случаях родня получала вместо кормильца нагрузку в лице неработающего члена семьи. Брат пожаловался, что умерла единственная лошадь. В деревне трудно выжить безлошадной семье. Приходилось запрягать бычка, чтобы как-то выкручиваться.

С большим возмущением описал Николай, как бесится с жиру в это тяжелое время местный помещик. Он закатывает в своей усадьбе балы, устраивает с дружками-дворянами охоты. Недавно пьяная компания охотников застрелила соседского теленка, приставала к деревенским девушкам. И никакой управы на помещика не было. Начальник местной полиции был его дружком и собутыльником.

Пантелей выслушал последние предложения письма, в которых брат передавал приветы его семье и пожелания здоровья. Потом взял табаку, сделал самокрутку, надел ватник и тяжелой походной пошел покурить на улицу.

Дул морозный, пронизывающий ветер, но Пантелею было жарко. В душе у него все клокотало, в голове молотом били мысли.

– Давить гадов надо, рвать на куски. Довели народ до ручки. Правильно говорят большевики. Надо отобрать заводы и землю у буржуев. Хватит терпеть. Завтра надо начинать стачку. И добиваться не только повышения жалованья. Долой эту буржуйскую власть! Вся власть народу! А если по-доброму не отвалят, то надо браться за оружие и скинуть силком это гнилое самодержавие! – рвали мысли голову Пантелея.

Саша, министром будешь?

– Мишель, завтракать! – жена позвала Терещенко к столу. Жаннет была врожденная француженка и называла мужа на свой манер. Михаил нехотя поднялся с дивана, накинул халат и двинулся в роскошную столовую. На столе блистала серебром посуда. Столовую украшали портреты украинских гетманов в золотых рамах. У Терещенко голова раскалывалась после вчерашней попойки с Сашкой, который уже сидел за столом. Они вчера славно гульнули.

В киевскую резиденцию Терещенко приехал в гости известный московский адвокат Александр Керенский. Они подружились давно. Керенский стал поверенным в его делах. Михаил Терещенко был крупным украинским сахарозаводчиком. Ему, еще молодому человеку, досталось огромное состояние от отца. Семье принадлежало 150 тысяч гектаров земли. Михаил Терещенко вошел в десятку богатейших людей Российской империи. Но петербургская знать не очень воспринимала Терещенко. Титулованные особы воротили от него нос, поскольку Терещенко не был даже дворянином. При царском дворе у него не было покровителей. И Михаила Терещенко бесила ситуация, при которой простой русский мужик Гришка Распутин имел большее влияние в Петербурге, чем богатейший человек России!

А Керенский проявил к Терещенко уважение и внимание. Они сошлись в делах и подружились. Они стали и политическими соратниками, оба ненавидели Романовых. И вот Александр приехал в Киев в гости. Терещенко решил проявить к другу максимальное хлебосольство.

Он взял свой теплоход, и друзья отправились кататься по ночному Днепру. Да не одни, конечно. Взяли артисток из киевского варьете, музыкантов, цыган. На теплоход загрузили шампанского, икры, красной рыбки и других деликатесов.

Компания славно повеселилась. Звучала музыка, артисточки танцевали канкан с раздеванием, цыгане пели романсы. На финише Терещенко и Керенский так надрались шампанского, что стали рваться на капитанский мостик и забрали у капитана штурвал. Попытались порулить кораблем. И так порулили, что посадили теплоход на мель. Пришлось вызывать еще один, чтобы взял на буксир их теплоход, застрявший на песчаной косе.

А теперь друзья вместе завтракали. Керенский был с утра совсем никакой, сидел с опухшим лицом и осоловевшими глазами. А Терещенко выпил рассола и вдруг без всяких подходов резко спросил:

– Сашка, ты помнишь, что вчера мы сделали?

Керенский густо покраснел. Он смутно помнил ситуацию после второй бутылки шампанского. Помнил только, что утром проснулся голый в каюте корабля. А рядом на постели спал голый Михаил. Женщин в каюте не было. Значит, роль женщины выполнял Керенский. Он лихорадочно оделся и выбежал на палубу. И теперь за завтраком, Михаил смотрел на Сашку и улыбался.