Цитаты из книги «Агрессия, или Так называемое зло»

Наоборот, для защиты потомства в высшей степени полезно, чтобы дети, и особенно их красивые пушистые шубки, с самого начала приводили свою мать в состояние раздражения и готовности к атаке. Напасть на них она не может – этому надежно препятствует торможение, включаемое их писком, – и тем легче она разряжает свою ярость на другие живые существа, оказавшиеся вблизи.

более того, не существует даже врожденной «схемы» – врожденного узнавания своих детей. Напротив того, целесообразное с точки зрения сохранения вида обращение с потомством есть функция множества возникших в процессе эволюции форм движения, реакций и торможений, организованных Великими Конструкторами таким образом, что все вместе они действуют при нормальных внешних условиях как целостная система, «как если бы» данное животное знало, что ему нужно делать в интересах выживания вида и его отдельных особей. Эта система уже то, что обычно называют «инстинктом» – в случае нашей индейки инстинктом заботы о потомстве. Однако это понятие, даже если определить его таким образом, вводит в заблуждение, поскольку функции этой системы не ограничиваются теми, которые содержатся в приведенном определении. Напротив, в общую организацию этой системы встроены и побуждения, имеющие совершенно иные функции, – в нашем примере агрессия и включающие ее рецепторные механизмы.

Совершенно очевидно, что не существует ничего, что, как целое, могло бы быть названо «материнским инстинктом» или «инстинктом заботы о потомстве»;

Как уже говорилось, «большая четверка» отнюдь не всегда обеспечивает главную мотивацию поведения животного и тем более человека. Еще более ошибочно было бы полагать, будто между одним из «больших» и древних побуждений и более специальным, эволюционно более молодым инстинктом всегда существует отношение доминирования в том смысле, что второй выключается первым.

Именно такие смешанные формы поведения, промежуточные между бегством и сексуальностью, превратились посредством ритуализации в те широко распространенные и имеющие совершенно определенное выразительное значение церемонии, которые принято называть чопорным поведением.

Легко и заманчиво постулировать особое побуждение, или «инстинкт», для каждой функции, которой можно дать понятное название и значение которой для сохранения вида очевидно – как, скажем, питание, размножение или бегство. Как привычен для нас оборот «инстинкт размножения»! Нельзя только внушать себе при этом – как делают, к сожалению, многие исследователи инстинктов, – будто такое слово дает одного из инстинктов – инстинкта агрессии, мы не можем ограничиться желанием выяснить, «зачем» он нужен, как в третьей главе. Чтобы понять причины нарушений и по возможности научиться их устранять, необходимо найти причины возникновения нормальной функции.

Все эти явления близко родственны друг другу, потому что имеют общий корень в одном и том же механизме поведения, целесообразность которого для сохранения вида непосредственно очевидна: существу, лишенному понимания причинных связей, должно быть в высшей степени полезно придерживаться поведения, которое однажды или несколько раз привело к цели и оказалось безопасным.

У многих видов толкунов, близких к ктырям, развился столь же красивый, сколь целесообразный ритуал, состоящий в том, что самец непосредственно перед спариванием вручает своей избраннице пойманное им насекомое подходящего размера. Пока она вкушает этот дар, он может ее оплодотворить без риска, что она съест его самого, – а такая опасность у мухоядных мух несомненна, тем более что самки у них крупнее самцов. Без сомнения, именно эта опасность произвела селекционное давление, выработавшее такое удивительное поведение.

Процесс, описанный на примере возникновения натравливания у кряквы, типичен для филогенетической ритуализации. Она всегда состоит в том, что возникает новое инстинктивное движение, форма которого подражает форме некоторого изменчивого способа поведения, вызванного несколькими стимулами.

он обнаружил в высшей степени поразительный факт: определенные формы движения в процессе филогенеза утрачивают свою первоначальную функцию и превращаются в чисто «символические» церемонии. Этот процесс он назвал Этот термин он употреблял без всяких кавычек; иными словами, он без колебаний отождествлял культурно-исторические процессы, ведущие к возникновению человеческих ритуалов, с эволюционными процессами, порождающими столь удивительные церемонии у животных. С чисто функциональной точки зрения такое отождествление вполне оправданно, как бы мы ни стремились сохранить осознание различия между историческими и эволюционными процессами.