Порыв ветра налетел на хребет высоких холмов. В небе проплывали хмурые тучи, волоча по земле ленты серых теней. В утренней тишине земля казалась пустой и безлюдной, когда двое всадников двигались во главе узкой колонны – джагуна из ста молодых воинов. Монголы, возможно, проскакали уже тысячу миль, не встретив никого на пути, и только скрип кожи да фырканье малорослых лошадей нарушали царившее вокруг безмолвие. Временами они останавливались и напрягали слух, и тогда тишина словно накатывала на них со всех сторон.
О том, что Субудай – важный военачальник на службе у хана, можно было судить лишь по его манерам и выправке. Доспехи из нашитых на кожаную основу железных пластин порядочно износились, во многих местах виднелись дыры и ржавчина. Зарубки на шлеме свидетельствовали о том, что тот не раз спасал жизнь своему владельцу. Но хотя доспехи обветшали, этот человек по-прежнему оставался таким же крепким и безжалостным, как скованная морозом земля. За три года набегов на северные земли он проиграл всего одну мелкую стычку, но уже на следующий день вернулся и разгромил непокорное племя, не позволив недоброй вести о его неудаче разлететься по свету. Субудай явил образец военного мастерства в далекой стране, где воздух делался холоднее с каждой милей вглубь безлюдных пространств. У Субудая не было карт, и только молва указывала ему путь к далеким большим городам, стоявшим на реках, которые зимой сковывал такой прочный лед, что на нем можно было зажарить быка.
Справа от Субудая скакал Джучи – старший сын самого хана. Юноше едва исполнилось семнадцать лет, но, возможно, именно ему предстояло унаследовать власть над народом. Возможно, когда-нибудь он во время войны даже будет отдавать приказы Субудаю. Но пока у Джучи были такие же доспехи из засаленной кожи и железных пластин, те же седельные мешки, то же оружие, что и у всех остальных воинов. Субудай хорошо знал, что Джучи не брезгует питательной смесью из сушеной крови и молока, разведенных небольшим количеством воды. Ибо эта земля не прощала беспечного отношения к вопросам выживания. И оба уже усвоили уроки зимы.
Джучи чувствовал пытливый взгляд военачальника и не терял бдительности. С ним он провел больше времени, чем с отцом, но старые привычки трудно преодолеть. Джучи не доверял никому, даже Субудаю, несмотря на безграничное уважение к этому человеку. Командир Волчат был создан для войны, хотя и отрицал это. Субудай превыше всего ценил разведку, военную выучку, тактику, лук и стрелы, но те, кто шел за ним на войну, верили в то, что он победит при любом раскладе. Другие могли придумать новую конструкцию меча или седла, а вот Субудай создавал новые армии, и Джучи знал, что иметь такого наставника – особая честь. Юноша надеялся, что на востоке дела его брата Чагатая продвигались так же успешно. Как же легко было теперь, скача по холмам, помечтать и представить, как онемеют от удивления отец и братья, когда увидят, как Джучи повзрослел и окреп.
– Какая самая важная вещь лежит у тебя в мешках? – вдруг спросил его Субудай.
Джучи на мгновение поднял глаза на сгущающиеся облака. Субудай любил проверять его знания.
– Мясо, командир. Без мяса я не смогу воевать.
– Разве лук не важнее? – переспросил Субудай. – Кто ты без лука?
– Никто, командир. Но без мяса я ослабну и не смогу стрелять.
Услышав, что юноша повторяет его же слова, Субудай проворчал:
– Когда мясо закончится, сколько ты протянешь на сушеной крови и молоке?
– Шестнадцать дней – самое большее. Если не умру от ран.
Джучи отвечал не задумываясь. С тех пор как вместе с Субудаем они покинули цзиньскую столицу, юноша хорошо выучил ответы.
– Какое расстояние ты сможешь покрыть за это время? – продолжал Субудай.
– Чуть больше полутора тысяч миль, если буду менять лошадей. И еще половину этого расстояния, если буду спать и есть в седле, – пожал плечами Джучи.
Заметив, что юноша отвечает, почти не задумываясь, Субудай сменил тактику.
– Чем опасны холмы впереди нас? – резко спросил он.
Джучи растерянно поднял голову:
– Я…
– Быстро! Люди ждут от тебя решения. Их жизнь зависит от твоего слова.
Джучи сглотнул. Субудай давно стал для него учителем.
– Солнце у нас за спиной, значит когда мы поднимемся на вершину холма, то будем видны как на ладони с расстояния нескольких миль, – ответил Джучи. Субудай начал было кивать, но юноша продолжил: – Земля сухая. Когда перевалим за гребень гряды, в воздухе за нами останется облако пыли.
– Хороший ответ, Джучи, – похвалил Субудай.
С этими словами он ударил пятками лошадь и помчался вперед к гребню холма. Как и предсказывал Джучи, отряд из ста всадников поднял ввысь целый столб красноватой пыли и мелкого песка. Кто-нибудь мог легко их заметить и сообщить об их местонахождении.
Достигнув вершины, Субудай не остановился и проскакал чуть дальше. Джучи последовал за ним, и через мгновение глоток пыли заставил его прокашляться в руку. Субудай остановил лошадь в пятидесяти шагах от гребня. Дальше начинался крутой спуск в долину. Без всякой команды монголы окружили своего полководца широким двойным полукольцом наподобие натянутого лука. Тактика поставленного над ними военачальника давно была им знакома.
Насупив брови, Субудай уставился вдаль. Внизу, зажатая холмами, тянулась плоская равнина. По равнине бежала река, полноводная после весенних дождей. Вдоль берега реки медленно продвигалась колонна, пестреющая хоругвями и знаменами. От волнения Джучи почувствовал, как внутри что-то сжалось, но все равно испытал восторг от увиденного – зрелище и в самом деле было восхитительным. Десять или одиннадцать тысяч русских конных витязей шествовали впереди под развевающимися красно-золотыми стягами. Позади конного войска тянулся длинный обоз из телег и запасных лошадей. На повозках и рядом с ними двигались несколько тысяч женщин, детей и слуг. Как раз в этот момент солнце выглянуло из-за серых туч и позолотило долину гигантским лучом. Доспехи витязей весело заиграли на солнце.
Их лошади, массивные и косматые, были почти вдвое крупнее монгольских низкорослых скакунов. Да и сами всадники в глазах Джучи тоже выглядели необычно. Закованные в кольчугу с головы до колен, они казались тяжелыми и грузными, точно изваянными из камня. Лишь голубые глаза да кисти рук оставались незащищенными. Облаченные в доспехи всадники подготовились к битве, в руках они держали длинные копья. Направленные стальным наконечником к небу, копья были вставлены торцом в кожаную чашку на стремени. Еще Джучи разглядел секиры и мечи, висящие на поясном ремне. К седлу каждого воина был прикреплен листообразный щит. Над головами колыхались узкие треугольные флаги. В игре солнечного света и тени зрелище было весьма впечатляющим.
– Они должны нас заметить, – пробурчал Джучи, подняв глаза на облако пыли вверху.
Субудай услышал его и повернулся в седле:
– Это не люди степей, Джучи. Их глаза не приспособлены видеть на таком расстоянии. Ты испугался? Их воины – настоящие великаны. Я бы испугался.
На мгновение Джучи овладела злость. Если бы эти слова сказал его отец, их можно было бы принять за насмешку. Но Субудай говорил с огоньком в глазах. Ему было немного за двадцать, слишком мало, чтобы командовать даже сотней. В нем не было страха, и Джучи знал, что его командира не пугают ни мощные боевые кони русских, ни грозные всадники. Он верит только в скорость и стрелы своих Волчат.
Джагун делился на десять арбанов, каждый с десятником во главе. Только десятники, по приказу Субудая, имели тяжелое вооружение. Остальные носили кожаные туники, поддетые под дээлы. Джучи знал, что Чингис предпочитал тяжелую конницу легкой, но воины Субудая, кажется, научились воевать с минимальными потерями. В бою они могли действовать проворнее и быстрее русских тяжеловесов, и к тому же монголы не ведали страха. Вместе со своим полководцем они жадно смотрели вниз и ждали, когда их заметят.
– Ты знаешь, что твой отец прислал гонца с приказом возвращаться домой? – спросил Субудай.
– Об этом все знают, – кивнул Джучи.
– Я намеревался идти дальше на север, но я слуга твоего отца. Он велит – я подчиняюсь. Тебе это понятно?
Джучи пристально посмотрел на своего командира, позабыв на время о русских витязях в долине.
– Понятно, – ответил он с бесстрастным видом.
Субудай тоже посмотрел на своего воспитанника довольным взглядом:
– Надеюсь, что это так, Джучи. За твоим отцом можно идти хоть на край земли. Хотелось бы услышать, что он скажет, когда увидит, как сильно ты возмужал.
Джучи едва справился с приступом гнева, на миг исказившим его лицо, но тотчас взял себя в руки и сделал глубокий вдох. Во многих отношениях Субудай заменил ему отца, но юноша не забывал и о том, что этот человек – преданный слуга хана. Достаточно одного слова Чингиса – и Субудай убьет его собственными руками. Глядя на Субудая, Джучи подумал, что, наверное, в его сердце останется немного места для сожалений, но слишком мало для того, чтобы сохранить юноше жизнь.
– Отцу понадобятся преданные люди, Субудай, – произнес Джучи. – Он не позвал бы нас, чтобы строить или отдыхать. Снова отыщет новые земли для разорения. Он как волк – вечно голоден и будет насыщать брюхо, пока не лопнет.
Нелестные слова в адрес хана заставили Субудая сердито нахмурить брови. За три года походов он ни разу не слышал, чтобы Джучи говорил об отце с любовью и теплотой. Правда, в его словах время от времени звучала тоска, но и та проявлялась все меньше с течением лет. Покинув дом мальчиком, Джучи вернется к отцу мужчиной. В этом Субудай давно перестал сомневаться. Несмотря на свою несдержанность, в бою Джучи действовал хладнокровно, и солдаты глядели на него с уважением.
– У меня есть еще один вопрос для тебя, Джучи, – сказал Субудай.
– У тебя всегда есть вопрос наготове, командир, – усмехнулся Джучи.
– Мы водили этих железных витязей за собой многие мили, чтобы измотать их лошадей. Перехватывали и допрашивали их разведчиков. И все же я так и не узнал, что за Иерусалим они ищут и кто такой этот белый Христос. – Субудай пожал плечами. – Может быть, настанет день, когда я с ним сражусь, но мир велик, а я не могу разорваться на части.
Говоря с Джучи, Субудай не отрывал глаз от вооруженных всадников в долине и длинного обоза позади них.
– Так вот мой вопрос, Джучи. Эти всадники для меня ничего не значат. Твой отец велел мне возвращаться, и я готов отправиться в путь прямо сейчас, пока на летних пастбищах довольно корма для лошадей. Тогда что мы тут делаем? Ждем, когда враг вызовет нас на бой?
– Отец назвал бы это именно так. Он сказал бы, что для мужчины нет ничего лучше, чем провести жизнь, воюя с врагами. А еще он, наверное, сказал бы, что тебе нравится это занятие, командир, и это единственная причина, по которой ты это делаешь, – ответил Джучи с холодным блеском в глазах.
Субудай ничуть не смутился.
– Может, он так и сказал бы. Только ты прячешься за его словами. Зачем мы здесь, Джучи? Их тяжеловесные кони нам не нужны даже на мясо. Зачем мне рисковать жизнью своих воинов только ради того, чтобы разгромить эту колонну?
– Если не ради этого, тогда не знаю, – нервно пожал плечами Джучи.
– Ради тебя, Джучи, – серьезно ответил Субудай. – Когда ты вернешься к отцу, тебе будут известны все виды боя в любое время года. Вместе с тобой мы брали большие и малые города, прошли через пустыни и дремучие, непроходимые леса. Чингис не найдет в тебе слабости. – Глядя в окаменевшее лицо Джучи, Субудай улыбнулся. – Я буду испытывать гордость, когда люди скажут, что ты постигал военную науку под началом Субудая Храброго.
Джучи не мог не ухмыльнуться, услышав прозвище Субудая от него самого. В военных лагерях не было секретов.
– Ну вот, – буркнул Субудай, указывая вдаль на дозорного, мчавшегося в начало колонны. – Командир, ведущий наших врагов, впереди. Большой храбрец.
Джучи представил внезапный страх, который смешает ряды неприятелей, как только они посмотрят в сторону холмов и увидят монголов. Субудай лишь тихонько посмеивался, когда от колонны отделилась большая группа всадников и начала двигаться вверх по склону холма, держа копья наизготове. Когда же пространство, разделявшее оба войска, достаточно сузилось, Субудай дерзко обнажил зубы. Русские выступали, самонадеянно поднимаясь по холму, и он страстно желал преподнести им урок.
– Джучи, где твоя пайцза? Покажи мне.
Джучи протянул руку за спину, где на седле висели колчан и лук. Подняв сумку из грубой кожи, юноша вынул оттуда дощечку из чистого золота с печатью в виде волчьей головы на ней. Вещица весила около двадцати унций и была тяжела, но невелика по размерам, чтобы удобно было держать в руке.
Субудай не обращал внимания на всадников, упрямо скачущих вверх по склону, чтобы встретиться с перворожденным сыном самого Чингиса.
– Твоя пайцза, Джучи, дает тебе право командовать тысячей под моим началом. Пайцза сотника из простого серебра, такая как эта. – Субудай протянул дощечку из светлого металла, чуть больше той, что была у Джучи. – Разница в том, что серебряную пайцзу дают командиру, которого выбрали начальники арбанов.
– Знаю, – ответил Джучи.
Субудай бросил взгляд на русских всадников. Они подступали все ближе.
– Десятники этого джагуна просили, чтобы в бой их вел ты, Джучи. Я тут ни при чем.
Субудай протянул серебряную пайцзу, и Джучи с радостью принял ее, отдав золотую дощечку военачальнику. Выражение лица Субудая было торжественным, нарочито сдержанным, хотя глаза горели ярким огнем.
– Когда вернешься к отцу, Джучи, ты будешь знать все звания и должности, – продолжил он. Затем сделал несколько уверенных взмахов рукой. – Правое крыло. Левое крыло. Центр.
Субудай направил взгляд поверх голов русских витязей, чьи кони легким галопом старательно взбирались по склону. Как только на дальнем утесе блеснула яркая точка, он уверенно кивнул:
– Пора. Ты знаешь, что делать, Джучи. Командуй.
Субудай молча похлопал юношу по плечу и скрылся за гребнем холма, оставив джагун под командой только одного военачальника.
Чувствуя на своей спине взгляды сотни воинов, Джучи постарался не выдать овладевшего им приятного возбуждения. Командиры арбанов избирались воинами. Затем десятники выбирали одного командира, за которым вся сотня шла на войну. Быть избранным таким образом означало удостоиться большой чести. Внутренний голос шептал Джучи, что все эти люди чтят только его отца, но, отмахнувшись от этих мыслей, юноша отбросил сомнения. Он заслужил это право. Вера в себя придала ему сил.
– Готовь луки! – скомандовал Джучи, и монгольские всадники разомкнули строй, оставив больше свободного места для удобства стрельбы.
Чтобы снять напряжение, Джучи крепче взялся за поводья. Он обернулся через плечо, но Субудай на самом деле исчез из виду, оставив его одного. Воины не сводили с Джучи глаз, и он принял невозмутимое выражение лица, зная, что они надолго запомнят его бесстрашие. Готовые к бою луки поднялись в ожидании сигнала, и Джучи вытянул вверх сжатую в кулак руку, чувствуя, как в груди сильно забилось сердце.
Когда противник оказался на расстоянии четырехсот шагов, рука Джучи опустилась, и воздух рассекли стрелы. Было слишком далеко, и те из них, что долетели до русских, ударились о щиты и упали наземь. Приподнятые и выставленные вперед, длинные щиты русских всадников служили им надежной защитой, закрывая тела воинов почти целиком. Монгольские стрелы вновь взмыли в воздух, но и вторая атака не дала результата. Русские не потеряли ни одного воина.
Мощные лошади русских скакали не слишком быстро, но расстояние между противниками сокращалось. Джучи наблюдал. Когда между ними осталось двести шагов, он вновь поднял руку, и монгольские луки снова были готовы пустить стрелы. Но Джучи не знал, пробьют ли стрелы вражеские доспехи с этого расстояния.
– Стреляйте так, как будто впервые взяли лук в руки! – закричал он.
Его люди ухмыльнулись, но выполнили приказ. Джучи невольно поморщился, видя, как стрелы пролетели точно над головами врагов, словно пущенные напуганными новичками. Совсем немногие стрелы попали в цель, повалив на землю лишь нескольких всадников и лошадей. Неприятель подступал ближе. Уже слышался гул атаки и было видно, как передние шеренги опустили длинные копья в предвосхищении битвы.
Джучи переживал, но внезапная злоба пересилила страх. Теперь хотелось только обнажить меч и направить своего скакуна на врага. Отчаянно покачав головой, Джучи, однако, отдал совсем другой приказ.
– Всем отступать и укрыться за гребнем холма! – прокричал он.
Джучи потянул за поводья, и конь помчался назад. Выкрикивая что-то бессвязное, монголы беспорядочно последовали за командиром. Джучи услышал, как за спиной раздались глухие возгласы ликования, и желчь подступила к горлу. То ли от страха, то ли от гнева – юноша не знал.
Илья Мажаин сморгнул пот, мешавший глазам видеть позорное отступление монголов. Как и тысячу раз прежде, он ослабил поводья и положил руку на грудь, обратившись с молитвой к святой Софии, чтобы та даровала победу над врагами веры. Под кольчугой к груди прижималось самое ценное – золотой крест-мощевик с крошечным кусочком косточки пальца святой. Новгородские монахи уверяли Илью, что он будет жить, пока с ним крест, и Илья верил, что неуязвим. Покинув вместе с товарищами город святой Софии, он отправился на восток, где долго служил великому князю и даже намеревался идти в Иерусалим, чтобы защищать город от иноверцев. Но набеги монголов нарушили его планы.
– Отдай их мне, Господи, и я сокрушу их кости, уничтожу их поганые идолища, – тихонько молил Илья, подавшись вперед в седле и сгорая от желания сойтись с отступавшим врагом лицом к лицу.
Монголы бешено мчались вниз по дальнему склону, но лошади русских были сильны, и расстояние между противниками неуклонно сокращалось. Илья чувствовал настроение своих витязей, которые ехали рядом, выкрикивали ругательства и громко подбадривали друг друга. Они теряли товарищей в ночных перестрелках. Разведчики бесследно исчезали, или, того хуже, их тела находили позже с такими увечьями, от которых выворачивало желудок. За последний год Илья повидал столько сожженных городов, сколько не видел за всю прежнюю жизнь, и черный дым пепелищ отчаянно взывал к отмщению. Но монголы всегда исчезали раньше, чем он приходил на помощь. Теперь он гнал своего жеребца вперед, несмотря на то что утомленное подъемом животное уже начинало терять силы, хрипело и фыркало белой пеной, сгустки которой прибивало ветром к груди седока.
– Вперед, братья! – кричал Илья.
Он верил, что в этих местах поганые больше никому не причинят зла. Монголы осквернили все, что ему было дорого, – от улиц родного города до величественной простоты храма благословенной святой.
А впереди монголы беспорядочно отступали, едва различимые в облаке поднятой пыли. Илья отдал приказ выстроиться в плотную колонну из пятидесяти шеренг по двадцать человек в каждой. Витязи привязали поводья к луке седла и, управляя лошадьми только ногами, прикрываясь щитом и с копьями наперевес, наклонились вперед через шеи лошадей. Воистину это было великое воинство и оно было готово дать бой!
О проекте
О подписке