Читать книгу «Вверх по реке времени. Российские школьники об истории XX века. Сборник работ стипендиатов Фонда Михаила Прохорова – лауреатов Всероссийского исторического конкурса старшеклассников Человек в истории. Россия – XX век» онлайн полностью📖 — Коллектива авторов — MyBook.
image
















Действительно, был предусмотрен кормоцех, где коровья пища размельчалась и по транспортерам передавалась прямо буренкам. Молоко по специальным трубам сразу поступало в предусмотренный для этого молочный зал, оборудованный холодильниками. Скотникам тоже почти нечего было делать, ведь навоз сам проваливался под решетки.

Стоимость комплекса составила 1 млн 200 тыс. рублей (не деноминированных! – уточнил Виктор Андреевич). Если всмотреться в такой проект, то он действительно покажется грандиозным. Но почему-то сразу все пошло вкривь и вкось. Первый блок комплекса открыли в 1977 году – это Виктор Андреевич помнит очень хорошо. Второй блок никогда и не открывался.

Чистка навоза по проекту должна была проводиться раз в пять лет, но не было произведено ни одной. «Жидкая фракция» (выражение В.А. Ковалева) быстро затопила насосы (они были смонтированы чересчур низко), и они вышли из строя. Ни одного грамма «жидкой фракции» не откачали из подвалов комплекса. Аммиак «жидкой фракции» стал сочиться в молочный зал.

Четыре коровы упали вниз почти сразу после открытия. Их вытаскивали лебедками, ведь они летели почти пять метров! На то, чтобы вытянуть одну корову, уходили часы: коровам не объяснишь, что им пытаются помочь, они сопротивлялись, как только могли. После того как количество «жидкой» и «твердой» фракции увеличилось, коровы начали там плавать.

Виктор Андреевич пояснил, почему чугунные решетки не выдерживали веса коров. Дело в том, что время от времени какая-то из них уходила в запуск. Тогда другие коровы прыгали на нее, так что рассчитанный по проекту вес сильно возрастал.

В быстром закате этого нацпроекта сыграл, по словам Виктора Андреевича, свою роль и «человеческий фактор». Восемь доярок работали в две смены. То есть, по существу, коровы, которые привыкают к одному человеку, не знали своих хозяек. К тому же нагрузка на одну доярку (50 коров) оказалась непомерно высокой. Платили им немного – стараться не было выгоды. Коров стали «списывать» из-за недостаточности удоев.

Скотники тоже получали копейки. Виктор Андреевич рассказал, что двое из них (Н.И. Сысовский и В.М. Вощинский) действовали так. Один грузил корм на одном конце транспортера, а второй стоял на другом конце. Время от времени Сысовский укладывал на движущуюся ленту полный мешок корма, а на финише этот мешок попадал прямо в сани сотоварища, который спешил в село, чтобы продать его (в основном, за самогон). Это был дополнительный заработок скотников. Но страдали недоедавшие коровы.

По количеству надоев курлакский колхоз, обладатель современнейшего комплекса, занимал одно из последних мест в районе. Планы, которые спускались сверху, не выполнялись. Но от руководства колхоза, сказал Виктор Андреевич, требовали неукоснительного выполнения плана. Сводки должны были подаваться каждый день. И если показатели были ниже положенных, то, по образному выражению Виктора Андреевича, надо было без приглашения ехать в район и «прихватывать с собой розгу».

Из затруднений выходили по-разному. Например, с негласного согласия районного начальства собирали молоко в частном секторе, то есть у жителей села, и записывали его как колхозное.

Или поступали так. Ехали в соседнее село Тишанка и покупали там масло (жители этого села славились своей хозяйственностью). В районе масло принимали в счет молока: один килограмм масла заменял 25 л молока. Но если в Тишанке за килограмм масла надо было платить 5 рублей, то в районе за него на колхозный счет поступало 2,5–2,7 рубля. Разницу должны были выплачивать из своего кармана колхозные специалисты (председатель, парторг, зоотехники, ветврачи).

Записные книжки В.А. Ковалева – это, без преувеличения, ценный исторический материал. По ним можно написать целое большое исследование. Тут, как из мозаики, складывается курлакская история того период социализма, который имел название развитого (в блокнотах зафиксированы 1978–1988 годы).

Бесконечные собрания, заседания, пленумы, совещания и рядом – планы по молоку, шерсти и мясу, центнеры проса, ржи и пшеницы, вывозка соломы, подписка газет, участие в учительских семинарах, постоянная борьба за дисциплину труда – это только маленький перечень того, что можно узнать из блокнотов.

Создается впечатление, что тогда существовало как бы два мира. Один – мир районных начальников. Они все время требуют отчетности в трехдневный срок, «улучшить», «уделить внимание», «совершенствовать», «серьезно заниматься» и так далее. Но этот мир кажется виртуальным. Как будто районное начальство сделано не из того же теста и не видит дальше своего носа.

Совсем другой мир – реальная колхозная жизнь с падежами скота и негульными стадами, вечно пьяными скотниками и часто нетрезвыми доярками. Чуть ли не на каждой странице блокнотов можно прочитать: «пьяна в стельку во время обеденной дойки», «отвез муку своему тестю», «групповая кража фуража», «пьян на заседании правления, ругань и угрозы на заседании».

Атмосфера на районных партийных заседаниях – это еще и мир абсурда. Бывало, что Виктор Андреевич записывал до 60 пунктов разных указаний. По записям можно понять, что парторг колхоза «Путь к коммунизму» Виктор Андреевич страшно скучал на заседаниях. Например, однажды он в блокноте составлял новые слова из слова «Курлак». У него получилось: рак, лак, кулак, Урал, рука. А один раз, когда его снова отчитывали за «молоко», он написал: «Коровы не кормятся – накормить, подоить, напоить». Эта запись – знак отчаяния. Как выполнить требования начальства и заставить нерадивых скотников кормить коров, а доярок доить их? Еще на одной странице – расчеты с пометкой «К совещанию 6 августа». По этим подсчетам выходит, что план по сдаче молока нереально выполнить. Тут Виктор Андреевич и складывает, и вычитает, и делит. Но итог – рисунок внизу страницы: виселица.

В реальной жизни оставлять коров на комплексе стало просто невозможно. «Типовой двухрядный коровник на 100 голов стоил тогда 120 тысяч рублей», – сказал нам Виктор Андреевич. То есть за 1 миллион 200 тысяч угробленных понапрасну рублей можно было построить 10 типовых коровников, где коровы не летали бы вниз.

Колхоз залез в очередную невылазную трясину долгов. Все – и В.П. Матвиенко, и В.А. Ковалев – говорили почти одно и то же: «Не продумали, не доделали, вот и развалилось все».

Размышляя о причинах неудач с «БАМом», В.А. Ковалев вспомнил об одном рисунке из журнала «Крокодил» (это, по его словам, был единственный журнал, где разрешалось критиковать социализм). На рисунке сходятся в одной точке асфальтированная дорога и железнодорожный путь. Вокруг в задумчивости стоят чиновники. Кто-то говорит: «Да, видно, вышла ошибка в инженерном проекте».

Наш курлакский «БАМ» – это такой же путь в никуда, как и БАМ настоящий. Ведь эта железная дорога, которую так долго и с таким трудом строили, сейчас никому не нужна.

НАЦПРОЕКТ № 3 «ДОМ У ДОРОГИ» (ДОМ ЖИВОТНОВОДОВ, 1985)

В одном из блокнотов В.А. Ковалева есть такая запись: «Дом животноводов – до 10 января дать план его строительства». Запись сделана на совещании райкома КПСС от 27 декабря 1984 года. На закате социализма был предпринят еще один нацпроект – строительство Домов животноводов.

Сам Виктор Андреевич так объяснил необходимость таких домов: «Доярки работали в две смены. В Доме животноводов они могли получить медико-психологическую разгрузку. Дом был прекрасно оборудован: конференц-зал поддерево, ковры, паласы, люстры. Все, вплоть до ложек и вилок, закупил колхоз. Там должны были действовать буфет и столовая. Но на деле доярки редко там бывали. Между дойками они спешили домой: полоть огороды и убирать собственную скотину».

Моя (Губаревой Даши) бабушка тогда опять работала зоотехником в колхозе. Дом животноводов был как бы и ее домом. Она при упоминании этого здания начала рассказывать с восхищением: «В Доме животноводов проводились разные мероприятия. Там был очень большой зал. В этом доме были душевые кабинки. Кругом одни ковры, красивые шторы, мебель. Все было очень комфортно».

Потолок Дома был отделан гипсовой лепниной, с потолка свешивались большие стеклянные люстры. Стены отделаны под дерево, пол покрыт паркетом. Дом был разбит на такие помещения: огромный актовый зал, комната отдыха, кухня, столовая, буфет, продуктовый магазин, душевые. На полах в комнате отдыха лежали дорогие ковры, там же стояли мягкие удобные кресла и диваны. На кухне было полно всякой посуды.

Потом бабушка вздохнула и продолжила: «Но почему-то из этого дома все растащили. Ох, поднажились люди, которые там работали. Они забирали все: стулья, посуду, столы, ковры».

Почему люди стали растаскивать Дом животноводов чуть ли не со дня его открытия, понятно – колхозы стали рушить вместе с крушением социализма в 1991 году. Бабушка умолчала, что при дележе имущества и ей как зоотехнику достались два кухонных стола, которые до сих пор служат нам верой и правдой.

Вскоре после беседы с бабушкой я пошла к Т.Н. Бердниковой, которая теперь работает продавщицей в местном магазине «Все для дома», а тогда была заведующей в Доме животноводов и торговала там в буфете. В магазине Дома Т.Н. Бердникова торговала хлебом, консервами, конфетами. «Колбасы не было, так как не было холодильников. Если колхоз выделял сахар, то выдавала и его», – сказала она.

А потом добавила, что когда ввели талоны, то выдавала продукты и по ним. Я удивилась: что значит – по талонам? Татьяна Николаевна объяснила, что в начале 90-х годов стало ничего не хватать, самых обыкновенных продуктов: масла, колбасы, кондитерских изделий, даже водки. На все это жителям были положены талоны на месяц. Если в течение месяца талон не был отоварен, то он пропадал. В другом селе или городе по этим талонам ничего купить было нельзя.

Когда мы были у В.А. Ковалева, то он показал нам такие талоны. Это талоны его матери, Дарьи Михайловны Ковалевой, давно уже не действительные, но она хранила их до самой смерти. Талоны были ей выданы на 1991 год Суходонецким сельсоветом Богучарского района Воронежской области. Дарья Михайловна почти не использовала талоны на кондитерские изделия (отрезан только талон за апрель) и с мая не отоваривала талоны на колбасу. По словам Виктора Андреевича, его мать уже тогда была преклонного возраста, а магазин находился далеко от ее сельца.

Как оказалось, животноводы в Дом животноводов заглядывали редко. Не они сидели в мягких креслах и мылись в душевых. Татьяна Николаевна сказала, что в основном Дом использовался как место проведения различных собраний.

Например, сход колхозников и граждан села Новый Курлак 29 марта 1986 года наверняка состоялся именно в Доме. На сходе предстояло решить такие вопросы (они зафиксированы в одном из блокнотов В.А. Ковалева):

– съезд (имеется в виду съезд КПСС) и алкоголь;

– план и алкоголь;

– дисциплина и алкоголь;

– семья и алкоголь;

– дети и алкоголь;

– отношение к самогонщикам и пьяным людям (поим друг друга);

– запрет на спиртное;

– досуг молодежи и всех колхозников.


Мы тогда спросили у Виктора Андреевича, чем была вызвана такая повестка дня. Он ответил, что в самом начале перестройки КПСС повела отчаянную борьбу с алкоголизмом. Для этого предпринимали все возможные и невозможные меры. Вырубали виноградники, ограничивали продажу спиртного, вели войну с самогонщиками. Заставляли устраивать безалкогольные торжества: свадьбы, дни рождения и выпускные балы. Виктор Андреевич сказал, что свадьбу своего старшего сына он тоже хотел сделать безалкогольной (должность парторга обязывала показывать пример), но потом отказался от этой затеи: гости бы его не поняли.

Мы спросили, дала ли борьба с алкоголизмом эффект. Виктор Андреевич ответил, что эффект борьба дала, но прямо противоположный. В народе ходила частушка:

 
Как поедете в Москву,
То скажите Мише:
«Как мы пили, так и пьем,
Только чуть потише».
 

Миша – это лидер КПСС М.С. Горбачев.

А народ пил все, что содержало алкоголь. Было много отравлений.

Дом животноводов просуществовал около семи лет. Потихоньку из него все вытащили.

Правда, само здание продержалось еще несколько лет: тут жили приезжие рабочие, а когда пошел повальный приезд русских из республик Средней Азии, то и целые семьи. Использовали Дом и как склад.

Как бы невзначай я задала такой вопрос: «А кто растащил все добро и „разбомбил“ такое здание?» Она помолчала, потом улыбнулась и ответила: «Да мы же и растащили. Сам народ. Все мы здесь не святые».

В конце беседы я поинтересовалась, жилось ли в те времена, когда разваливался социализм, лучше, чем сейчас. Т.Н. Бердникова без колебаний отдала предпочтение тому времени. Она обосновала это так: «Была какая-то стабильность. Платили какую-никакую зарплату. Сельсовет активно работал: тут проводились бракосочетания, выдавали заключения о смерти, документы о купле-продаже.

Населению было удобно – не надо было ездить в район. А сейчас сельсовет только налоги активно собирает да талоны на газ выписывает. В нынешнее время процветает коррупция. Я думаю, это власть до такого довела. Кругом обман и зависть. Каждый сам за себя, все сидят по углам, только тем и занимаются, что друг друга топят».

Но я нашла в словах тети Тани противоречие. Сначала она говорила, что зарплату в колхозе не платили, все разваливалось, в том числе и Дом животноводов, а потом стала говорить совсем иное.

Дом разрушился вместе с социализмом и колхозами. Наступила другая эра.

ПАРОДИЯ НА СОЦИАЛИЗМ?

Когда мы беседовали со старшими людьми о социализме, о тех порядках, что были раньше, то невольно начинали сравнивать то время с тем, в котором мы сами живем. Наверное, отличия есть. Мы не знаем, что такое талоны на продукты и что такое очереди. Но почему-то нам кажется, что сходства больше. Мы тоже часто слышим о нацпроектах, о «светлом будущем», о патриотизме.