Сценарии предстоящего выбора

Вот откуда наблюдаемая нами нервозность всех групп правящего класса России. Но она усугубляется еще и тем, что два главных бойца за трон вознамерились переиграть и Россию, и Путина.

Они решили, что смогут запустить такие политтехнологические механизмы, которые поставят Путина перед отсутствием выбора. В результате Дмитрий Медведев, судя по данным Фонда «Общественное мнение», уже набирает рейтинги, соизмеримые с путинскими. И это – в присутствии Путина в рейтинговом списке!

Отсюда следует, что Медведев получает собственный электоральный ресурс, независимый от Путина. Тем самым ему, Путину, как раз и показывают, что выбора у него уже нет. И это – почти правда: если нынешняя ситуация продлится еще какое-то, очень недолгое, время, то выбора действительно не будет.

Понятно, что такая развязка мало кого устраивает. Потому что держателем и гарантом конвенции, а тем более достраивающим ее субъектом может быть лишь человек, который мыслит ее не теоретически, а исходя из ее реального содержания, который «нутром» ощущает, что означает удерживать равновесие между элитами. А человек, сформировавшийся в юридической среде и рассуждающий о том, что категория легитимности отсутствует в гражданском кодексе, – это человек из другого мира. Это – как В. Ющенко для Украины.

Разница между В. Януковичем и В. Ющенко состоит в том, что один прекрасно понимает, что такое конвенция, а второй, выучившийся по американским учебникам, твердит, что главное – это закон. А до следующего тома институциональной экономики, где речь идет о том, что закон живет только тогда, когда под ним стоят этические нормы, он просто не дошел, его он выучить не удосужился. А может быть, даже и не знает о его существовании.

Вслушайтесь, господа «законники», в то, что один умный человек написал ровно 150 лет назад (моя любимая, кстати, цитата): «У нас самый закон заклеймен неискренностью; не озабочиваясь определительностью правил и ясностью выражений, он прямо и последовательно требует невозможного». Это – граф П. Валуев, прототип Каренина, прототип министра в «Сне Попова», автор первого проекта конституционной реформы Александра Второго. Литая формула, найденная полтора века назад.

Судьба путинской конвенции пока еще зависит от самого Путина. При этом и у него самого есть желание остаться ее держателем после ухода с поста президента. Он полагает, что может сохранить нынешний уровень своего влияния и при новом руководителе, при необходимости корректируя его действия. Думаю, однако, что это сомнительно. Во всяком случае, многое, если не все, здесь как раз и будет зависеть от сценария поведения, который Путину предстоит выбрать.

Какие же это могут быть сценарии? Их не очень много, выбор невелик.

Первый сценарий – ничего не делать, пустив все на самотек, что пока и происходит. Но здесь очень легко попасть в ловушку «двоих бойцов» и оказаться перед возможностью совершать только вынужденные, навязанные ситуацией ходы.

Второй сценарий – выбрать и предложить фигуру, способную выстоять в геополитической конкуренции, сохранить и достроить конвенцию, не совершая роковых ошибок.

Третий – попробовать пойти путем Ельцина, перебирая претендентов и наблюдая их в деле. Вспомним, как поставили Степашина, потом ужаснулись и кинулись искать другого.

Скажу сразу, что третий сценарий представляется мне наименее вероятным. На то, чтобы менять премьеров до тех пор, пока не выявится компромиссная фигура, уже нет времени. Да и не в характере Путина, в отличие от Бориса Николаевича, такой политический стиль.

Что касается первого сценария (Путин решает, что пусть все идет как идет), то вероятность его реализации я оценил бы на 70 %. Быть может, она уже и выше. Последствия же будут тяжелейшими. Россия окажется ввергнутой в острейший кризис, потому что те игроки, которые придут к власти при этом инерционном сценарии, не смогут соответствовать масштабу нынешних вызовов. Скорее всего, они проиграют переговорную борьбу за контроль над национальными ресурсами, что вызовет крайнюю озлобленность всей российской элиты. Ведь если уже соглашение о вступлении в ВТО рассматривается как сдача позиций, то провал переговоров в области энергоресурсов неминуемо спровоцирует глубочайший кризис. При таком варианте путинская конвенция обречена. И сам Путин, перестав быть президентом, ее не удержит.

Второй сценарий более благоприятен уже потому, что только он подразумевает возможность инерционного развития. Если осмысление сложности проблемы заставит Путина всерьез отнестись к консультациям по кандидатуре преемника, то с высокой степенью вероятности можно ожидать, что среди ближайших друзей президента (за пределами их круга поиск исключен по определению) будет найдена компромиссная фигура, способная и удержать конвенциональную рамку, и найти верную геополитическую стратегию развития. За реализацию такого сценария я готов ставить свечки по всем храмам. Если же в итоге гарантами конвенции согласятся стать «два бойца», то ее прочность только возрастет, сращивание различных сегментов элиты станет еще более тесным, интенсивность социально-политического диалога и его реализм усилятся.

Но, к сожалению, времени на реализацию этого замечательного сценария практически тоже не остается. Его шансы я оценил бы в каких-нибудь 5 %.

Перспективы, что и говорить, небогатые. Но других я не вижу. Длинные же разговоры о том, как хорошо было бы иметь другое государство, другую модернизацию и вообще все другое, считаю лежащими за пределами нашей дискуссии.

Перспективы консолидированной демократии в России

В заключение отмечу, что конвенция – не самоцель. Это путь, ведущий дальше, к утверждению в России консолидированной демократии. Но такая возможность опять-таки открывается лишь в случае появления осмысленно действующего лидера, который стратегически будет ориентироваться на «новую Россию». В данном случае проблема содержательного становления консолидированной демократии в значительной степени была бы решена уже в ближайшие пять лет. Но вероятность этого, как я уже сказал, где-то на уровне 5 %.

Однако процедурной демократии, с формальной точки зрения, в стране станет гораздо больше и при реализации иных вариантов. Мы получим некую неоельцинскую демократию с большим, чем сейчас, плюрализмом прессы, с меньшим контролем над средствами массовой информации, с введением чисто рамочного контроля над действиями политических партий. Политические силы будут опять лишь «перчатками» сегментально-олигархических и элитных группировок. Что в целом тоже не так уж плохо. Но это может в итоге подорвать финансовые ресурсы страны, а в условиях финансового стресса опять приведет к искажению демократических, легальных, правовых институтов, поскольку в условиях кризиса неудобно решать дела по закону. И тогда опять возникнет запрос на нового Путина, нового держателя конвенции. Если, разумеется, не вмешаются какие-то внешние факторы, что обернется катастрофическими для страны последствиями.

И последнее. До сих пор я сознательно не затрагивал тему парламентских выборов. С точки зрения «проблемы 2008» их роль ничтожна. К моменту их проведения все уже будет решено, все карты будут сданы. Но стратегически это один из ключевых вопросов.

Задача парламентских выборов не только и не столько в выстраивании диспозиции политических сил в Государственной думе (само по себе это дело второстепенное), сколько в той самой легитимации государственной системы, о важности которой я говорил выше. Ведь такая легитимация, о чем часто забывают, как раз и является одной из фундаментальных функций выборов в условиях политической демократии.

Выборы предполагают эмоционально переживаемую идентификацию гражданина или личности с государственной системой, что и есть воспроизводство ее легитимации. Если же выборы эмоциональных переживаний не вызывают, то они оказываются, напротив, механизмом углубления отчуждения человека от государства.

Парламентские выборы, не затрагивающие эмоций электората, не сопровождающиеся глубокими личными переживаниями в связи с их результатами, станут лишь свидетельством загнивания политической системы, усиливая, соответственно, упоминавшуюся мной тенденцию негативной стабилизации. Если же на политической сцене проявится весь спектр политических сил, с которыми люди готовы отождествлять себя (и тем самым отождествлять себя с государством), то это будет шаг к углублению легитимации этого государства и этой власти.

Но пока, к сожалению, движения в данном направлении не просматривается. В российской политической системе зияет гигантская дыра. В «новой России» по мере роста благосостояния главной становится проблема социальной справедливости, справедливого раздела национального пирога. В ситуации, когда никакое действие власти не считается справедливым, эта проблема в ее разных проявлениях неизбежно выходит на передний план. Заработал закон дележки, и необходима политическая сила, которая выдвинет идею социальной справедливости в качестве главного пункта новой политической повестки дня.

Между тем все представленные сегодня в Думе партии – это партии прошлой повестки дня. Партии стабилизации. И не только они, но и их оппозиция с либерального фланга.

Сегодня не может быть обеспечена общественная динамика, если вопрос о справедливости будет ставиться в прежнем виде, унаследованном от советских времен. Он должен быть откорректирован применительно к «новой России». И в этом смысле даже мироновская «Справедливая Россия», к которой я стоял до недавнего времени достаточно близко, пока еще является партией прошлой повестки дня. Она единственная, которая выдвинула правильный лозунг, но он должен предполагать новое понимание справедливости, новое понимание социально-политической ситуации и, самое главное, новую повестку дня. Партия справедливости должна, повторяю, непосредственно адресоваться к «новой России».