Александр Иванович Тургенев: «Я – космополит и русский в одно время…»
Евгения Рудницкая

Пушкинисты склонны видеть в А. И. Тургеневе один из прообразов Владимира Ленского, привезшего из «Германии туманной» «учености плоды». По-видимому, для этого есть достаточно оснований. Но прежде чем погрузиться в глубины германской учености, его прообраз прошел школу русской духовной культуры.

Александр Иванович Тургенев (1784–1845) происходил из старинного дворянского рода. Его отец – Иван Петрович Тургенев, богатый помещик Симбирской губернии, до 1779 года находился на военной службе. Биография Ивана Петровича как деятеля русской культуры начинается после выхода в отставку, когда, поселившись в Москве, он сближается с прибывшим туда в том же году Н. И. Новиковым. Тургенев – одна из центральных фигур образовавшегося масонско-просветительского кружка, душой которого был Новиков. Высланный в 1792 году после ареста Новикова и разгрома его кружка в свое симбирское имение, Тургенев был возвращен Павлом I. Его окружение, в которое входили и другие масоны, и дистанцировавшиеся от масонских литературно-эстетических установок Н. М. Карамзин и И. И. Дмитриев, становится центром московской интеллектуальной жизни. Роль в ней И. П. Тургенева еще более возрастает с назначением его директором Московского университета (1800–1803). Его сыновья – Андрей, Александр, Николай и Сергей, росшие в духовной атмосфере масонства, с детства впитывали так называемую «науку самопознания», готовность к «принятию мудрости и ко вступлению на путь добродетели и общественного служения». Вместе с тем им было близко то направление русской мысли, выразителем которого стал Карамзин. Возвратившись из путешествия по Европе, он противопоставляет прозападническим настроениям русских масонов обращение к национальным ценностям и традициям. Синтез двух начал – европейского гуманистического и русского самобытного – во многом сформировал мировоззрение молодых Тургеневых.

Первоначальное образование братья Тургеневы получили под руководством женевца Георга Кристофа Тоблера, родственника швейцарского проповедника Лафатера. Не без его влияния они увлекаются немецкой литературой, прежде всего Гете, которого Тоблер знал лично и с которым переписывался И. П. Тургенев.

В 1797 году Александр Тургенев поступает в Московский университетский благородный пансион, который оканчивает в 1800 году. Именно тогда его старший брат Андрей, одаренный литератор, создает «Дружеское литературное общество»; оно объединит участников литературных кружков, ранее возникших среди воспитанников пансиона и университета. «Дружеское литературное общество» было по своему замыслу прежде всего просветительским объединением. Ознакомление русской читающей публики с германской литературой, ее лучшими образцами воодушевляло всех собравшихся вокруг Андрея Тургенева. В этом объединении дворянской молодежи, с его ярко выраженными просветительскими установками, не было идейного единства. Если для Андрея Тургенева, Андрея Кайсарова, Алексея Мерзлякова общим (по выражению Ю. М. Лотмана) было «стремление рассматривать литературу как средство пропаганды гражданственных, патриотических идей, а сама цель объединения мыслилась не только как литературная, но и общественно-воспитательная», то для Александра Тургенева, его друзей Василия Жуковского и Михаила Кайсарова была характерна устремленность к высокой морали и философии. Это настроение Александра Тургенева отразилось в произнесенной им на собрании Общества речи «О том, что люди по большей части сами виновники своих несчастий и неудовольствий, встречающихся в их жизни». «Источник зла, разлитого во вселенной, – утверждает молодой Тургенев, – ты сам, в тебе источник зла, испорченная воля твоя, твое воображение…»

Геттинген, куда летом 1802 года направился Александр Тургенев вместе с группой других московских студентов, был выбран не случайно. Этот протестантский университет был самым притягательным для русской молодежи в силу высокого научного авторитета. Именно это определило выбор Ивана Петровича Тургенева. Поклонник немецкой учености, он имел давнишние связи с Геттингеном. Среди местных профессоров были ученые, нечуждые новым идеям и теориям, как, например, поклонник Адама Смита профессор политической экономии Георг Сарториус, профессора Арнольд Геерен, Иоганн Эйхгорн, Август Шлецер – люди не только знаменитые своей образованностью, но и обладавшие высоким авторитетом в европейской политике. «Лютер в политике тогдашней», как позже скажет о Шлецере А. И. Тургенев.

Именно в первый – осенний – семестр (1802) Шлецер начал читать «Историю северных государств, наиболее Российской империи». Это был первый университетский курс русской истории. В том же 1802 году вышел первый том его четырехтомного издания начальной летописи – «Нестор».

Тургенева покорила увлеченность Шлецера Россией. «Профессор Шлецер мне отменно полюбился, – писал он родителям, – за свой образ преподавания и за то, что он любит Россию и говорит о ней с такой похвалой и таким жаром, как бы самый ревностный сын моего отечества». Столь же сочувственен был его отклик на трактовку ученым политических уроков истории. Делясь впечатлениями от только что прослушанного курса Шлецера, Тургенев писал: «Основываясь на практической мудрости, он сказал, что хотя страждущие от тиранства подданные имеют право на революцию и право ссадить своего тирана, но что действие сие сопряжено всегда с такой опасностью, что лучше оставить и терпеть до тех пор, пока Провидение само захочет освободить народ от железного скипетра… Сколь далеко простирается история, везде почти показывает она, что, хотя мятежи кой-когда и удавались, всегда почти приносили они с собой больше пагубы и бедствий для народа, нежели, сколько бы претерпел он, снося тиранских действий». Мудрость такой оценки исторической целесообразности революций была очевидна для Тургенева как в ранней юности, так и в зрелые годы. Именно здесь, в Геттингене, в политическом сознании Тургенева укоренилась идея верховенства закона в человеческом сообществе.

В те же годы, осмысливая впечатления, вынесенные из путешествия по немецким и славянским землям, где он был свидетелем острого конфессионального и национального противостояния, Тургенев становится убежденным космополитом, сторонником «всеобщего человеческого братства». «Для чего не стараться нам, насколько можно, получить всеобщее чувство и право называться гражданами одного мира, одной церкви? И зачем все сии расколы в христианстве? Неужели человек, любящий свое отечество, свою родину, совершенно потерял всеобщее чувство братства? Неужели физические границы так сильно отделяют его от собрата его как за горами Апеннинскими, так и за ледовитым морем?» – писал он.

Идеям Тургенева о роли разума в деле прогресса оказался близок протестантизм. В августе 1804 года он писал родителям из Будапешта: «Что касается протестантов и католиков, то мудрено ли, что первые умнее и трудолюбивее последних. Их свободный образ мыслей, очищенный от предрассудков, сблизил протестантов более с просвещением, и они смеют пользоваться открытиями других, между тем как католиков намеренно держат в их прежнем невежестве и успехи всеобщего образования у них гораздо медленнее». Тот культ разума, существовавший в масонском кругу отца, оказался глубоко созвучен восприятию Александром Тургеневым протестантизма, этические нормы которого в начале века воспринимались русским образованным обществом в неразрывной взаимосвязи с экономическим и политическим прогрессом.

Итак, если ранний, московский период жизни А. И. Тургенева был отмечен в основном увлечением литературой, то в Геттингене под влиянием лекций университетских профессоров определяется поворот Тургенева к осмыслению проблем русской истории, ее соотношения с историей Европы. Именно в эти годы, в Геттингене, под влиянием лекций Шлецера, берет начало устойчивый интерес Тургенева к русской культурно-исторической традиции и к источникам русской истории, поискам, сбору и публикации которых он впоследствии посвятил бо́льшую часть своей жизни. Уже в геттингенский период Тургенев стал тем, кем он был до конца своей жизни. «Космополит и русский в одно время», – говорил он о себе.

За время обучения в Геттингене Тургенев неоднократно выступает с докладами, публикует статьи в «Вестнике Европы» и «Северном вестнике». Его научные успехи получили самую высокую оценку геттингенских профессоров. Август Шлецер не мыслил своего русского студента вне науки: он снабдил его перед возращением в Россию рекомендацией в Императорскую академию наук на должность адъюнкта по историческому классу. Александр Тургенев надеялся совместить занятия наукой и государственную службу. «Что касается до будущего моего определения, – писал он отцу из Геттингена, – я всегда надеялся, что служба не совсем лишит меня времени заниматься и что знание наших законов поможет мне и в самой истории». Как видно, уже тогда было определено, что служба эта будет в сфере законодательной.

Служебная карьера Александра Тургенева началась под счастливой звездой – он оказался востребованным временем. Молодой интеллектуал, он – знаток современной европейской гуманитарной науки и сторонник новых политических идей – стремился приложить свои знания и убеждения на практике. Именно такие люди нужны были власти, ближайшим сподвижникам Александра I, охваченного идеей реформирования политических устоев России. К их числу принадлежал и Н. Н. Новосильцев, член «Негласного Комитета», товарищ министра юстиции, а фактически глава этого ведомства. Под его началом в 1806 году началась государственная карьера Тургенева – сперва в канцелярии своего шефа, в скромном чине коллежского асессора. Но уже скоро он был зачислен помощником референдария первой экспедиции с особенным назначением – писать историю русского права и преподавать в школе правоведение при Комиссии составления законов. Начинающий чиновник был приближен к Александру I, исправляя при нем письменные дела во время поездки в Тильзит на встречу с Наполеоном. Когда в 1808 году Комиссию составления законов возглавил М. М. Сперанский, Тургенев сохранил свои функции сотрудника, занимающегося историческими разысканиями. При его участии в министерстве были составлены такие материалы, как «Евреи в России» и «Историческое и статистическое описание Финляндии». А когда Сперанский стал во главе Великой масонской ложи, филиальные ложи которой должны были быть по всей империи (этот замысел включал формирование идеологии масонских лож и перевоспитание российского общества, создание гражданственности и формирование кадров для государственной системы), в нее наряду с С. С. Уваровым, П. Д. Лодием, М. А. Балугьянским вошел и Тургенев.

Деятельность Сперанского по укоренению масонства отвечала настроениям и пожеланиям императора. Однако ввиду общего ужесточения правительственного курса, как следствия внешнеполитических неудач, император изменил отношение к намерениям Сперанского. Угроза гонений, нависшая над членами ложи, стала причиной перехода Тургенева от Сперанского к князю А. Н. Голицыну, обер-прокурору Синода, возглавившему созданное в 1810 году Главное управление духовных дел иностранных исповеданий со статусом министерства. Директором его, поначалу единственного, департамента становится А. И. Тургенев.

Убеждения Тургенева были во многом созвучны тогдашнему политическому курсу Александра I, официальной идеологией которого была господствующая в Европе социальная концепция «евангельского государства». Эту идеологию питали новые реалии российской государственности, требовавшей интегрирования вновь присоединенного населения западных территорий (Финляндия, польские земли) в состав империи, при стремлении Александра I сохранить либерально-просветительскую позицию первых лет своего правления. Идея «евангельского государства» была ориентирована на достижение новой гражданственности без революций и насилия, путем нравственно-религиозного просвещения и христианской веротерпимости, исходящей из приоритета общехристианских ценностей перед конфессиональными, а общенациональных – перед национальными.

Проводником нового политического курса стал созданный указом Александра I от 6 декабря 1812 года Петербургский комитет Библейского общества, затем ставшего Российским. Во главе его был поставлен А. Н. Голицын; секретарем, неизменно остававшимся на этом посту вплоть до фактической ликвидации Общества в 1825 году, – А. И. Тургенев.