Удача блудного беса

– Приидите ко Мне, все труждающиеся

и обремененные,

И Аз успокою вас.

Евангелие от Иоанна

Алексей, обычный советский парнишка, был призван на службу в армию в середине восьмидесятых. Волею судеб попал в воздушно-десантные войска, в штурмовую бригаду. Отбирали туда самых физически крепких, высоких ростом и неглупых ребят. Из них собирались готовить решительных и бесстрашных головорезов, обучая действиям в тяжёлых, порой экстремальных, условиях учебного боя.

Ближе к концу срока службы Алексея, бригаду десантников ждали очередной учебный бой и прыжок с парашютом. Ничего необычного, привычная тренировка. Учения не предвещали ни неожиданностей, ни беды. Всё давно знакомо, учтено, отработано до автоматизма.

Однако перед самым приземлением раскрытый парашют Алексея попал в мощный поток шквального бокового ветра. И опытного десантника внезапно понесло не к земле, а вдоль неё. Всего в сотне метров от каменистой поверхности.

При такой скорости полёта Алексея не спас бы ни шлем, ни опыт. Парня могло размозжить при ударе о камни.

Сердце бешено колотилось. А дрожащие губы сами собой лихорадочно зашептали:

– Господи, спаси! Господи, помилуй! Гооооосподи, спасиииииииии!!!

И вдруг произошло чудо. Ветер внезапно стих, и Алексей плавно опустился на землю. Но силы оставили его. Вокруг шла атака, а он лежал на земле, как мешок, ничего не понимая. Словно контуженный или полумёртвый.

Нужно было срочно освободиться от парашюта и бежать в учебную атаку, вместе с товарищами. Но шок ещё не прошёл. Наступило временное отупение, ум никак не мог поверить в спасение от неминуемой гибели.

– Лёха, разбился, что ли?! Живой? – подбежавший зам. командира бригады пару раз хлопнул десантника по щекам. Алексей очнулся и стал ошалело осматриваться по сторонам, приходя в себя.

Случилось так, что это был его последний прыжок. После демобилизации решил ехать не домой, его потянуло в монастырь.

Никто не знал истинные мотивы этого поступка, кроме самого Лёши. Может быть, после спасения ему захотелось как-нибудь послужить своему Спасителю, отблагодарить Его. Возможно, что-то изменилось в его молодой, шокированной тем случаем психике.

Поступив в монастырь, парень сразу попросил себе послушание, и настоятель назначил Алексея истопником в храме. В его обязанности вошло топить печь, следить за тем, чтобы в церкви всегда было тепло. Как и многие тут, Лёша стал обычным послушником, молился, читал Святое Писание, жил тихо, неприметно и скромно.

Поздняя осень 1990 года выдалась снежной и холодной. Таёжный ноябрь. Молодому истопнику приходилось часто выходить в монастырский дворик за углём и дровами. В перерывах Алексей читал Евангелие или недолго дремал у печи. В храме пусто и тихо, тепло и спокойно. Обычная северная ночь. Насельники в своих монастырских кельях спят, устав от дневных трудов и непрестанных молитв.

Уже несколько лет Лёша жил в монастыре. Но сегодня истопник снова не мог уснуть. Он сидел на лавке у печи, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, зажав голову обеими руками. Его тело и душу мучил блудный бес.

Несмотря на постную монастырскую пищу, в парне кипела молодая кровь. Хотелось женской ласки и любви.

Он изнурял себя работами, старался меньше есть, меньше спать, до изнеможения пилил, колол дрова, разгружал машины с углём. Но ни недоедание, ни упорный труд, ни молитва, ни частая исповедь и причащение не смогли полностью избавить Алексея от похоти. Тело изнывало. Мысли путались и уводили в страстные картины блуда. В голове стоял непрестанный похотливый жар.

Молодые послушницы и монахини казались парню настолько желанными, прекрасными, нежными и ласковыми, что ничего поделать с этим он не мог. Блудные фантазии уводили душу Алексея в воображаемые наслаждения тела.

В сегодняшнюю ночь бесы особенно сильно сводили его с ума. Детородный орган восстал, похоть рисовала в сознании яркие и страстные картины совокупления. Молодое и сильное тело упорно просило удовлетворения.

Парень постоянно исповедовался перед батюшкой в грехе рукоблудия, но желание самоудовлетворения мучило его всё больше и больше. Алексей судорожно схватил Евангелие и наугад открыл его на первой попавшейся странице.

«– А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своём.

Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну огненную.

И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки её и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну огненную».

«Вот выход! Вот спасение!» – зашептали, перебивая друг друга, сталкиваясь и суетясь в уме, бешеные мысли.

Парень нервно нащупал под ногами топор и как-то вне себя, как в кошмарном сне, покачиваясь будто пьяный, двинулся к выходу храма.

Вот сосновая чурка, на которой он обычно рубит дрова. Перекрестился. И зашептал:

– Господи, помилуй, прости и благослови.

Он поднял глаза к небу. Небо хмуро и равнодушно молчало. Лишь луна и звёзды с холодным светом безразлично смотрели на жгучие мучения Алексея.

Послушник медленно, как в бреду, приспустил брюки. Достал восставший и мучивший его орган. Выложил член на чурку. Короткий, но сильный и решительный взмах наточенного до блеска топора. Мгновенная вспышка и россыпь ярких искр перед глазами. Болевой шок. Алексей потерял сознание.

Когда он очнулся, страшная боль сковала не только тело. Но всю его душу и ум.

Ему казалось, ночное небо со звёздами падает на него. В ушах стоял нестерпимый гул, хохот, грохот, вой. Вся Вселенная рушилась и вопила. Каменный храм накренился и начал клониться на измученное тело послушника. Он хотел закричать от ужаса и боли, но не смог. Губы лишь беззвучно шевелились. Из открытого рта струился только пар и вырвался слабый стон.

Обезумевшего от страданий, всего мокрого от крови и слёз, парня нашли уже под утро поднимавшиеся первыми монахини. Припорошенный ночным снегопадом Алексей лежал на куче дров и тихонько стонал. Руками он зажимал кровоточащую промежность. Как он не умер от потери крови – знает только Бог. Сначала всем показалось, что от боли он сошёл с ума.

Поздней осенью паром через реку уже не ходит, а лёд ещё не крепок. Машинам приходится делать большой крюк через дальний мост. Бригаду скорой помощи придётся ждать очень долго. Местный фельдшер помочь ничем не смог. Только мрачно сказал:

– Ему нужна экстренная операция в городе. И ещё много донорской крови. Ничего этого здесь нет. Необходимо немедленно вызвать вертолёт. Срочно, иначе больной погибнет. Другого выхода не вижу.

Через два часа вертолёт приземлился в городе. Алексей выжил. Операцию ему сделали. Насколько успешно, мне неизвестно.

После долгого лечения Лёшу выписали из областной больницы. В монастырь он не вернулся.

Впервые увидел его весной, сидящим на лавочке в церковном дворе, возле семинарии. Не знаю почему, но мне всегда были интересны странные люди. Захотелось подойти и заговорить с несчастным парнем. Тем более что я уже знал его историю.

– Добрый день, Алексей. – Я тихонько присел рядом.

Он неторопливо, слегка повернул голову в мою сторону. На меня не мигая смотрели абсолютно непонимающие, пустые глаза с лёгкой тенью равнодушного удивления.

– Господи, помилуй! Господи, помилуй! – это всё, что чуть слышно прошептали губы Лёши мне в ответ.

Он поднялся с лавки и спешно отошёл, не оглядываясь. Я проводил его взглядом.

Ещё примерно с неделю после Пасхи иногда встречал его бесцельно бродившим во дворе собора или за общим столом в трапезной. Но он ни с кем не общался, а если люди пытались с ним заговорить, молча отходил в сторону.

Потом он куда-то уехал и больше я его не видел.

Через год мне рассказали, что бывший послушник Алексей устроился куда-то на работу личным охранником. Значит, навыки, полученные в армии, пригодились. Телохранитель у какого-то богатого коммерсанта. Женился. Казалось бы, сбылось у парня всё, о чём он мечтал. Но счастлив ли он теперь?

2019

Платон Гарин

Рассказы Платона Гарина впервые были опубликованы на страницах «Российского колокола» (http://ros-kolokol.ru/sovremennaya-proza/astrahanskie-rasskazy.html).

В настоящее время живёт в Краснодаре. C 2015 г. является постоянным читателем журнала. В ноябре 2020 г. стал победителем V Всероссийского литературного фестиваля-конкурса «Поэзия русского слова».

Старик и река

По пыльной сельской дороге торопливым шагом в сторону правления колхоза шёл старик. Позади него, семеня босыми ногами, то и дело поправляя спадающие штаны, бежал малец.

– Семёныч, ну возьмите с собой, Семёныч! Ну пожалуйста! – вопил малой, стараясь не отстать от старика.

– Уйди, сопля, зашибу ненароком! – буркнул старик, не сбавляя шаг.

– Семёныч, ну возьмите! – не унимался тот.

Старик поднялся на крыльцо правления и рванул входную дверь.

– Это что же такое получается, товарищ предсядатель, почему именно я должо_́ н ехать на острова? Али у нас в колхозе дел нет важнее? – резанул старик с ходу.

Председатель молча затушил папиросу, поправил пустой левый рукав гимнастёрки в ремень и подошёл к окну. Старик стоял перед ним, словно накалённый стержень. Высокий, мускулистый, широченный в плечах, в светлой рубахе и засаленной кепке на лысой голове.

– Хорошо, что сам пришёл. Глянь, Семёныч, кто на земле остался? – председатель мотнул головой в сторону поля. – Я – калека да ты – старик. Одни бабы кругом, они тебе и сеют, и пашут, и рыбу тянут.

– Да у нас трактор того гляди встанет! – не унимался старик.

– А у меня, Семёныч, план! Фронту нужна рыба! На Дальнем бабы насушили почти центнер, вот и надо забрать. Я, что ли, поеду?

Семёныч сел на лавку, вытер кепкой пот со лба и осклабился.

– Да знаю я, – уже спокойным голосом сказал старик, потом посмотрел на председателя, – но и ты пойми: Семёныч туда, Семёныч сюда, а я, может, на фронт хочу!

Председатель достал пачку папирос, ловким щелчком выбил одну и протянул старику.

– Ты с какого года?

– С семьдесят восьмого, – ответил старик, разминая папиросу.

– Вот сам себе и ответил на вопрос! Твой фронт здесь. Так что собирайся на Дальний и точка!

В это время в открытом окне появилась растрёпанная детская курчавая голова:

– Семёныч, ну возьмите меня!

– Это кто тут ещё такой? Ну-ка подь сюды.

Председатель ловко поймал мальца за ухо.

– Ай, дяденька, больно! – заныл малой.

– Ну, кто таков, чей будешь? – грозно рявкнул председатель.

– Миша я, с Анной из Речного приехал, – про скулил тот.

Председатель узнал мальца и отпустил его ухо.

– Ну что ж ты так, мог бы и в дверь постучаться, войти. Ну, чего тебе?

– Анна скоро уезжает и меня заберёт обратно, а я на островах не был и Семёныч меня не хочет брать с собой, – обиженно проныл малой.

Председатель посмотрел на распухшее красное ухо пацана.

– Ладно, я поговорю с ним. Ты тока Нюрке не трезвонь, что я тебе это…

– Хорошо, дяденька председатель, не скажу, только вы с ним поговорите по строже! – сказал малой и шмыгнул носом.

Когда малец убежал, прикрывая рукой ухо, председатель вновь поправил пустой рукав.

– Семёныч, да возьми ты его с собой. Нюрка она своих двоих без мужа подымает, да ещё из детдома кажный раз берёт. Вот и сейчас мальца привезла этого.

– Да на кой он мне сдался? – сердито возразил старик.

– Ну вот что, Семёныч, это тебе и приказ, и просьба. Я сам зайду к Нюрке, скажу, чтобы пацана собрала с тобой!

Рано утром старик сидел в лодке и нервно курил. Наконец послышались шаги, а потом из тумана вынырнула фигура мальчика.

– Ах ты, сукин сын, я тебя цельных два часа жду!

– Я, Семёныч, проснулся, а Аня уже ушла на утрянку. Она мне с вечера сказала, что вы ровно в шесть будете ждать на берегу, а я без пяти выбежал из дома, и поэтому вы не могли меня два часа ждать! – заикаясь, оправдывался малой.

– Вот, едрит твою пять… умник нашёлся! – выругался старик и со злостью кинул окурок в реку.

Малой сел в лодку и замолчал.

Старик опустился на колени, достал из ворота рубахи нательный крестик и зажал его в руке.

– Господи, дай нам пути лёгкого, воды спокойной, избави нас от… – молился старик, закрыв глаза.

– А бога-то нету! – прервал молитву мальчик.

Семёныч замолк, злобно зыркнул на малого, перекрестился, сунул крестик обратно за пазуху:

– И терпенья мне ангельского!

Оттолкнув лодку, старик сел за вёсла и стал грести. Лодка медленно растворялась в густых слоях тумана, а вскоре и вовсе исчезла.

Прошло чуть более часа. Мальчик, накрывшись фуфайкой, спал на дне лодки. Равномерный скрип уключины, словно сладкая песнь Морфея, убаюкивала и Семёныча. Он то и дело зачерпывал рукой воду, омывая своё лицо, руки, грудь, шею.

Мальчик проснулся. Вытянув голову, он увидел, что лодка стоит у берега, а старика нет.

– Семёныч, вы где? – испуганно закричал малой.

На берег из зарослей ивняка вышел старик.

– Оправиться хочешь? – спросил Семёныч.

– Что, извините? – переспросил мальчик.

– Иди сходи по нужде за дерево, – произнёс старик и слегка толкнул в плечо мальца своей гигантской рукой.

Когда мальчик вернулся, то на носу лодки лежал ломоть хлеба, несколько варёных картофелин, огурец и пара кусков варёной рыбы.

– Давай налегай, а я покемарю чуток, – сказал Семёныч и лёг на дно лодки.

Мальчик наклонился к воде, вымыл руки.

– Семёныч, а у вас полотенце есть руки вытирать?

– Нет у меня, – буркнул уже засыпающий старик.

– А соль? Я без соли не могу.

– Рыба солёная, – уже сквозь сон послышался ответ гиганта, лежавшего в лодке.

– Семёныч, а вы мне огурчик порежьте, пожалуйста, мне Аня всегда так делает.

Старик быстро вскочил на ноги. Лодка закачалась. Малой со всей силой вцепился руками за борта лодки, боясь упасть в воду, и испуганно посмотрел на старика.

– Ты ж, едрит твою пять, огурчик ему порежьте, барин нашёлся. Ешь, что дали, и поплывём дальше! – вскрикнул старик.

Семёныч выпрыгнул из лодки на берег и бросил кепку на песок.

– Ну прядсядатель, ну удружил! А то думаю, что он всё – Нюрка да Нюрка! Свадил мне сопляка! Когда вернёмся, я ему такой огурчик устрою! – возмущался старик.

Расстегнув все пуговицы на рубахе, Семёныч грёб вёслами и матерился.

Мальчик сидел на корме и боялся даже взглянуть на старика.

Хотя какой он старик, подумал пацан. Семёныч был двухметровый человек-гора, лысый, с широким квадратным подбородком, чисто выбритым лицом и огромным, с небольшой горбинкой носом.

Семёныч и вправду был человек-гора. Жил он в деревне один. Жена его Рая, как узнала, что второго сына убили, так и преставилась. Старик и раньше был нелюдим, а потом стал и вовсе бирюк, но местные его любили, уважали. До войны был сторожем на полях, в саду. А как всех на фронт забрали, так остался он единственным мужиком в деревне, пока не прислали председателя из района, фронтовика покалеченного.

Прошло некоторое время. Старик успокоился. Его лицо уже не сокрушала страшная гримаса. Не верилось, что совсем недавно он материл всё, на чём стоит белый свет, вспоминая Нюрку, председателя и ещё много кого других, которых мальчик не знал.

– Семёныч, а вы до войны кем были? – робко спросил малой спустя некоторое время, когда понял, что старик немного остыл.

– В колхозе работал, сады и поля охранял, – после продолжительной паузы нехотя ответил тот.

– Вот с этим ружьём? – Малой показал на ружьё, лежавшее на дне лодки.

– Да, с этим, – буркнул Семёныч.

– А если ружьё взять и…

– Цыц! – оборвал его старик и вытащил из воды вёсла. – Слышишь гул?

– Нет! – удивлённо протянул мальчик.

– Вон с той стороны. Кажись, самолёт летит, – сказал старик и показал на чёрную точку в небе.

Мальчик встал на корму и замахал руками.

– Самолёт, самолёт, ты возьми меня в полёт! – кричал малой приближающейся ревущей крылатой машине.

В это время стальное брюхо, словно серая туча, тенью пролетело над лодкой.

– Немцы! А ну, ложись! – крикнул старик и стал с усилием грести к берегу.

Самолёт уходил вдаль. Вскоре от него не осталось и звука.

– Что ему надо было тут? – испуганно спросил мальчик.

– На море идёт, гад.

– Семёныч, как думаешь, он заметил нас?

– Можа и заметил. Надо быстрее доплыть до Дальнего.

К ночи старик и мальчик доплыли до места.

– Бабы, гляньте, сам Геннадий Семёныч собственной персоной к нам пожаловал! – послышался чей-то женский голос на берегу.

– Вам бы всё языками стрекотать, вот мальца лучше накормите, – бросил в ответ старик, подгребая к острову.

Вытащив лодку на берег, Семёныч сел на край кормы, достал папиросу.

– Семёныч, ты? – послышался голос во тьме.

– Здравствуй, Тося, – ответил старик и спрятал папиросу обратно в пачку.

Женщина поправила платок, накинутый на плечи, и села рядом.

– Это чей малый? – спросила она и кивнула в сторону пацана.

– Нюрка опять из детдома привезла, вот и напросился, – устало ответил Семёныч.

– Ох, Нюрка, добрая она баба.

– Не чета вам, тутошним! – ответил сурово старик.

– Ай, Семёныч, и многих ли ты тутошних знаешь? – ехидным голосом произнесла женщина.

– Ты, Тоська, на что это намекаешь?

– Да бабы всякое говорят про тебя. Гулял ты будь здоров, а Райка твоя всё прощала.

– Ты, Тоська, Раю не трогай, она была хорошей, любил я её.

– Ладно уже, буди мальца, на столе ужин стынет.

Утром, загрузив в лодку последний мешок с сухой рыбой и получив сопроводительные документы, старик и мальчик двинулись в обратный путь.

Вся лодка была завалена мешками. Малец, опустив руку в воду, пытался ухватить проплывающие мимо водоросли.

– Вынь руку! – велел старик.

Пацан стряхнул в воду набранные водоросли и улёгся на мешки с сухой рыбой.

– Не крутись на мешках, всю рыбу изломаешь! – прикрикнул негромко старик.

– Семёныч, я в туалет хочу.

– Вот ты ж, едрит твою пять! Ну куды ж я причалю, камыш стеной с двух сторон.

– Семёныч, мне очень надо, – жалобно попросил мальчик.

– Там дальше камыш пореже, вот можа и будя, где причалить. Ух заноза-то! – выругался старик.

Лодка ткнулась носом в берег.

– Только живее, нам засветло успеть надо! – крикнул старик вслед убегающему мальцу.

Достав пачку, Семёныч увидел, что осталась всего одна папироса.

«Не, на вечер оставлю», – решил старик и вновь сунул пачку в карман.

В это время вернулся малой и залез в лодку.

– Ноги обстучи, всю рыбу песком обсыпешь! – воскликнул Семёныч.

– Она же в мешках.

– Не перечь, делай, что велено тебе.

Стряхнув песок со своих босых ног, мальчик уселся рядом с Семёнычем.

– Не сиди тут, мешать будешь мне! – сурово произнёс Семёныч.

Пацан пересел поближе к корме.

– С тобой бяда прям! Тебя как кличут? – спросил старик, поправляя весло в уключине.

– Миша я.

– А в детский дом как попал?

– Папку на войне убило, мамка в Ленинграде умерла. Так и попал.