Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ (Jan Niecisław Ignacy Baudouin de Courtenay) (1845–1929) – российский и польский языковед, один из самых известных и влиятельных отечественных лингвистов рубежа XIX–XX веков, создатель казанской и петербургской лингвистических школ. В трудах И.А. Бодуэна де Куртенэ выделены основные языковые единицы (фонема и морфема), разграничены статика, динамика и история языковых явлений, описаны основные причины и пути языковых изменений. В многочисленных статьях Бодуэн де Куртенэ настаивал на смешанном характере всех языков и призывал исследовать индивидуальные особенности речи, из которых впоследствии вырастают общеязыковые различия. В автобиографии, написанной для «Критико-биографического словаря» С.А. Венгерова, Бодуэн де Куртенэ утверждал, что «мысль о необходимости пси-хологического объяснения развития языка»[1] витала в воздухе и одновременно пришла в голову немецким, русским и польским ученым. Но новизну «общих положений, к которым довели Бодуэна его наблюдения и исследования явлений языка», он видел, в частности, в том, что основой для языковедческих штудий «должна служить не только индивидуальная психология, но и социология»[2]. Бодуэна де Куртенэ можно считать основоположником многих новых дисциплин, в том числе «эмбриологии языка» – онтолингвистики. С 1885 г. и на протяжении многих лет ученый вел дневники, наблюдая за речевым развитием своих детей, отмечая в том числе и факты «языкового смешения» в их речи.
И.А. Бодуэн де Куртенэ не был кабинетным ученым. Он не только исследовал «малые языки», но и смело выступал за их права. За брошюру «Национальный и территориальный признак в автономии» (СПб., 1913), расцененную как призыв к мятежу, ученый был арестован, приговорен к двум годам лишения свободы, но после нескольких месяцев, проведенных в Петропавловской крепости, освобожден по настоятельным ходатайствам коллег. В 1918 г. Бодуэн де Куртенэ возвращается на родину, в Польшу, где он продолжает исследования и политические выступления. В 1922 г. 77-летнего ученого даже выдвигали на пост президента Польши от организаций национальных меньшинств.
// Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию: В 2 т. – М.: Изд-во Академии наук СССР, 1963. – Т.1. – С. 362–372.
<…> Каждый из нас обязан смотреть собственными глазами. Если же взглянем собственными глазами на вопрос о смешении или несмешении языков, должны будем согласиться, что нет и быть не может ни одного чистого, не смешанного языкового целого.
Смешение есть начало всякой жизни, как физической, так и психической. <…> Смешение замечается уже в развитии языка индивидуального, при усвоении ребенком языковых ассоциаций, необходимых для возникновения самостоятельной индивидуальной языковой жизни. На ребенка влияют окружающие, его родители и другие близкие лица. У каждого из этих лиц есть свой особый язык, отличающийся непременно, хотя бы только в минимальных размерах, от языка других лиц. И вот под влиянием этих разных индивидуальных языков происходит образование нового индивидуального языка, в котором почти всегда в случаях разногласия дано будет предпочтение особенностям, легче усваиваемым и требующим меньшего напряжения.
[Так, например, если в русской или польской семье хотя бы только одно лицо произносит ỹ (ǔ) вместо л (ł) или же заднеязычное («гортанное») p (r) вместо p (r) переднеязычного, у детей этой семьи в большинстве случаев явится наклонность именно к такой же звуковой подстановке: ребенок станет тоже произносить ỹа (йа) вместо ла (ła) и ра (rа) (с p заднеязычным) вместо ра (с p переднеязычным).]
Посредством браков происходит смешение языков семейных, вследствие же столкновения племен и народов – взаимодействие, взаимное влияние и смешение говоров и затем, в более обширных размерах, смешение целых языковых областей и племенных и национальных языков.
Влияние смешения языков проявляется в двух направлениях: с одной стороны, оно вносит в данный язык из чужого языка свойственные ему элементы (запас слов, синтаксические обороты, формы, произношение); с другой же стороны, оно является виновником ослабления степени и силы различаемости, свойственной отдельным частям данного языка. При его содействии происходит гораздо быстрее упрощение и смешение форм, устранение нерациональных различий, действие уподобления одних форм другим (действие «аналогии»), потеря флексивного склонения и замена его сочетанием однообразных форм с предлогами, потеря флексивного спряжения и замена его сложением однообразных форм с представками местоименного происхождения и вообще с разными вспомогательными частицами, потеря морфологически подвижного ударения и т. д.
<…> При столкновении и взаимном влиянии двух языков, смешивающихся «естественным образом», победа остается в отдельных случаях за тем языком, в котором больше простоты и определенности. Переживают более легкие и ясные в своем составе формы, исчезают же более трудные и нерациональные. Итак, если смешиваются два языка, в одном из которых существуют родовые различия, в другом же этих различий не имеется, то всегда в языке, остающемся как результат смешения, произойдет или полное исчезновение, или же по крайней мере ослабление этих родовых различий. Если только в одном из смешивающихся языков имеется член (articulus) или же личные притяжательные суффиксы (т. е. суффиксы, означающие принадлежность предмета или лица известному лицу: «мой», «твой», «его», «ее», «наш», «ваш», «их»), то гораздо более вероятия, что этот «аналитический», или децентралистический, признак привьется языку, являющемуся результатом смешения, нежели наоборот.
То же самое относится и к перевесу двух смежных языков в «борьбе за существование»: победа остается за языком, легче усваиваемым и требующим меньшей затраты энергии, как физиологической, так и психической. Так, например, в местностях, где румыны живут бок о бок с немцами или славянами, языком преобладающим, языком междуплеменного общения является язык румынский; и это понятно, так как язык румынский легче усваивается немцами и славянами, нежели наоборот. Точно так же, вследствие относительной легкости татарского языка в сравнении с языком русским, представляющим гораздо более трудностей, языком междуплеменного общения между крестьянами русского и татарского происхождения в пределах России является обыкновенно язык татарский. Конечно, это имеет место только при так называемом естественном ходе вещей, при отсутствии сознательного вмешательства административных властей и других политических и общественных факторов, прибегающих к разным предохранительным и принудительным мерам.
Аналитический способ — способ выражения грамматических отношений при помощи служебных слов.
Флексивный (флективный) способ – способ образования форм с помощью флексий (окончаний), т. е. морфем, сочетающих в себе несколько значений (например, числа и падежа, лица и числа).
Василий Алексеевич Богородицкий (1857–1941) – ученик и последователь И.А. Бодуэна де Куртенэ, один из первых специалистов в области экспериментальной фонетики, исследователь тюркских языков, один из основоположников татарского языкознания, автор работ «Этюды по татарскому и тюркскому языкознанию» (Казань, 1933), «Введение в татарское языковедение в связи с другими тюркскими языками» (Казань, 1934), «О научных задачах татарского языкознания» (Казань, 1934) и др.
Всю долгую жизнь В.А. Богородицкий проработал в Казани, где он преподавал не только в университете, но и в татарской школе, где, ведя тщательные записи, непосредственно наблюдал, как татарские дети осваивают русский язык. Опыт многолетней работы в татарской школе Богородицкий обобщил в книге «О преподавании русской грамматики в татарской школе» (1883), многократно переиздававшейся в Казани. В статьях, посвященных усвоению языка, как первого, так и второго, Богородицкий обращал внимание на важность изучения конкретной ошибки, которая может и приоткрыть завесу над тайнами освоения языка и помочь правильно построить работу по совершенствованию владения речью. Скрупулезный анализ ошибок «инородцев» в русской речи, который высоко оценил И.А. Бодуэн де Куртенэ[3], может послужить прекрасным образцом внимательного отношения к языковому материалу.
// Богородицкий В.А. Этюды по татарскому и тюркскому языкознанию. – Казань: Татиздат, 1933. – С. 106–112.
Предлагаемый материал был собран мною в 1890 г. в г. Чебоксарах б<ывшей> Казанской губ<ернии>, а ныне центре Чувашской АССР, путем разговоров с прибывавшими в этот город из окрестных деревень чувашами (особенно в базарные дни). Первая, сравнительно небольшая, часть материала записана лично мною, а вторая, по моей просьбе, М.Ф. Федоровым, учителем Чебоксарского городского училища (переведенным затем в г. Царевококшайск, в советское время получивший название сначала Краснококшайск, а ныне национальное Йошкар-Оло), природным чувашином. Записи сделаны общеупотребительным русским письмом. Вопросы, предлагавшиеся для ответов чувашам, для отличия заключены в скобках. В подстрочных примечаниях я поясняю более типичные особенности речи, а в конце статьи представляю некоторые общие выводы. Лица, ближе знакомые со свойствами чувашского языка, извлекут из предлагаемого материала немало других выводов, например, относительно порядка слов в приводимых фразах и т. п. Область смешанных говоров в СССР представляет пока – можно сказать – непочатый еще угол для исследователя: русская речь татар и татарская в устах русских; русская речь в устах немца и обратно и т. п. Все это ждет исследований. Во время вышеупомянутого моего пребывания в Чебоксарах один чувашин говорил мне, что у них в деревне парни стремятся достигнуть того, чтобы казаться не чувашами, а совершенно русскими как по языку, так и по манерам и костюму, т. е. хотят вполне обрусеть; теперь автономия предоставила широкую возможность чувашской народности к развитию родного чувашского языка и родной культуры.
1. Время-то прошел уж[4].
2. Все (рубашка) смотрит твоя[5].
3. Севодни пойдём (вместо пойду).
4. [Продаешь?] – Продаём (вместо продаю).
5. Конежно (конечно).
6. Та (да)[6].
7. 60 творов.
8. Бøл (вместо был)[7].
9. Металим пришел (с медалью пришел)[8].
10. На пчельник шиву (т. е. живу) я[9].
11. [Давно живешь в Чебоксарах?] – Три день уж.
12. [Куда?] – Базар[10].
13. Женить (вместо – ся).
14. Нанимаю, ково лошадь есть[11].
15. 70 верст[12].
16. Сил нет.
17. Уясный[13].
18. Помер (по-миру)[14] пришел.
19. Прат[15] нет; сесьтра[16] есь.
20. Лет у мине четырнатцьть[17].
21. Кашный (день) ни ходил[18].
22. Деревня наш велик[19].
23. Дом ни шытал[20]. – Наш река есь Сугуть. Отсуда тва верст.
24. [Грамоте не учился?] – Учил своя теревня[21].
25. [Кто учил?] – Хведерь[22] Якичь.
26. [Как зовут твоего отца?] – Спьридон[23], мать – Малане. Отца одеца (т. е. отцова отца)[24] – Малахевей.
27. Хлеб есть маненько местом: который сагон есь, который сагон нет; ямам есь; около лесох[25] тоже маненько есь. – Хлеб не родил (не родился).
28. Хлеб купам (т. е. покупаем).
29. Которы погаты санимаем (у богатых занимаем)[26].
30. Это с Управа[27] отавал.
31. Я один; хозяйка умер[28].
32. Сорок тва творох[29].
33. Яровой-та, слав пох[30], поправляется теперь.
34. [Кто у вас священник?] – Молодой, он недавно пришел.
35. Казань видать надо.
36. Пьрохот тьвидамса-та, пост стал (опоздали).
37. Мы чоша (дашевого)[31] тьжидаемса, нет витно.
38. [Хорошо ли живут в Уфимской губернии?] – Хорошо, коворит, писмепускал!
39. [Кого ищешь?] – Тавари́шь.
40. Он са Волгу яхать[32] хотел-да, вот сато тьжидамса.
41. [Откуда ты?] – Мы̃й стешний.
42. Влес[33] курит (горит)[34] стал быть[35].
43. Нитокмошта Казань[36], Чимбирь поедем.
44. Сухом-та лошадем[37] нужно ехать, ни скоро.
45. Казят[38] не пишет чей, что война будет.
46. Что лошадь смотрил; с Пидерборх[39] лхвицарь[40] пришел.
47. Что, правда ли, корова ширный[41] смотрить будет?
48. [Много ли у вас ребят?] – Ребят наш-та? Девка был – умер[42]; брат был – другой[43] место отдал.
49. [Из какой деревни?] – Мигольской[44].
50. [Как тебя зовут?] – Сёмгой.
51. [Хорошо ли вы живете?] – Петна (бедно).
52. [Есть ли у вас богачи?] – Не снаю, сабыл.
53. [Что стоит пара лаптей?] – Педачек[45].
54. Косить не вышел (не вышли) аше[46].
55. Сазатка[47] давал рублехка[48] не опманил, так латна[49]. Муки продавам кулем.
56. Хлеб шал хозяйской пищем[50] 15 коп.
57. Три дней[51] шал.
58. [Что дорого просишь?] – Дорого не спросим.
59. Они нашу землю взял да[52], сатем вот хлопочем.
60. Опять сечас и назадь обратни приедет.
61. Преже[53] ладел[54] этой землей мы̃й. Теперь Кузьма Курьяняыч хлопотал да, сянат руку приложил.
62. У нас план есь, а оне новый план делал.
63. Оне бают лежать земля. Тягал, тягал да таки пропал наша земля.
64. Ничего, найдет толка.
65. Кого-небудь заденет.
66. Наша земля самый первый сор[55].
67. Ладенный[56] запись не най[57] куды пошел.
68. План наш руках[58] ходит.
69. Сколько обытки[59] делал себе.
70. По сороки коп. с души платили мы̃й.
71. Сколько скотины, все написал.
72. Синдий[60] сказал: хлопочи – говорит, пожай[61] чертежный кенчелярь[62].
73. Стад быть дело будет сыснова. Чертежный кенчелярь пошел Казань самое настоящее до конца искать.
В заключение представлю некоторые выводы и соображения по поводу приведенного материала.
В отношении фонетическом чуждыми для чувашина звуками являются русские звуки ы, ф. Согласные ц и ч передаются вообще правильно. В произношении русских слов отражается гармония гласных, причем определяющим гласным русского слова является гласный ударяемый, как наиболее характерный, и с ним гармонируют даже гласные предшествующих слогов (ср. кенчелярь), хотя в иных случаях определяющим является начальный слог (казят). Прогрессивное направление ассимиляций согласных, столь характерное для турецко-татарских языков, можно видеть в смягчающем влиянии палятального гласного на следующий согласный (Хведерь). Такому направлению ассимиляции соответствует и та особенность в чувашской фонетике фразы, что начальный согласный в слове находится в зависимости от конца предшествующего слова (вообще наиболее варьирует первый согласный суффиксального и, во фразе, корневого слога в противоположность арио-европейской фонетике)[63]. Подобным способом изменения звука в фразе можно объяснить в некоторых случаях колебание между начальными глухими и звонкими согласными в одном и том же слове, напр. в частице да, ср., напр., 36 и 40. Нужно еще указать на частый пропуск слабых неударяемых гласных (ср. аналогичные случаи в детской речи) и на упрощение некоторых согласных групп.
В отношении морфологическом нужно иметь в виду иной морфологический строй чувашского языка – агглютинирующий; в связи с этим нужно поставить частый пропуск предлогов при падежных формах. Затем чувашский язык представляет однообразие флексии, и чувашину трудно усвоить разнообразие окончаний одной и той же формы в русском языке; потому-то в устах чувашина русская морфология является в сильно сокращенном виде (ср. аналогичное явление в детской речи): особенную употребительность в склонении существительных получают окончания; более характерные, напр., -ов и – м; особенно последнее окончание фигурирует на месте целого ряда разных форм. Встречаются и некоторые другие окончания, особенно в типичных сочетаниях, напр., дней при числительных, и даже «три дней». Прилагательное обычно является с неизменным окончанием – ий или – ой без соблюдения родов, которых не различает чувашский язык. То же и в форме прош. времени глагола.
В отношении лексическом обращает внимание неправильное употребление некоторых слов, например, пришел вместо прибыл (№ 34, 46); сюда же относится и странное употребление слова заденет (вероятно, вместо застанет, № 65).
В синтаксическом отношении обращает внимание склонность к помещению глагола в форме Verbi finiti, равно как и неопределенного наклонения, к концу фразы. Эта черта объясняется особенностями словорасположения в чувашском языке[64].
О проекте
О подписке