Велико значение оборотоспособности и для квалификации посягательств на такие природные объекты, как земельные участки, водные объекты, леса, недра и т. п. Последние могут быть предметом хищения лишь в той мере, в какой они вовлечены в гражданский оборот, становясь объектами частной собственности. Незаконная же эксплуатация природных ресурсов, находящихся в государственной и муниципальной собственности, охватывается целым комплексом других норм УК, причем формулирующих не только экологические преступления, но и преступления в сфере экономической деятельности и даже преступления против собственности (ст. 165 УК).

Чужим является такое имущество, которое находится на момент изъятия в фактическом обладании какого-либо физического или юридического лица и не принадлежит похитителю по праву собственности.

Для признания того или иного имущества чужим для виновного не требуется, чтобы оно принадлежало на праве собственности тому лицу, у которого изымается. Имущество, вверенное лицу на определенном правовом основании (например, для целей его ответственного хранения или перевозки), также остается для него чужим, несмотря на то, что он наделяется в отношении данного имущества определенными правомочиями. Незаконное удержание у себя или израсходование такого имущества образует присвоение или растрату. Поэтому представляется некорректным разъяснение Верховного Суда РФ о том, что предметом хищения является «чужое, то есть не находящееся в собственности или законном владении виновного, имущество».^[106]

Некоторые авторы допускают возможность совершения преступных действий в отношении своего имущества, приводя в качестве примера акты завладения собственным, но переданным в чужое владение имуществом с целью потребовать возмещения за якобы причиненный ущерб.^[107] Однако такого рода случаи не нарушают правила о невозможности похищения собственного имущества, поскольку изъятие такового собственником в рассматриваемых случаях является лишь приготовлением к завладению материальными средствами, призванными возместить причиненный мнимой утратой ущерб. Следовательно, в качестве предмета хищения здесь выступает все же не свое, а изымаемое под видом компенсации имущество другого лица, т. е. опять-таки чужое. Изъятие же своего имущества служит лишь для создания видимости законности выплаты компенсации.^[108]

Для признания имущества чужим достаточно, чтобы виновный не имел ни действительного, ни предполагаемого права на обращение с ним как со своим собственным. Поэтому хищение образует изъятие имущества не только у его собственника или титульного владельца, но и у незаконного обладателя, например у лица, ранее похитившего это имущество.

Особую значимость приобретает вопрос о «чужом» и «своем» имуществе в отношении многосубъектной собственности, являющейся объектом гражданско-правовых отношений между сособственниками.

Хищение имущества сособственников, совершенное третьим лицом, ничем (кроме числа потерпевших) не отличается от хищения имущества единоличного собственника, тогда как юридическая оценка незаконного распоряжения совместным имуществом одним из сособственников в ущерб другому не столь однозначна. Во многом она зависит от вида общей собственности – долевой или совместной, которые закрепляет п. 2 ст. 244 ГК.

В совместной собственности доли ее участников заранее не определены, существуя лишь в потенции, реализуемой при разделе общей собственности или выделе из нее. Бездолевой характер данного вида собственности позволяет более категорично отрицать возможность посягательства на нее одним из сособственников. Как в прежней, так и в нынешней литературе практически единодушно утверждается, что предметом рассматриваемых преступлений не может быть имущество, принадлежащее лицу на праве совместной собственности.^[109] В ГК закреплено лишь два вида такой собственности – собственность супругов и членов крестьянского (фермерского) хозяйства.

Действующее российское законодательство не содержит специальных положений о пределах уголовной ответственности за имущественные правонарушения в семье.^[110] Решающим критерием допустимости ответственности за внутрисемейные хищения продолжает оставаться правовой режим имущественных отношений, регулируемых семейным, а в необходимых случаях и гражданским законодательством (ст. 4 Семейного кодекса). Отсюда необходимо выяснять, является ли имущество, ставшее предметом нарушения, совместной собственностью супругов или индивидуальной собственностью одного из них, и в зависимости от этого решать вопрос о правовых средствах разрешения конфликта.

Установленный в ряде норм СК режим раздельной собственности допускает уголовную ответственность за имущественные правонарушения в семье, поскольку имущество, принадлежащее одному из супругов, является чужим для другого.

На раздельном режиме основаны также имущественные отношения между родителями и детьми, поскольку, согласно ст. 60 СК, ребенок не имеет права собственности на имущество родителей, а родители – на имущество ребенка (например, полученное им в дар или в порядке наследования, а также приобретенное на его средства). Из этого следует, что самовольное изъятие родительского имущества, равно как и детского, при известных условиях может составить признаки хищения.

Ситуация изменится, как только родители и дети перейдут на режим общей собственности, что допускается п. 5 ст. 60 СК. Да и супругам, заключившим брачный договор о режиме долевой или раздельной собственности, также ничто не препятствует в любое время расторгнуть его или изменить, установив режим совместной собственности (ст. 34 СК). Соответственно незаконное распоряжение общим имуществом одним из них станет ненаказуемым, так как предметом правонарушения становится совместное (т. е. собственное), а не чужое имущество.

Завершая характеристику предмета хищения, нельзя не отметить, что особые проблемы с его определением возникают при анализе мошенничества, которое содержит указание не только на хищение имущества, но и на приобретение права на него. Поэтому практически во всех литературных источниках, которые удалось обозреть, в качестве еще одного предмета мошенничества называется право на имущество. Предлагается даже изменить редакцию ч. 1 ст. 159 УК таким образом, чтобы она в полной мере отвечала этим взглядам, а именно: «Хищение чужого имущества или права на чужое имущество путем обмана или злоупотребления доверием».^[111]

Юридическая некорректность данной формулировки очевидна. Ясно, что право собственности ни в субъективном его смысле (как юридически обеспеченная мера возможного поведения собственника по отношению к принадлежащему ему имуществу), ни тем более в объективном (как система правовых норм, регулирующих отношения по владению, пользованию и распоряжению данным имуществом) похищено быть не может. В результате хищения потерпевший лишается не права собственности, а фактической возможности использовать имеющиеся у него правомочия в отношении этого имущества вследствие его изъятия. Поэтому право на имущество не может быть отнесено к числу предметов хищения.

Настаивая на том, что предметом всех хищений могут быть исключительно вещи, причем не только в тех статьях, где говорится об имуществе, но и в тех, где говорится о праве на имущество, считаю возможным обосновать этот тезис тем, что в качестве своего объекта хищения имеют вещные отношения, в которых отношения собственности занимают центральное место, хотя вещные права не ограничиваются только правом собственности. Тезис же о несводимости вещных отношений к отношениям собственности и необходимости в связи с этим различать две разновидности отношений по владению, пользованию и распоряжению вещественными объектами позволяет заключить следующее: любое хищение нарушает отношения собственности, поскольку оно представляет собой незаконное и безвозмездное изъятие чужого имущества, но не любое незаконное и безвозмездное изъятие чужого имущества нарушает отношения собственности, коль скоро оно может быть совершено у лица, владеющего данным имуществом в объеме правомочий субъекта ограниченного вещного права.

Иными словами, в тех случаях, когда похититель ставит себя на место собственника, претендуя на всю полноту его власти, он нарушает отношения собственности, безотносительно к тому, у кого он изымает имущество (у самого ли собственника или иного владеющего им лица). Когда же лицо мошенническим или характерным для вымогательства образом ставит себя только на место субъекта ограниченного вещного права, не претендуя на ту меру власти, которая закрепляется за собственником, отношения собственности ущерба не терпят, поскольку собственником данной вещи остается все тот же «маячивший за спиной» носителя ограниченного вещного права субъект, но отношения ограниченного вещного права, безусловно, от этого страдают. Поэтому в первом случае можно говорить об изъятии имущества из фонда собственника, т. е. о его похищении, предполагающем замену подлинного собственника псевдособственником и потому нарушающем отношения собственности, а во втором – только о приобретении виновным ограниченного вещного права на данное имущество, нарушающем вещные отношения в более широком смысле этого слова, но все же не затрагивающем статус собственника и не ставящем под сомнение отношения собственности как таковые. Думается, на этом и основано различие между понятиями «хищение чужого имущества» и «приобретение права на чужое имущество».

Однако в судебной практике данное право не всегда получает уголовно-правовую защиту. Так, Махмудов был признан виновным в том, что путем мошенничества приобрел право на жилую площадь Авдеевых. Указав на ошибочность его осуждения за хищение, Верховный Суд РФ мотивировал свое решение тем, что Авдеевы не являлись ни собственниками, ни владельцами квартиры, которая находилась в ведении и в собственности департамента муниципального жилья правительства Москвы. Поэтому смена нанимателей квартиры не причинила ущерба собственнику имущества, тогда как ответственность за хищение, одним из видов которого является мошенничество, наступает только при причинении ущерба собственнику или владельцу имущества. Таким образом, между Махмудовым и Авдеевыми имелись гражданско-правовые отношения, регулируемые жилищным законодательством.^[112]

Но если право нанимателя жилого помещения в государственном и муниципальном жилищном фонде квалифицировать в качестве ограниченного вещного (а это представляется вполне обоснованным), то оно должно подлежать такой же защите, как и права собственника на приватизированное им жилое помещение.^[113]

Суммируя изложенное, можно сказать, что имущество как предмет хищения – это вещи, деньги, ценные бумаги и другие обладающие стоимостью предметы материального мира, по поводу которых существуют отношения собственности или иные вещные права.

С объективной стороны хищение представляет собой противоправные безвозмездное изъятие и (или) обращение чужого имущества в пользу виновного или других лиц, причинившие ущерб собственнику или иному владельцу этого имущества.

Общественно опасное деяние посягательств на вещные отношения выражается в изъятии и (или) обращении чужого имущества в пользу виновного или других лиц либо в приобретении права на чужое имущество.

Говоря о формах незаконного перемещения имущества от собственника к несобственнику, нельзя не заметить, что в одних случаях оно осуществляется посредством примитивного захвата чужой вещи, откровенно попирающего права собственника и не нуждающегося в каком-либо правовом обосновании. Здесь главное – обеспечить себе хозяйственное господство над вещью, т. е. завладеть ею. Отсутствие же претензий со стороны собственника или других лиц обеспечивают анонимность похитителя или неизвестность его местонахождения и презумпция законности фактического владения – предположение о том, что тот, у кого вещь находится, имеет право на владение ею, пока не доказано обратное. Такого рода процесс воздействия на предмет, типичный для кражи, грабежа и разбоя (если нападение завершается завладением предметом), и называется изъятием, трактуемым в узкофизическом смысле – как противоправное извлечение (исключение, удаление, выведение) имущества из владения собственника с одновременным переводом его в фактическое незаконное обладание похитителя или других лиц.

Другой процесс воздействия на предмет, который типичен для присвоения и растраты, совершаемых в отношении вверенного имущества и потому не требующих его физического изъятия, коль скоро оно и так уже находится во владении виновного, называется обращением чужого имущества в свою пользу или в пользу других лиц.

Следовательно, изъятием можно считать не только физическое извлечение и удаление имущества из чьего-либо обладания, но и юридическое обособление имущества, находящегося в обладании виновного на законных основаниях. Например, когда заведующий складом незаконно списывает хранящиеся на складе вещи, изменяется не местоположение их в пространстве, а отношение к ним виновного, который юридически правомерное владение данными вещами трансформирует в противоправное обладание. Такой переход от правомерного владения к неправомерному иногда называют «формальным изъятием».^[114] Несмотря на то, что фактически вещи продолжают находиться на тех же стеллажах, юридически их уже не существует для собственника, ибо они числятся как изъятые с места их нахождения и уничтоженные по акту за непригодностью. Следовательно, в присвоении вверенного имущества также можно усмотреть его изъятие у собственника. Отражая внешнюю сторону процесса обретения власти над чужим имуществом при неизменности его местоположения, такого рода «формальные» действия отражают и содержательное существо изъятия – фактическую смену собственника.

Особенно нагляден формально-юридический характер изъятия при мошенническом завладении товарораспорядительными документами (коносаментами, грузовыми накладными, складскими свидетельствами и т. п.), передача которых приравнивается, согласно п. 3 ст. 224 ГК, к передаче вещи, что влечет и переход права собственности на нее, безотносительно к тому, что сами товары продолжают находиться на складе.

Подобное же изъятие (именно изъятие, а не приобретение права на чужое имущество) характерно для мошеннического завладения объектами недвижимости, выведение которых из имущественного фонда собственника невозможно без «юридического сопровождения» – соответствующего оформления перехода права собственности. В отличие от «физического» изъятия, характерного для кражи, грабежа и разбоя, а также от «формального» изъятия, свойственного присвоению и растрате, такую форму можно назвать «юридическим» изъятием, при котором прежний собственник может даже остаться фактическим владельцем имущества (например, продолжать жить в квартире), тогда как юридически «права» владения, пользования и распоряжения данным имуществом уже принадлежат преступнику.

Следовательно, хищение как изъятие чужого имущества не включает в себя с необходимостью фактическое завладение им, юридически опосредствующее презумпцию законности владения. Изъятие имущества может произойти и без его перемещения в пространстве с его постоянного или временного местонахождения (как это происходит при хищении недвижимости).

С этой точки зрения, выделение в понятии хищения «обращения» чужого имущества в пользу виновного или других лиц не столь уж необходимо, так как невозможно обратить чужое имущество в чью-либо пользу, не изъяв его из фонда собственника. Поэтому основой, характеризующей хищение с объективной стороны, в какой бы конкретной форме оно ни осуществлялось, является именно «изъятие», которое не только отражает внешний процесс противоправного воздействия на предмет преступления, но и указывает на механизм причинения вреда его собственнику, поскольку изъятие всегда связано с незаконным переходом имущества от собственника к несобственнику.

Криминалистическое же «приобретение права на чужое имущество» корреспондирует с цивилистическим «правом на чужие вещи», каковым по определению являются ограниченные вещные права. Завладение такого рода «чужими вещами» также предполагает их изъятие, но не у собственника, а у владельца, и не физическое, а «юридическое».

Поскольку для вменения хищения необходимо установить, что преступник завладел чужим имуществом, которое к моменту его изъятия находилось в собственности или во владении другого лица (т. е. уже вошло во владение последнего и еще не выбыло из него), важное значение для квалификации приобретает определение оснований возникновения и прекращения права собственности, а также моментов поступления данного имущества в собственность или владение соответствующего лица и его выбытия.

Признаками изъятия чужого имущества при его хищении являются противоправность и безвозмездность.

Противоправность изъятия, прежде всего, означает, что оно осуществляется способом, прямо запрещенным уголовным законом (объективная противоправность), при отсутствии которого содеянное может квалифицироваться по иным статьям УК или вовсе не составлять преступления. Так, не является хищением завладение чужим имуществом при дозволении закона, например в случаях крайней необходимости, исполнения приказа или наличия других обстоятельств, исключающих противоправность содеянного.

Далее, противоправность заключается в отсутствии у виновного какого-либо права на изымаемое имущество (субъективная противоправность). Когда же такое право есть (например, собственник изымает свое имущество у другого лица), когда имеются фактические основания для получения имущества, а нарушается лишь установленный порядок осуществления этого права, такие действия могут быть расценены как самоуправство.^[115]

Наконец, противоправность хищения состоит в нарушении свободы собственника или титульного владельца распоряжаться находящимся у них имуществом, ибо его изъятие осуществляется помимо или против их воли. Отсюда следует, что не является хищением завладение чужим имуществом с согласия его собственника. Однако противоправным будет изъятие имущества не только у ребенка, душевнобольного, а также у иного не способного выразить свою волю лица, но и у лица, выразившего свое «согласие» на изменение отношения к имуществу под влиянием обмана или насилия, коль скоро такое согласие не имеет ничего общего с подлинной волей потерпевшего.

Безвозмездность изъятия наличествует в тех случаях, когда оно производится без соразмерного возмещения стоимости изымаемого деньгами (т. е. бесплатно) либо без предоставления эквивалента в виде труда, равноценного имущества, а также с символическим либо неадекватным возмещением.

Стало быть, получение денежных средств, хотя и по фиктивным или неправильно оформленным документам, но за фактически выполненную работу, не является хищением, поскольку незаконное завладение имуществом не связано в данном случае с причинением имущественного ущерба, тем более, что виновный компенсирует его трудовыми затратами.