§ 2. Принцип законности

Принцип законности сформулирован в ст. 3 УК: «1. Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим кодексом. 2. Применение уголовного закона по аналогии не допускается».

В отличие от части первой данной нормы, которая отражает смысл классической римской формулы «nullum crimen, nullum poena sine lege» – «нет преступления, нет наказания без указания на то в законе», вторая часть статьи вызывает в юридической литературе оживленную научную дискуссию. Спор идет о необходимости законодательного закрепления этого положения.

Большинство авторов полагают, что запрет аналогии уголовного закона, содержащийся в ч. 2 ст. 3 УК, является излишним,^[80] так как в ч. 1 ст. 3 УК «не только выражена суть принципа законности, но также весьма ясно обозначено и требование о недопустимости аналогии преступления, наказания и иных уголовно-правовых последствий, ибо именно они „определяются только настоящим Кодексом“, а следовательно, предполагается обязательное наличие и норм, специально им посвященных».^[81]

В какой-то степени с этим утверждением можно согласиться. Однако, на наш взгляд, нет необходимости исключать часть вторую указанной нормы, так как она не повторяет, а дополняет первую часть. Попробуем доказать этот тезис.

Толкование нормы, содержащейся в ч. 1 ст. 3 Уголовного кодекса, позволяет некоторым исследователям сделать следующий вывод: аналогия закона в уголовном праве ограничивается только рамками преступления, наказания и иных уголовно-правовых последствий, в то время, как допустима, например, аналогия норм Общей части^[82] или аналогия в отношении возможного устранения или смягчения, соответственно, преступности и наказуемости деяний^[83] и т. д. Мы думаем, что в настоящее время эта точка зрения не состоятельна, поскольку есть еще ч. 2 ст. 3 УК, в которой как раз и содержится прямой запрет на применение аналогии в отношении всей отрасли уголовного права. И, следовательно, упразднение этой нормы позволит на вполне законном основании применять в некоторых случаях уголовно-правовые нормы по аналогии. А это, по мнению ряда ученых,^[84] и мы с ними полностью согласны, недопустимо.

Вместе с тем некоторые авторы считают недопустимым полный запрет аналогии закона в уголовном праве.^[85] Например, В. В. Мальцев указывает на то, что «безусловно, ясна невозможность полной аналогии закона… применительно к установлению признаков состава преступления, содержанию наказания и иных уголовно-правовых последствий».^[86] М. А. Кауфман, в свою очередь, пишет, что «наличие в уголовном законодательстве пробелов, необходимость их немедленного восполнения в процессе разрешения уголовных дел не позволяет считать достаточными социально-юридические основания полного отказа от аналогии при применении уголовного закона».^[87]

Такой подход к рассматриваемому вопросу, несмотря на всю свою убедительность, на наш взгляд, все же недостаточно оправдан.

Прежде всего, обратимся к понятию «аналогия закона». По мнению А. В. Наумова, она представляет собой «восполнение пробелов в праве, когда закон применяется к случаям, прямо не предусмотренным, но аналогичным тем, которые непосредственно регулируются этим законом».^[88] В некоторых отраслях права (например, в гражданском) аналогия разрешена, однако она все равно считается исключительным средством. Причем, следует сразу оговорить, что данный способ не устраняет пробел в праве, а лишь преодолевает его применительно к конкретной ситуации.

Учитывая специфику уголовного права, обусловленную, прежде всего, его карательным характером, считаем, что какими бы благими ни были цели применения аналогии, она недопустима в данной отрасли права, и что «восполнение пробела права – это прерогатива законодателя, а не органа, осуществляющего применение права».^[89] Что же касается разрешения сложившейся ситуации, то, как пишет Н. А. Лопашенко, «существует только один выход для преодоления аналогии закона – законодательное совершенствование закона, внесение в него изменений. И чем быстрее будут внесены соответствующие изменения, тем быстрее будет восстановлен в полном объеме принцип законности».^[90]

Подводя итог сказанному, на наш взгляд, должен существовать полный запрет аналогии закона в уголовном праве, что на сегодняшний день и закрепляется в ч. 2 ст. 3 Уголовного кодекса. Мы полагаем, что данную уголовно-правовую норму необходимо сохранить. Ее исключение, как нам представляется, приведет лишь к дополнительным спорам о возможности применения аналогии к тем или иным случаям, в зависимости от потребностей практики.

Тесным образом с рассмотренной проблемой аналогии закона связан вопрос о расширительном и ограничительном толковании.

Еще до законодательного закрепления принципа законности С. Г. Келина и В. Н. Кудрявцев в одной из своих работ предлагали включить в него положение о том, что содержание уголовного закона следует понимать в точном соответствии с его текстом.^[91] Кроме этого, некоторые авторы полагают, что только буквальное толкование можно считать верным и приемлемым с точки зрения принципов уголовного права.^[92]

Вместе с тем в юридической литературе существуют и иные точки зрения. Например, С. С. Алексеев указывает на то, что «распространительное и ограничительное толкования свойственны толкованию как таковому».^[93]

По мнению А. В. Наумова, применение расширительного и ограничительного толкования вполне возможно, поскольку, во-первых, «существует немало других близких по содержанию норм, которые могут повлиять в ту или другую сторону при толковании (уяснении) взятой нормы. Во-вторых, словесное выражение нормы не всегда может четко выражать то содержание, которое в нее закладывалось».^[94]

Я. М. Брайнин отмечал, что «ошибка ученых, возражающих против распространительного и ограничительного толкования, состоит в том, что по их представлению эти виды толкования изменяют объем действия правовой нормы в противоречие с волей законодателя. На самом деле это не так. Правильное применение в необходимых случаях распространительного или ограничительного толкования помогает установить подлинную волю законодателя».^[95]

Изложенные выше позиции вызывают у нас несколько вполне закономерных вопросов. Во-первых, как определить волю законодателя, т. е. как установить тот истинный смысл, который законодатель вкладывает в ту или иную норму? А во-вторых, как соотносятся между собой толкование закона и запрещенная Уголовным кодексом аналогия закона?

Что касается первого вопроса, то, как нам представляется, ответ на него очевиден: определить волю законодателя может только сам законодатель. И это вполне логично. Лишь тот, кто принимает закон, а не тот, кто его применяет, может разъяснить смысл и содержание его норм. Чезаре Беккариа писал: «Судьям не может принадлежать право толковать уголовные законы исключительно в силу того, что они не являются законодателями… Недостатки, связанные с точным следованием букве уголовного закона, ничтожны по сравнению с недостатками, вызываемыми толкованием».^[96]

Относительно второго вопроса в юридической литературе не существует однозначного мнения. М. А. Кауфман отмечает, что «фактически расширительное толкование по существу представляет собой скрытую аналогию уголовного закона, им же и запрещенную».^[97] Подобной точки зрения придерживается и С. Ф. Милюков, который считает, что «аналогия укрылась под личину так называемого расширительного (или распространительного) толкования».^[98]

Другие авторы полагают, что распространительное толкование следует отличать от аналогии закона, так как «распространительное толкование закона, раскрывая более глубоко его смысл, предполагает распространение его на случаи, которые вытекают из данной нормы закона, охватываются ею, находятся в ее границах, хотя и не следуют, на первый взгляд, с полной очевидностью из буквального текста закона. Аналогия же означала применение санкции определенной нормы уголовного закона к случаю, не предусмотренному в законе, но сходному по характеру и степени общественной опасности с тем или иным преступлением».^[99]

Более приемлемой, на наш взгляд, является все же последняя точка зрения. Однако отметим, что, несмотря на существующие между этими понятиями различия, они очень схожи между собой. Так же, как и аналогия закона, необходимость расширительного толкования вызвана не чем иным, как существующими в Уголовном кодексе пробелами и недостатками. Однако способы их устранения различаются. При расширительном толковании происходит уяснение смысла закона и «распространение его на случаи, которые буквальным текстом не охватываются. Аналогия же закона есть применение закона к случаям, прямо не предусмотренным в законе, но сходным с ним по характеру и степени общественной опасности».^[100]

Кроме этого, нам представляется, что и аналогия закона, и расширительное толкование свидетельствуют о низком качестве уголовного закона, о его недостатках, которые должны устраняться законодателем путем внесения изменений или дополнений в Уголовный кодекс, а не правоприменителем в каждом конкретном случае. Это может привести к тому, что одна и та же уголовно-правовая норма будет применяться по-разному, в зависимости от того, кто ее применяет.

Таким образом, мы, вслед за С. Г. Келиной и В. Н. Кудрявцевым, видим необходимость в дополнении ст. 3 УК новой частью третьей, в которой было бы указано, что «содержание уголовного закона следует понимать в точном соответствии с его текстом». Такое дополнение принципа законности вполне оправдано, хотя и связано с рядом проблем. Все мы понимаем, что наш Уголовный кодекс далек от идеала, большое количество его норм просто невозможно применить без использования расширительного или ограничительного толкования. Однако, с нашей точки зрения, решить возникшую проблему иначе не представляется возможным. Если в самом уголовном законе будет содержаться запрет на применение расширительного или ограничительного толкования, все существующие пробелы и недостатки придется устранять только законодательным путем.

Есть в юридической литературе и иные точки зрения относительно изменения формулировки ст. 3 УК. Скажем, по мнению В. В. Мальцева, статья 3 Уголовного кодекса должна выглядеть следующим образом:

1. Содержание принципа законности образуют социально-правовые идеи равенства, гуманизма, справедливости и вины, выраженные в уголовном законодательстве Российской Федерации через его принципы, нормы Общей и Особенной частей. Только выраженные в настоящем Кодексе идеи признаются его принципами.

2. Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом.

3. Законодатель и суды Российской Федерации обеспечивают приоритет принципов настоящего Кодекса над другими его понятиями и нормами.^[101]

Первая часть, по мнению автора, основывается на том, что «принцип законности… является формой выражения других принципов уголовного права в уголовном законодательстве».^[102] С этим трудно не согласиться. Принцип законности, в отличие от всех остальных, является формальным и заключает в себе требование облекать те или иные правила в юридическую форму. Однако из этого не следует, на наш взгляд, что его содержание образуют иные принципы уголовного законодательства, поскольку это лишило бы данный принцип самостоятельности^[103] и устранило бы необходимость отдельно закреплять его в нормах Уголовного кодекса.

Что же касается введения указанной выше части 3, то, с нашей точки зрения, оно прежде всего призвано еще раз подчеркнуть важность закрепленных в УК РФ 1996 г. норм-принципов. Но, учитывая тот факт, что принципы и так являются основными положениями Кодекса и в силу своей специфики имеют приоритет над другими его понятиями и нормами, мы считаем предложение В. В. Мальцева несколько излишним. Впрочем, мы и не можем не констатировать тот факт, что, к сожалению, требования принципов уголовного законодательства не всегда соблюдаются как законодательными, так и правоприменительными органами. Однако предложенный выше вариант вряд ли улучшит сложившуюся ситуацию.

Ю. Е. Пудовочкин и С. С. Пирвагидов предлагают в ч. 1 ст. 3 УК закрепить следующее положение: «Уголовный кодекс Российской Федерации основывается на Конституции Российской Федерации, общепризнанных принципах и нормах международного права и международных договорах Российской Федерации».^[104] Между тем не все авторы с этим согласны. Так, Н. А. Лопашенко пишет: что касается правовых требований о приоритете международного уголовного права и подконституционности уголовного закона, то «они действительно лежат в основе принципа законности, но в то же время они относятся не только и не столько к принципу законности, сколько к уголовному закону в целом; это его обязательные черты».^[105]

Последняя точка зрения нам представляется более приемлемой, учитывая и тот факт, что на сегодняшний день рассматриваемое положение вполне обоснованно содержится в ч. 2 ст. 1 УК.

И. Э. Звечаровский предлагает дополнить ст. 3 Уголовного кодекса, указав, что «уголовное наказание применяется только за преступление и в порядке, установленном настоящим кодексом».^[106] Это, по его мнению, позволит, «во-первых, ориентировать законодателя на недопустимость установления равнозначных мер ответственности за преступления и за деяние, не являющееся таковым, в различных отраслевых нормативных актах; во-вторых, исключить возможность применения мер, равнозначных уголовному наказанию, иными субъектами, чем суд; в-третьих, исключить предусмотренную самим УК РФ возможность назначения более строгого уголовного наказания за деяния, не являющиеся преступлениями».^[107]

На наш взгляд, в целом автор дублирует положение, закрепленное в ст. 43 УК, где названы признаки наказания: оно применяется только к лицу, признанному виновным в совершении преступления, а не иного деяния; назначается только по приговору суда и др. Кроме того, трудно себе представить, как предложенное изменение ст. 3 УК может «ориентировать законодателя на недопустимость установления равнозначных мер ответственности за преступления и за деяние, не являющееся таковым, в различных отраслевых нормативных актах». Думается, предложение автора не вполне рационально.