Построив курсантов кружком на лужайке (чуть в отдалении стал полковник Хабиби со своей свитой), Долматов хриплым и бодро-мужественным голосом, с паузами для перевода, рассказал, что ровно через месяц мы сделаем из курсантов суперменов, которые будут владеть не только необходимыми для контрразведчиков теоретическими познаниями, но и станут неотразимыми бойцами, настоящими мастерами рукопашного боя, перед умениями которых померкнут даже каратисты-попрыгунчики из японских и китайских фильмов.

После краткого вступительного слова мы перешли к демонстрации того, чему грозились обучить притихших афганцев.

Для начала Долматов продемонстрировал на мне различные способы силового задержания противника: «загиб руки за спину» и прочие «цветочки». А потом пошли «ягодки». Я нападал на Долматова с кулаками, пытался ударить его ногой, а он ловко, как бы играючи, отражал все мои удары, с бросками и завершающими ударами ногой. Проводя каждый прием, Долматов громко пояснял, что и как он делает. Слава добросовестно переводил.

Потом мы показали притихшей аудитории рукопашный бой-спарринг, в котором я, естественно, получил кучу гулких впечатляющих ударов, несколько раз был повергнут на землю, но неизменно после очередного практически «смертельного» удара красиво вскакивал и нападал вновь.

Наконец, после очередного удара, от которого в очередной раз оказался на земле, я якобы впал в бешенство: вскочил, затравленно огляделся вокруг, кинулся к сложенным под деревом нашим вещам и оружию и выхватил из ножен финку. Наши легковерные зрители ахнули, испуганно загалдели и попятились назад. А я с мерзкой и кровожадной улыбкой прирожденного убийцы-живореза стал приближаться к Долматову, угрожающе жестикулируя и размахивая сверкающим на солнце остро отточенным лезвием ножа. Нас бросился «разнимать» наш «подсадной» – переводчик Слава. Однако я сделал в его сторону выпад, и Слава отбежал на безопасное расстояние.

Долматов весьма артистично изобразил на лице и во всей своей фигуре страх и стал пятиться от меня. С победным ревом я вскинул нож и бросился на него… и в тот же момент в ходе четко проведенного приема (шаг вперед, пригнувшись, под удар, левая рука вверх, защита, остановка и захват руки, одновременно маховый удар ногою в пах – и-и-и р-р-аз! – резкий поворот, бросок через плечо – и-и-и два! – завершающий удар ногой по ребрам – и-и-и три!) оказался на земле.

Вуаля!

Все произошло быстро, но очень четко и красиво, а главное – натурально. Я громко припечатался о землю, прихлопнув ногой и плашмя рукой. Уж что-что, а падать красиво и без травм Долматов научил нас хорошо.

На афганцев наш трюк произвел нужное впечатление. Они громко загалдели, но, не дав аудитории отвлечься на обсуждение увиденного, я быстро вскочил, нащупал в траве выскочивший из руки нож и снова кинулся на Александра Ивановича. Я варьировал удары, бил тычком, махом, сбоку, снизу, сверху. Но тщетно!

Каждый раз моя атака заканчивалась либо крепким захватом, либо эффектным броском, каждый раз я, вооруженный ножом, оказывался побежденным безоружным Александром Ивановичем.

Отражая мои атаки, Долматов не забывал пояснять свои действия (Слава переводил) и время от времени щедро обещал наши курсантам, что скоро они так же научатся бороться против вооруженного противника.

А я тем временем уже схватился за автомат с примкнутым ножевым штыком. Но и тут, все мои атаки штыком и прикладом оканчивались плачевно и пресекались Долматовым самым решительным образом.

А Александр Иванович уже приступил к показу способов бесшумного снятия часового: я расхаживал с автоматом на груди возле дерева, а он, применяясь к местности, подкрадывался и внезапно набрасывался на меня с ножом, с удавкой, без ничего, с голыми руками… Результат был всегда неизменным.

И вот наступило время заключительного аккорда.

Я, имитируя часового, стоял, прислонившись спиной к дереву, автомат в руках. Долматов подкрадывался ко мне. Но кустики кончились, дальше открытое пространство.

– Что делать? – вопрошает Долматов у курсантов. – На открытом месте он меня увидит и убьет из автомата! Курсанты не знали, что делать. Долматов прицелился в меня из пистолета, но отложил его:

– Стрелять не могу – противник услышит! Что делать? – продолжал он интриговать публику.

Затаившая дыхание публика не знала, что делать, но всем своим видом показывала уверенность в том, что находчивый Александр Иванович обязательно найдет выход из создавшейся ситуации. Ей-богу, эти ребята смотрели нашу «показуху», как кино! Краем глаза я успел заметить, что полковник Хабиби тоже с величайшим интересом следит за нашим представлением и, как и все, увлечен происходящим.

И тут Александр Иванович ставит красивую точку: он резко взмахнул рукой, и увесистый «НР» («Нож разведчика»), сверкнув кромкой отточенного лезвия, коротко прошелестел в воздухе (в-ш-ш-и-и-к!) и гулко воткнулся в ствол дерева в пяти сантиметрах от моей шеи! Все.

Потрясенное молчание. Взрыв оваций. Поклоны. Занавес.

Загалдев, курсанты сломали строй и подбежали к нам. Улыбались, жали руки. Попытались вытащить «НР» из ствола дерева, но – слабаки – не смогли: глубоко засел. Я небрежно, одной рукой выдернул нож и вложил его в ножны.

Тут подошел ко мне Слава-переводчик и сказал, что курсанты хотят пощупать, все ли ребра у меня сломаны. От себя он добавил:

– Они, кажется, думают, что у тебя вокруг туловища прокладки от ударов. Я благосклонно разрешил. Никаких прокладок, смягчающих удары, не оказалось, и ребра все были целы.

Прирожденный педагог Александр Иванович тут же обыграл ситуацию:

– Товарищи курсанты! Если вы будете нас слушаться, стараться и беспрекословно выполнять все, что мы вам скажем, вы станете такими же крепкими, как он! – жест в мою сторону, – и ни один враг революции вас не сломит!

Товарищи курсанты изъявили полнейшую готовность поступить в наше распоряжение, причем немедленно.

С переездом на виллу жизнь стала приятной и окрасилась разнообразными и яркими впечатлениями. Выезды в Пагман и занятия с контрразведчиками чередовались с выездами в город для изучения и разведки объектов, проработки маршрутов, вояжами по местным лавкам.

Учить афганцев навыкам рукопашного боя оказалось занятием достаточно трудным. Дело в том, что в их системе дошкольного и школьного образования практически отсутствует такой предмет, как физкультура. Поэтому у наших подопечных не было наработок мускульной памяти. Так что нам пришлось восполнять пробелы физического образования у наших курсантов и нарабатывать им эту самую мускульную память, координацию движений.

И вот наконец мы решили, что пришло время для обучения наших курсантов в спарринге. Отрабатывали прием «ма-ховый удар ногою в пах» и защиту от него.

Александр Иванович показал прием на мне. Он нанес удар, я, отступив правой ногой назад, прогнулся вперед, выводя корпус из-под удара, и одновременно поставил предплечьями крест-накрест защиту. Показали еще раз, в замедленном темпе. Потом я наносил удар, а Долматов защищался.

– Все поняли?

– Да, поняли.

Поставили группу в круг, лицами в середину, все наносили удар по воображаемому противнику, а я бегал по кругу, поправлял, потом все отрабатывали защиту.

– Ну что? – спросил меня Долматов, когда я подбежал к нему.

– Да так, в целом вроде бы усвоили, можно ставить в спарринг!

– Рановато, давай еще! Мне травмы не нужны!

И снова я, как борзой кобель, носился по кругу, показывал, объяснял, потом они наносили удары мне, а я ставил защиту. Потом я имитировал удар, а курсанты защищались.

Наконец Долматов потребовал внимания:

– Товарищи курсанты! Сейчас вы разделитесь на пары и будете отрабатывать удар друг на друге! Помните, что перед вами стоит не враг, а ваш товарищ по партии, по работе! Поэтому не бейте изо всех сил! Сначала все движения надо проделать медленно, чтобы вы их запомнили и чтобы мы могли вас поправить! Все поняли?

– Да… Поняли!

Я оглядел наших курсантов и заметил, что у некоторых из них появился в глазах нехороший азартный блеск, кое-кто сделал зверское лицо, оскалил зубы. Взглянув на их тяжелые военные ботинки с подковками, я успел подумать, что добром это не кончится. Хотел сказать Долматову, но не успел.

– Внима-а-ние. Пригото-о-овиться. Пр-р-р-ием!

И в следующий момент пять наших курсантов замертво свалились на землю. Скорчившись в три погибели, хватая широко открытыми ртами воздух, они катались, зажимая руками пораженные гениталии. Еще человек шесть потирали ушибленные бедра.

Ни хрена у них не получалось!

– Эх, эт-т-т-ить твою мать! – в сердцах воскликнул Александр Иванович. Поверженных бойцов мы отнесли на пригорок, поставили на колени, головой к земле, задом вверх.

– Чтоб кровь отливала от паха! – пояснил озабоченный Долматов. Мы приняли решение в ближайшем обозримом будущем, во избежание травм и кровопролития, занятия в спарринге пока не проводить. Пусть тренируются на воображаемом противнике.

– Все это хорошо, а вот как они у нас зачет будут сдавать? – спросил я. – Да и для работы им надо: ведь мужики служат и уже активно участвуют в боевых операциях!

– Да. Это вопрос! – задумчиво сказал Долматов.

– А я что говорю! Надо что-то придумать.

И тут я заметил, что Александр Иванович с интересом и как-то оценивающе приглядывается ко мне. Он с минуту помолчал, а потом заявил:

– Слушай, так они действительно ничему не научатся… Знаешь что… Давай они на тебе будут отрабатывать и удары, и защиту! Ну как, выдержишь? Хватит силенок?

Неожиданный поворот! Это что же, пусть меня калечат? А впрочем. Вряд ли эти валенки смогут это сделать даже при большом желании. А для меня будет хорошая дополнительная тренировка.

Я сказал, что силенок-то хватит, но лучше было бы переобуть наших курсантов в какие-нибудь тапочки.

– А то в ботинках им, нетренированным, будет тяжеловато бегать и заниматься.

Долматов заулыбался и, похохатывая, пообещал, что обязательно поговорит по поводу тапочек с полковником Ха-биби. Через два дня по указанию полковника Хабиби для наших курсантов были закуплены легкие спортивные тапочки – дешевые китайские полукеды.

Глава 11

Все шло своим ходом, однако одна мысль не давала мне покоя. Дело в том, что, занимаясь в Пагмане с нашими курсантами, я постоянно удивлялся, почему никто из нашей резидентуры не проявляет интереса к этим ребятам. А между тем наши курсанты являли собой идеальную вербовочную базу. Настроены просоветски, с хорошим общеобразовательным уровнем, уже занимают соответствующие должности в аппарате контрразведки, имеют реальные перспективы продвижения по службе! Ну что еще надо?

Я заговорил как-то на эту тему с Долматовым, однако Александр Иванович прямо заявил мне, что в этих делах особо не разбирается.

– Если хочешь, попробуй поработать с ними, – сказал он, – но имей в виду: если будет с твоей стороны прокол – пеняй на себя! В общем, здесь я тебе не советчик. Делай, как знаешь.

Я решил работать. Соберу, думал я, хотя бы первичные материалы на каждого курсанта: установочные данные, политические убеждения, место работы и должность, родственники, связи и прочее. Подготовлю фотографии, потом подработаю наиболее перспективных. И сдам все в резиденту-ру. Пусть они доводят до ума. А то жалко ведь! Пропадает такой контингент!

Работа у меня пошла хорошо. Афганцы мне полностью доверяли, как доверяют ученики преподавателям иностранного языка и тренерам. Я быстро перезнакомился со всеми и часто беседовал с ребятами «по душам»: с кем на русском языке, с кем на английском, с кем через переводчика Славу, который, кстати, тоже мне здорово помогал.

Курсанты рассказывали мне много интересного не только о себе, но и о своей работе, о некоторых конкретных делах, об оперативной обстановке в городе и его окрестностях, о политической ситуации, как они ее понимали.

Оказалось, что все они практически круглосуточно были задействованы в различных контрразведывательных мероприятиях, причем основная работа заключалась в поиске и арестах так называемых «врагов народа» – «парчамистов». Операции шли по накатанной дорожке: сигнал от агентуры, засада по месту жительства и в местах вероятного появления, захват «парчамиста», короткий допрос, обыск в доме, расстрел. Если дом хороший – его конфисковывали в пользу государства вместе со всем содержимым (составление описи и т. д.), а если хибара – сжигали к едрене фене!

– А как же жена, дети, родственники? – спрашивал я.

– Так они же тоже враги народа, были все заодно… – отвечали курсанты, удивляясь про себя непонятливости своего любопытного советского друга, – кого тоже под расстрел, а кого в тюрьму Пули-Чархи. Неизвестно еще, что лучше!

На одном из занятий мы учили афганцев работать с удавкой. Как всегда: нападение, защита. А на следующий день один из курсантов, думая, что делает мне приятно, похвалился:

– Вчера ночью мы ловили одного опасного «парчамиста». Раньше майором был, а потом перешел на нелегальное положение. Он хотел убежать через двор, а я наискосок, через крышу сарая, а потом как прыгну на него сверху! И удавкой, как вы учили! У него аж глаза повылезали, а язык вылез вот на столько! Здорово! Мне потом все ребята завидовали. И начальник похвалил!

Во дела! Конечно, с одной стороны, это хорошо, что наша наука не пропадает даром, но. во всем этом было что-то не то. Ведь в принципе то, чему мы обучали наших курсантов, они должны были использовать против вооруженного противника, в боевой обстановке или хотя бы в ситуации, приближенной к боевой! Хотя. С другой стороны, если вдуматься, то обстановка здесь и так приближенная к боевой. По ночам да и днем стреляют. Рвутся мины-сюрпризы. То тут, то там диверсии, поджоги. Контрреволюция! Против существующего режима идет война и в полевых, и в городских условиях. Конечно же, под эту марку списываются и другие дела: борьба за власть среди лидеров режима, личные амбиции, партийные склоки… Это все ясно: нет человека – нет проблемы! Короче говоря, получается, что лес рубят – щепки летят. Наверное, и у нас в свое время так было… Кучу народа зазря положили. Во имя принципов и святых идеалов. Можно ли иначе? Наверное, можно. Но ведь все это не зависит от конкретных исполнителей, от рядовых бойцов, от людей, которые посланы приказом и которые связаны присягой и погонами. Во все времена приказ командира – закон для подчиненного. За неисполнение приказа в боевых условиях – позорная смерть.

Эх. Здесь сам черт ногу сломит. Как прав был товарищ Сухов, когда он говаривал: «Восток – дело тонкое!»

Ну ладно. Посмотрим с другой стороны. Афганистан граничит с Советским Союзом. Нам небезразлично, что здесь происходит. Если нынешний режим удержится на плаву – хорошо для нас. А если не удержится? А если к власти придет проамериканский режим? Тогда все ясно. Американцы наверняка разместят здесь свои ракеты средней дальности, которые будут простреливать всю нашу европейскую территорию. Из Ирана-то их выкурили! Надо наверстывать… Кроме того, у американов появится прекрасная возможность мутить воду в наших, и без того не очень-то чистых, среднеазиатских республиках. Там и без них творится черт знает что. Таким образом, находясь здесь и способствуя укреплению нынешнего режима, мы фактически защищаем свою страну. Ведь хоть все и бубнят про разрядку, а холодная война продолжается полным ходом. Есть НАТО, есть потенциальные противники, есть и главный противник. Вон, американские «зеленые береты» пристреливают свои новые автоматические винтовки с «прыгающим патроном» по овцам, прикрытым попонами из русского солдатского шинельного сукна. Мол, чтоб все было, как взаправду, и как поведет себя новый боеприпас в живой плоти под шинелью.

Так что с этой стороны все в порядке. Афганистан – это зона наших государственных интересов. Поэтому мы здесь.

Хотя – невинных людей все-таки жалко.

Глава 12

А на местном политическом горизонте сгущались мрачные тучи, предвещавшие крепкую грозу, перемену ветра и обязательное в таких случаях обильное кровопускание.

Улыбающийся с многочисленных портретов в присутственных местах Хафизулла Амин упорно рвался к власти. Он ловил удобный момент, чтобы навсегда распрощаться с «вождем народа», «учителем и отцом» Тараки, скинуть его с партийного и президентского поста и взять всю полноту власти в свои руки.

В это время благодушно настроенный Тараки гостил на Кубе у Фиделя Кастро. Домой он будет возвращаться через Москву, где встретится с Леонидом Ильичом Брежневым. Будут поцелуи, заверения в нерушимой дружбе и любви…

А между тем дни Генерального секретаря Народно-демократической партии Афганистана и первого Президента Афганистана Нур Мухаммеда Тараки были сочтены. Его планировали застрелить у трапа самолета в Кабульском международном аэропорту.

Однако судьба распорядилась иначе. Воистину, кому суждено быть повешенным, никогда не утонет! Не без вмешательства нашей резидентуры, которой удалось получить упреждающую информацию о готовящемся теракте, акцию удалось сорвать.

Вспоминая те времена, я с удовлетворением могу констатировать тот факт, что к срыву террористического акта в Кабульском аэропорту я тоже имел хоть и небольшое, но достаточно прямое отношение.

Проводя работу по изучению наших курсантов, я выявил несколько ребят, которые, как оказалось, люто ненавидели Хафизуллу Амина.

Один из них, двадцатипятилетний выпускник Кабульского университета по имени Асад, как-то обратился ко мне:

– Не верьте Хафизулле Амину! – возбужденно зашептал Асад. – Он – враг народа!

Я сделал «большие глаза»:

– Для таких обвинений нужны серьезные основания.

– Честное слово! Он – фашист! Знаете, сколько невинных людей убито по его приказу? Он. – тут афганец сделал паузу и, облизав враз пересохшие губы, выдохнул: – он. хочет убить. Тараки!