Рекомендовано к печати Ученым советом факультета философии Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики»

Ответственный редактор С Д. М. Носов

Философия и предыстория университета

А. М. Руткевич, профессор НИУ ВШЭ

История мысли – это история мысливших людей, которые, как известно, являются социальными существами. Мы не знаем, кем был тот первый индивид, который задал философский вопрос. Вполне вероятно то, что он жил задолго до тех, кого мы относим к философам, поскольку вопросы о том, что такое пространство и время, что такое истина или справедливость, задавались людьми предшествующих античному миру цивилизаций, а в какой-то форме ставились и в палеолите. Философия и наука возникают вместе с передачей такого рода вопросов и ответов, вместе с появлением философских школ, в которых одни учат других, передают накопленные знания следующим поколениям. Университет, т. е. сообщество учителей и учеников (universitas magistrorum et scholarium) представляет собой одну из форм такой трансляции знаний, причем форму, которая доныне несет следы своего рождения в средневековой Европе.

Хотя сегодня университеты существуют практически во всех странах мира, университет как «форма жизни» имеет западноевропейское происхождение. Стоит вспомнить о том, что в России первый университет появился во второй половине XVIII в., а открытие последующих четырех произошло лишь в начале XIX в. (в царствование Александра I); в бывших колониях высшие учебные заведения создаются колонизаторами для решения практических задач (педагогические училища, подготовка низшего слоя чиновников-автохтонов, священников и т. п.), которые становятся настоящими университетами только во второй половине XX в. Даже в тех колониях, которые были заселены в основном европейцами (США, Австралия, некоторые страны Латинской Америки) и добились независимости к концу XVIII – началу XIX вв., формирование собственной университетской системы происходило с оглядкой на Европу. У научного знания нет национальной принадлежности, а вот формы организации хоть науки (лаборатория, институт), хоть высшего образования несут на себе следы национальных систем. Перенятая Западной Европой, а затем и Россией из США модель 4+2 (бакалавриат + магистратура) исходно была шотландской^[1]. Хоть деление на факультеты, хоть процедуры защиты диссертаций восходят к средневековым европейским образцам. Однако у университета были и важные предшественники, о которых часто забывают.

Высшее образование в европейской традиции неразрывно связано с философией, оно начинается в философских школах античности. Философия возникла задолго до появления университетов, да и после их возникновения могла успешно развиваться за его пределами. Как хорошо известно, начиная с эпохи Возрождения и вплоть до XIX в. наиболее значимые философские системы возникали за пределами университетов. Более того, многие выдающиеся философы той эпохи не получали университетского образования, а если получали таковое (скажем, Локк), то вовсе не философское.

Университетскому профессору и работающему в лаборатории ученому современности предшествует долгий ряд фигур со своими «формами жизни». Эти фигуры или формы именовались Гегелем то Gestalten, то Geisten, и рассматривались как порождающая современный мир науки последовательность. «История, постигнутая в понятии», «наука о являющемся знании» – такова его «Феноменология духа». Мы не являемся первыми, кто познает и передает знание посредством учительства^[2]. Далекий от всякого гегельянства историк ментальностей дополнит эту картину детализированным рядом фигур: сменяющие друг друга схолархи платоновской академии, странствующие киники или стоики эпохи эллинизма, монахи первых монастырей, средневековые магистры и доктора, ученые мужи из Королевских обществ и Академий XVII–XVIII вв., профессора и приват-доценты XIX в. – таковы предшественники сегодняшних ученых и преподавателей.

Существует довольно распространенное мнение, согласно которому все науки родились из философии, сама она была в античности «царицей наук», а сами эллины были народом созерцателей, предпочитавших чистую теорию (т. е. созерцание) применению знаний на практике^[3]. Такой трактовки держатся не только восторженные почитатели античной Пайдейи, но и те наследники О. Конта, которые противопоставляют такому метафизическому созерцанию «первых сущностей» нацеленное на практику «положительное» знание частных наук. В действительности греки были весьма практичным народом мореплавателей и купцов, ценивших прежде всего богатство и власть, а потому философы, подчеркивавшие «непрактичность» чистой науки, постоянно указывали на то, что занятия «любомудрием» вырывают человека из всех его повседневных дел и обязанностей. Более того, созерцательная жизнь философа в их изображении чем-то сходна с жизнью монаха-отшельника. В большинстве античных учений вершину философского знания не случайно именовали «теологией»; как отмечал В. Йегер, раннюю греческую философию можно рассматривать как modus deum cognoscendi et colendi, даже как своего рода религиозную секту^[4]. Позднеантичная философия была ничуть не меньше связана с теологией, чем христианская мысль, только обосновывалась посредством неоплатонизма не религия откровения, а традиционная мифология эллинов и римлян.

Не была античная философия и «наукой наук». Некоторые науки возникали вообще без заметной связи с философией (медицина, история), другие очень быстро от нее отделились. Уже в знаменитых классификациях наук, которые обнаруживаются в «Государстве» Платона и в «Метафизике» Аристотеля, философия представлена как вершина познания («диалектика» Платона, «первая философия» Аристотеля), но никак не отождествляется с математикой, физикой или биологией. Появляется и тип ученого, который занимается преподаванием своей конкретной дисциплины, но оставил занятия философскими вопросами – таков один из героев платоновского диалога «Теэтет», таков софист Продик. В дальнейшем, в эллинистическую эпоху, число таких ученых быстро возрастает. Уже наследник Аристотеля, глава Лицея Теофраст, известен прежде всего как ботаник; Эвклид и Архимед, Аристарх Самосский и Клавдий Птолемей философией, насколько нам известно, вообще не занимались. Появление специальных наук ведет и к трансформации образования.

Не только ныне, но и в античности подготовка медика, инженера или архитектора происходила почти без всякой связи с философией. Передача набора знаний и навыков для овладения специальностью вообще не предполагает трансформации внутреннего мира обучаемого, того, что мы называем воспитанием. Если использовать английские термины, training совсем не обязательно сопровождается education. Хоть в прошлом, хоть сегодня подготовка инженера лишь в минимальной степени связана с education (если не относить к последнему идеологическое «промывание мозгов»). Так как передаются полезные навыки, овладение которыми даст дополнительные доходы в будущем, такого рода training вполне уместно называть «образовательной услугой», которую следует оплачивать тому, кто ее получает.

В случае философии ситуация является иной. Разумеется, философам необходимо иметь многочисленные skills, знание данных позитивных наук, но философия всегда включает в себя не только вопросы об устройстве мира, но также ценностные суждения и установки (добро, справедливость, прекрасное и т. д.). Наряду с вопросом: «Что я могу знать?» всегда ставятся вопросы: «Что я должен делать?», «Как следует жить?» и им подобные. В небольшом эссе «К социологии метафизики» М. Шелер отмечал, что к философии всегда обращаются небольшие по своему числу группы людей, «духовные элиты, которые, будучи свободны от религиозных и прочих традиций своих жизненных сообществ и от хозяйственного труда, имеют свободное время исходя из чисто теоретической установки рассматривать мир в его идеальных сущностных структурах и разрабатывать, в связи с состоянием знания эпохи в позитивно научном плане, вероятные гипотезы о последних основаниях вещей. Но поскольку целостность мира как таковая теоретически доступна только целостности одной личности, постольку метафизика необходимо обусловлена личностно или ее носителями являются так называемые “школы” метафизической мудрости, группирующиеся вокруг одной личности»^[5].

Философия могла существовать в рамках средневекового университета, она присутствует в университетах сегодняшних, но к сущности философского образования это не имело и не имеет отношения, поскольку речь идет либо об элементах философии, необходимых хоть средневековым юристам, хоть сегодняшним инженерам или менеджерам, либо о подготовке тех преподавателей философии, которые этих будущих специалистов обучают. Подлинно философское образование есть передача умения философски мыслить, осуществляющаяся посредством передачи таких навыков от одной личности к другой. Философия куда более индивидуальна, чем позитивные науки^[6]: история философии поэтому имеет больше общего с историей живописи или музыки, чем с историей химии или биологии, несмотря на то, что основания этих наук были заложены именно философами.

Уже поэтому философская школа не была в античности ни единственным, ни даже главным институтом высшего образования. Таковым была риторская школа, первый образец которой был создан старшим современником Платона, оратором Исократом. Этот проживший почти сто лет (436–338 гг. до н. э.) идеолог панэллинизма может считаться основоположником того, что впоследствии получит наименования liberal arts или «классическое образование».

Хотя Исократ опубликовал речь против софистов, в педагогике он был их наследником, а именно Протагора и Продика. В созданной им (примерно в 390 г. до н. э.) риторской школе за немалые деньги учили примерно сотню тех, кто намеревался заниматься не философским созерцанием, но будущую правящую элиту. Основы философии и ряда теоретических дисциплин входили в программу этой трехлетней школы именно потому, что оратор (политик, юрист) в своей деятельности мог столкнуться с самыми разнообразными предметами, а потому должен был иметь достаточно широкий кругозор. Главным предметом была риторика, но обучали и этой школе и владению оружием, и конной скачке – классическое образование исходно было «классовым»^[7], образование исходно было «классовым» образование исходно было «классовым»

Именно риторские школы становятся основным институтом образования эллинистических царств, а затем Древнего Рима. Философия занимала в них почетное, но сравнительно небольшое место: начала логики, этики, политики считались необходимыми, но целью образования была вовсе не подготовка ученого.

Цицерон дал самое известное обоснование такого образования в своем сочинении «Об ораторе». Хотя сам Цицерон был популяризатором эллинской философии среди римлян (и получил очень хорошее философское образование), оригинальным философом он все же не был – знаменитый юрист и политик занялся философией после того, как оказался в ссылке. Для таких людей дела философия всегда имела и имеет прикладной характер и изучается не в качестве самоцели. Для того, кто учился в риторской школе, «карьера» отрастившего бороду и взявшего страннический посох киника никак не могла бы показаться привлекательной. Высшее образование получали для того, чтобы делать совсем иную карьеру. Судя по дошедшему до нас суждению Конфуция, нечто подобное происходило и в Китае, где высшее образование также стало отходить от «школ мудрости»: «В древности учились для того, чтобы усовершенствовать себя, ныне учатся для того, чтобы стать известными среди людей».

Вероятно, некоторую роль в том, что место чистого созерцания («теории») в римском образовании было сравнительно небольшим, играла ментальность латинян. Даже у известнейших римских мыслителей (за исключением Лукреция) почти вся философия сводится к этике и политике. Вергилий в «Энеиде» четко противопоставляет миссию греков и римлян: первые велики в своих занятиях искусствами и науками, вторые являются прирожденными господами мира, правителями^[8]. До нас дошло множество имен римских ораторов и юристов, а вот число философов совсем незначительно. То, что даже преподаватели этих риторских школ не слишком увлекались философией, можно судить по воспоминанию Августина о годах своей работы в качестве такого преподавателя: он был чуть ли не «единственным, прочитавшим и понявшим» логическое сочинение Аристотеля («Категории»)^[9].

Но было в Римской империи и высшее учебное заведение, в котором философия играла ведущую роль. Император Марк Аврелий, который и сам был философом-стоиком, в 176 г. создал в Афинах государственное высшее учебное заведение, объединив четыре философских школы (платоников, аристотеликов, стоиков и эпикурейцев). Красочное описание посещения этой школы апостолом Павлом оставил его ученик Лука в «Деяниях апостолов»; в письмах Григория Богослова мы находим описания даже студенческих забав древних времен. Об авторитетности этого учебного заведения можно судить хотя бы потому, что одновременно с Василием Великим и Григорием Богословом в «Атенеуме» учился будущий император Юлиан Отступник. Известно, что в Константинополе высшее учебное заведение было создано императором Феодосием II (Пандидактерион, 425 г.) как христианская высшая школа в оппозиции остававшимся языческим Атенеумом.

Собственно говоря, непосредственным предшественником западноевропейских университетов является именно этот константинопольский вуз, который довольно часто именуют «университетом». Феодосий учредил в нем 31 кафедру (философия, право, астрономия, риторика, арифметика, музыка и т. д.), причем примерно поровну было предметов на греческом и латинском языках. Не вдаваясь в подробности того, каким было начальное и среднее образование в Византии, стоит сказать, что оно было безусловно куда более основательным, чем все то, что имелось в средневековой Западной Европе. Византия унаследовала от античности не только форму среднего образования («грамматическая школа»), но и содержание – вплоть до XV в. ученики этой школы читали и комментировали Гомера. Философии в этом «университете» уделялось большее значение, чем в риторских школах Рима – Платона и Аристотеля образованный представитель чиновничьей элиты Византии чаще всего читал. Но целью была подготовка именно государственных и церковных деятелей, а не ученых как таковых. Основанная в IX в. другая высшая школа («Мангавра») готовила прежде всего юристов. Существовала патриархальная высшая школа, готовившая богословов, существовала школа, выпускавшая медиков. К тому же в Константинополе вплоть до его падения в середине XV в. сохранялись частные риторские школы.

Византия очень многое унаследовала от античности, она даже по самоназванию была империй римлян («ромеев»). При высокой степени централизации эта империя довольствовалась высшим образованием исключительно в столице (тогда как в Западной Европе уже на XIII в. было несколько десятков конкурирующих университетов); корпорация ученых не могла возникнуть уже потому, что будущие администраторы, богословы, медики учились в своих обособленных школах; не получила никакого распространения сложная система дипломов и научных степеней. Не только знать, но и обеспеченные горожане Византии были несравнимо более образованными, чем их западноевропейские современники, причем не только в «темные века» Западной Европы (с VI по XII вв.), но и позже. Вплоть до XVII в. феодальная аристократия Франции (не говоря уж о Германии) была невежественной, не имела никаких потребностей в интеллектуальном развитии: «Презрение к учебе и манерам поведения оставалось визитной карточкой французской аристократии – такая форма ее социального поведения продолжала господствовать даже в начале XVII в.»^[10]

Превращение малограмотных рыцарей и воинственных баронов в изящных придворных происходило на протяжении ряда веков^[11].

Как и многие другие свершения в истории человечества, западноевропейский университет возник из нужды, из нехватки, даже ничтожества. Не только Византия, но и арабские государства на XII в. неизмеримо превосходили Западную Европу по уровню образования. В результате завоевания Западной Римской Империи варварами образованность сохранилась только в монастырских школах, да и в них уровень этой образованности был весьма низким. В какие-то моменты, вроде «каролингского возрождения» ситуация начинала меняться к лучшему, но затем следовали новые нашествия (норманны, венгры), да и хаос феодальной раздробленности препятствовал усилиям тех немногих, кто пытался усовершенствовать образование.