Древние предания об апостоле Андрее принадлежат к вечным темам науки, так как в них всегда был и навсегда останется момент загадочности. Среди этих преданий особое место занимает киевская «Легенда об Андрее», изложенная в «Повести временных лет»^[7]. По византийским преданиям, Андрей, проповедуя христианство, совершил три путешествия по северо-восточному побережью Черного моря: посетил Синоп, Пантикапей, Керчь, Феодосию, Херсонес, вернулся в Синоп, отправился в Византию (Константинополя еще не было), где поставил епископом своего ученика Стахия, затем в Патрах был распят на иксообразном кресте^[8]. Авторитеты восточной церкви, напри мер Иоанн Златоуст, признавали Андрея основателем христианства в Византии. Это предание, по мнению А. А. Шахматова, было принесено «корсунскими попами», которых привез в Киев из победоносно го похода на византийскую колонию Корсунь (Херсонес)^[9] Владимир Святой^[10]. Новая киевская «Легенда об Андрее», думается, могла воз никнуть (в порядке циклического развития греческого предания) в проповедях Анастасия Корсунянина, поставленного Владимиром во главе церкви. При крещении Руси было уместно предварить этот исторический акт апостольским благословением, а для этого описать путешествие Андрея, «направив» его от Корсуня до места будущего Киева, то есть по маршруту, который был только что преодолен греческими священниками. По предположению Д. Герхардта и Л. Мюл лера, в Киеве существовал, кроме того, занесенный из Новгорода фольклорный рассказ, который отражал обряд омовения в банях, и поэтому мог быть добавлен к историографическо-религиозной «Легенде об Андрее»^[11].

А. А. Шахматов предполагал, что «Легенда» была вставлена Нестором при создании «Повести» (1113). М. Д. Присел ков полагал, что вставку сделал редактор «Повести» игумен Сильвестр (1116) по желанию Владимира Мономаха^[12]. Объединение устных произведений: церковной киевской «Легенды об Андрее» и фольклорного (в истоках, вероятно, языческого) рассказа о банях, произошло, скорее всего, при литературном внесении их в «Повесть», что дало возможность летописцу, «направив» апостола по пути «из варяг в греки и из грек», описать эту главную магистраль Руси. Шахматов обосновал теорию летописных «сводов» и предложил гипотетическую «реконструкцию» «Повести», а также некоторых, по-видимому, ей предшествующих летописей, которые не сохранились^[13]. Затем «Повесть» подвергалась «реконструкциям» и интерпретациям историков, упростивших методику Шах матова и видоизменяющих текст согласно своей логике и мнениям. «Повесть временных лет» нуждается не в «реконструкции», а в реабилитации.

Как филолог я считаю текст «Повести» неприкосновенным (кроме учета разночтений по 8 спискам.) «Реально дошедший до нас текст “Повести”, – справедливо писал И. П. Еремин, – может стать пред метом анализа и независимо от его родословной, ибо какую бы сложную историю ни пережил текст того или иного литературного произведения, текст в своей окончательной редакции никогда не теряет своего единства как по содержанию, так и по форме: отрицать это единство в данном случае значило бы рассматривать дошедший до нас текст “Повести”, легший в основу всего древнерусского летописания, как механический сплав разного рода напластований, как текст неполноценный и по содержанию, и по форме. Реально дошедший до нас текст “Повести” должен лечь в основу анализа именно потому, что он реальный, т. е. безусловно достоверный»^[14]. Повесть является фактором общественного сознания Древней Руси и даже позже (XIII – сер. XVIII вв.), а в некоторых идеологическо-патриотических моментах – и до настоящего времени. Хотя Л. Мюллер «Легенду об Андрее» считает «рафинированной и тенденциозной выдумкой отдельного лица <…>, она скорее является продуктом историографического мышления»^[15].

В «Повести» говорится сначала по традиции: «Оньдрэю учащю въ Синопии и пришедшю ему в Корсунь»^[16]. Но далее следует нечто новое и интересное для читателей того времени: Андрей «увэдэ яко ис Корсуня близэ Днэпрьское, и въсхоте пойти в Римъ». Поводом для этого, как отметил Л. Мюллер, могло быть желание навестить брата – апостола Петра или же, как кажется мне, поклониться его праху. Осторожный летописец не намекнул на возможность свидания в Риме (а не в Иерусалиме, по греческой версии) столь знаменитых братьев. Но Рим был для европейцев, включая Русь, средоточием мировой сла вы, невзирая на вероисповедные различия. В Житии св. Александра Невского сказано, что после его победы над католическим Ливонским орденом (1242) «нача слыти имя его <…> обону страну моря Варяжьскаго, и до великаго Риму»^[17]. Так же трактовалась в «Повести» победа Владимира Мономаха над половцами в 1111 г. (перед самым составлением «Повести»): князья возвратились «съ славою великою», которая «къ Грекомъ и Угромъ, и Ляхомъ, и Чехомъ, дондеже и до Рима пройде» (195).

Итак, апостол направился «въ вустье Днэпрьское и <…> поиде по Днэпру горэ», приблизился к цели, ради которой его «пригласили» на Русъ: «и ста подъ горами на березэ». И сказал он «ученикомъ: «Видите ли горы сия? – яко на сихъ горах восияеть благодать божья; имать градъ великъ быти и церкви многи». И въшедъ на горы сия и благослови я, и постави крестъ» (12).

Казалось бы, Андрею следовало вернуться и идти в Рим старинным путем через Босфор. Но в этом случае он не мог бы миновать столицу православия – Константинополь. Ему пришлось бы основать христианство и там (после посещения Руси). Возникал, как может показаться, парадокс: получив культ Андрея от греков, киевляне не хотели «отпустить» Андрея к грекам. Но для средневековой логики подобных противоречий не существовало. Поэтому Андрею надлежало идти далее на север.

«Легенда» была помещена летописцем в предназначенный для нее контекст, мотивирующий ее содержание. Перед «Легендой» излагались географические сведения. «Поляномъ же жившимъ по горамъ симь [которые благословил Андрей. – А.Р.], бэ путь изъ Варягъ въ Греки и из Грекъ по Днэпру, и верх Днэпра волок до Ловоти, и по Ловоти внити в Ылмерь [Ильмень. – А.Р.] озеро великое, из него же озера потечеть Волховъ и вътечеть в озеро великое Нево, и того озера внйдеть устье в море Варяжьское. И по тому морю ити до Рима, а от Рима прити по тому же морю ко Царюгороду [Константинопо лю. – А.Р.], а отъ Царягорода прити в Понт море в не же втечет Днепръ река» (11). Затем приводятся пояснения: «Днепръ бо потече из Оковьскаго лэса <…> а Двина ис того же лэса потечет, а <…> вийдеть в море Варяжьское <…> а по Двине въ Варяги до Рима <…>. А Днепр втечетъ в Понетьское море <…> еже море словеть Руское, по нему же училъ святый Оньдрей, брать Петровъ, яко же реша» (т. е. «как говорили» – аорист 3-го лица мн. ч.).

Летописец подчеркнул, что имеет в виду двусторонний характер движения (и на юг, и на север): «изъ Варягъ въ Греки и изъ Грек по Днепру и верхъ Днепра». В данном случае, воспроизводя «Легенду», он описал движение Андрея с юга на север. Корсунь был греческой ко лонией, и потому Андрей начал свой путь «из Грекъ».

Путь «из варяг в греки» был описан еще выдающимся писателем – императором Константином Багрянородным (913–959)^[18]. Это было движение из Новгорода – «Невогарды», в которой «сидел Святослав, сын русского князя Игоря» (до занятия Святославом киевского престола в 945 г.). Константин точно описал разнонациональных участников движения: лодки – «однодревки» делают «славяне» и продают их в Киеве «русам». Он привел двуязычные названия каждого днепровского порога: «русские» (скандинавские) и «славянские». Например, порог, называемый «по-русски улворси, а по-славянски островунипраг, что значит остров порога»; или «четвертый порог, большой, называемый по-русски аифор, а по-славянски неясыть, потому что в камнях порога гнездятся совы» (8). Различие между скандинавами-«руссами» и «славянами» Константин наблюдал лично, поскольку он принимал во дворце вдову Игоря Ольгу с ее свитой. Такое же различие между «русью» и восточнославянскими племенами (словенами, полянами и др.) отчетливо наблюдается в «Повести», а по «Вер тинским анналам» – «руссами» (Rhos) называли себя сами шведы^[19]. До сих пор финны называют шведов Ruossi, что в славянском дало слово «Русь», как финское Suomi – «Сумь». В Швеции есть часть побережья Roslagen.

Олег Вещий, возвращаясь в Киев после победы над Царьградом (907), предоставил своей «руси» привилегию. «И рече Олег: <…> Исшийти парусы паволочиты [шелковые. – А. Р.]», и бысть тако» (125). Обыкновение знатных скандинавов делать паруса из дорогих тканей подтверждается сагами. Об Олаве Трюггвасоне, будущем короле Норвегии, говорится, что он воспитывался у конунга Вальдамара (Владимира Святого) и, командуя его дружиной, «после одной великой победы возвращался <…> домой в Гарды [Русь. – А. Р.] и плыли они с большой пышностью, и паруса на кораблях у них были из драгоценной ткани» (Р 33). Паруса кораблей короля Сигурда Йорсалафари, иерусалимского путешественника, были парчевые^[20].

Послы Олега, знатные варяги (славянских имен у них не было), заявили византийским императорам Льву VI († 912) и Алек сандру (царствовал в 912–913 гг.) о своем этническом происхождении: «Мы от рода рускаго, Карлы, Инегельдъ, Фарлаф, Веремуд, Рулавъ, Гуды, Руалдъ, Карнъ, Фрелавъ, Руаръ, Актеву, Труанъ, Лидул, Фостъ, Стемид, иже послани от Олга великого князя рускаго» (25). «Мы Русь, <…> мы, Русь» (26–27) повторяли свое именование эти первые дипломаты, проследовавшие путем «из варяг в греки». В вопросе о названии «Русь» нужно принять во внимание и восточные источники, которые заставляют искать страну русов где-то на севере Восточной Европы^[21]. «Конкретная информация большинства арабских географов посвящена главным образом северу Древней Руси <…>. Титул Хакана, на который указывает ряд авторов, мог принять скорее глава северного (с центром, предположим, в Новгороде) племени»^[22].

Вернемся, однако, к условиям путешествия Андрея. Константин оценивал путь «из варяг в греки» как «многострадальное, страшное, трудное и тяжелое плавание» (8). Можно представить себе, каким ужасным было такое путешествие при апостоле.

Различия в описании пути у Константина и у летописца показа тельны. Константин описывал движение на юг, согласно направлению миграции скандинавов. Изложение летописца следует порядку с юга на север, так как оно имело идеологическое значение для первой империи Рюриковичей, уже переживавшей начало государственного распада при прекратившейся миграции скандинавов.

Поскольку летописец взялся «привести» Андрея в Рим, а до Рима он должен был посетить будущих новгородцев, то «маршрут» апостола проходил через Ильмень, Волхов, озеро «Нево» [Ладожское с р. Не вой. – А. Р.] в «море Варяжское». Этот этап «маршрута» был обусловлен родовыми и политическими причинами; по нему двигались все удачливые претенденты на киевский престол – скандинавские конунги, превратившиеся в древнерусских князей^[23]. Описывая Ва ряжское море, летописец указывал: «По сему же морю седять варязи семо ко въстоку до предала Симова, по тому же морю седять къ запа ду до земле Аглянски и до Волошьски» (10), то есть до Италии, куда и стремился Андрей: «иде въ Варяги», а оттуда [морем через Гибралтар. – А.Р.] «прииде въ Римъ» (12). Подходя к будущему Новгороду, как очевидно полагали читатели XII в., Андрей начинал приближаться к варяжским землям «римско го» (католического) мира.

И вот Андрей «приде въ словени, идеже ныне Новъгородъ». Он не благословил это место, как сделал на «горах», но обратил внимание лишь на странное поведение аборигенов: «как ся мыютъ и хвощются [хлещут себя березовыми вениками. – А.Р.], и удивися имъ». Было чему удивляться человеку, привыкшему к античным термам. Но летописцу и читателям-киевлянам удивляться не приходилось: бывая в Новгороде, они знали местные (и скандинавские) банные обычаи, да и сами едва ли мылись иначе^[24].

Пройдя по морям и рекам, как идеальный путешественник (от Синопа до Синопа) Андрей будто бы охватил всю средневековую Европу. Это и было реальное норманнско-варяжское «кольцо» вокруг Европы, образно выражаясь, тот «Круг земной», о котором знаменитый исландец Снорри Стурлусон написал книгу саг, по объему в три раза превосходящую «Повесть».

Согласно другой устной Легенде, позже Андрея и только небольшую часть его – пути прошел Кий, происхождение которого, как и само имя (а также имена «братьев» – Щек и Хорив) еще не нашло достаточно объяснений^[25]. Имена Кий, Щек, Хорив не повторялись в традиции русских княжеских имен и никаких следов династии, восходящей к Кию, не существует. Если считать, что Киев основан Кием в 482 г., то остается неизвестным, кто там княжил в течение четырех веков до прихода Олега.

Поход Кия византийскими источниками не отмечен, имя «царя» неизвестно, и эта легенда не может служить исходным основанием для изучения «маршрута» Андрея. Летописец переходит к уверенно му историческому повествованию, когда оно начинает опираться на представление о Руси как о европейском государстве, связанном с известными феодалам европейскими событиями.

В Европе наступила эпоха викингов (кон. VIII – сер. XI вв.)^[26] Она означала постоянную и непреодолимую миграцию скан динавов (норвежцев, шведов, датчан – «норманнов», «варягов») в южные европейские земли по водным путям. Викинги двигались до Рима, Константинополя, Иерусалима, по морю (через Гибралтар) и по рекам – Шельде, Сомме, Сене, Луаре, Гаронне, Роне. Они смело нападали во франкских землях на Париж (грабили его в 845, 857, 861 гг., сняли осаду в 885 г., получив откупные), Суассон, Тур, Орлеан, Анжер, Шалон, Дижон; в германских землях разорили Гамбург (845), двигаясь вверх по Рейну, напали на Ксантен (863), Кельн и Бонн (892), также Аахен, Трир, Вормс. В Англии викинги появились в 825 г., не раз грабили Лондон и Кентербери (836, 851–852), захватили Шотландию (866), королевства Нортумбрию, Восточную Англию, часть Мерсии и Эссекса. Они заняли Оркнейские острова, заселили Исландию, Гренландию. Около 1000 г. открыли Америку. В Испании викинги разорили Астурию и Севилью (844). Они основали свое королевство в Сицилии и Южной Италии. Точно так же викинги устремились в восточноевропейские земли. Они двигались вдоль побережья Балтийского моря, вели войны друг против друга (норвежцы – датчане – шведы), а также междоусобные войны внутри каждого из скандинавских государств; на падали на племена североевропейские, угро-финские, балтийские и, наконец, восточнославянские. Как и на Западе, викинги шли на Восток водными путями: из Балтийского моря, по рекам Неве, Волхову, Ловати до Днепра или по Западной Двине до Днепра, затем по Днепру, Черному и другим морям к Константинополю, Иерусалиму, Африке, Италии. Они нападали на города Ладогу, Новгород, Смоленск, Муром, Любеч, Чернигов, Киев и др. Историческая типология событий несомненна: одновременно с действиями шведского конунга Олега Вещего (Русь, Константинополь, 907–911) норвежский конунг Роллон захватил земли в устье Сены и в 911 г. заключил договор с французским королем Карлом Простоватым, основав герцогство с названием от «норманнов» – Нормандию, как и Олег империю с названием от «руси» – Русь.

В связи с общеевропейской историей необходимо рассматривать и значение скандинавских наемных дружин как типичной гвардии князей, королей, императоров. Образование империй осуществлялось гениальными узурпаторами, обычно иностранцами, обладавшими гвардией количественно небольшой, но качественно великолепной по сравнению с военными силами новых подданных, из состава которых затем формировались большие армии. Можно вспомнить македонские фаланги Александра Великого, монгольскую гвардию Чингис-хана, римских императорских преторианцев, египетских султанских мамлюков-половцев (вошедших потом в гвардию Наполеона), турецких янычар, папских швейцарцев и др. При реализации имперских проблем централизованной государственности и преодоления феодального сепаратизма социально-политическое значение гвардейских частей из профессионалов-наемников, в частности скандинавских, нередко было решающим.

Следуя летописной иерархии перечисляемых ценностей, «Повесть» всегда при исчислении войск первыми называет варягов. Аскольд и Дир «многи варяги совокуписта» (19), других дружин у них не было. Олег первым в походе на Киев «поим воя многи, варяги, чудь, словэни, мерю, весь, кривичи» (20). Он же в походе на Константинополь «поя же множество варяг, и словенъ, и чудь <…> и кривичи, и мерю, и деревляны, и радимичи, и поляны» (23). После первой неудачи под Кон стантинополем Игорь «посла по варяги мнози за море, воюя на гре ки», затем он, «совокупивъ вой многи, варяги, русь, и поляны, словэни, и кривичи» (33), принудил греков к выгодному для Руси миру. Владимер «собра вой многи, варяги и словени, чудь и кривичи» (54). Яро слав «приведе варягы» (89), «събра Ярославъ варягъ тысячю» (96). Диспозиция варягов перед сражением была самой ответственной. Ярослав (1036) против печенегов «събра вой многи, варяги и словэне [новгородцы. – А. Р.] <…> и постави варягы посередэ, а на правей сторонэ кыяне, а на левем криле новгородцы» (101).

1 2 3

Стандарт

(1 оценка)