В. Арнов. Бог последней секунды

Вместо того чтобы отправиться к машине, я сел неподалёку от магазина на сухие иголки под раскидистой сосной и принялся за еду. Незнакомец, с которым я столкнулся у входа, вышел вскоре на крыльцо с краковской и батоном под мышкой и направился в мою сторону, чтобы сесть рядом.

– Ты, наверное, Похабыч, – обратился он ко мне.

– Да, всё верно. А вы кто?

– Официально я бог последней секунды.

– Студентов, то есть? И тех, кто все дела откладывает на последний момент? – попытался отшутиться я.

– Нет, тут другое.

– Расскажи, – мне и правда стало любопытно.

– Я дарю людям счастье.

– Счастье – абстрактное понятие.

– Посмотри сам.

И окружающий мир поплыл. И я увидел город, улицу, по которой шла девушка; оказавшись в её мыслях, почувствовал то же, что и она. Слышал, о чём она думает. Это было так непривычно. Изменённый центр тяжести, другая масса и физические силы, другие сигналы от рук, ног и…

И вот идёт она счастливая по улице: солнышко светит, весна пришла после затяжной зимы. А в руках у неё тяжеленная коробка, полная игрушек, книжек, карандашей, раскрасок, и кажется, что жизнь и вправду начала налаживаться. На работе рассчитались наконец за все полгода задержек, и две маленьких очаровательных дочки обрадуются такому яркому и интересному богатству, которое она им несёт. И от этих мыслей коробка не тяжёлая вовсе, а наоборот, легче пушинки. Она уже представляет, как придёт домой, поставит коробку в центре комнаты и заговорщическим шёпотом расскажет про добрую фею, которая отобрала этот сундук сокровищ у злобного пирата и просила передать богатства негодяя им, её ангелочкам. И жизнь уже не такая тяжёлая, и кажется, наконец, тёмная сторона заканчивается, начинается новая, яркая, светлая. И муж с работы придёт, а тут она в новом платье и ужин на столе, бутылочка вина и свечи.

А потом – бум! хрясь! – грузовик – и поломанное тело посреди дороги.

К счастью, девушка умерла почти мгновенно, и я очнулся в реальном мире, не остался биться в агонии, страдая от боли искорёженных органов в луже крови, смешанной с грязью.

– Фигасе счастье! Кому оно такое нужно?! – меня всего сильно трясло и мысли путались в голове.

– Ты ничего не понял? Давай ещё раз…

Я не успел закричать «нет!»

Улица, радость, боль, смерть…

– У-у-ух – выдохнул я, вбирая в сжатые страхом лёгкие воздух. – Что я должен был увидеть, скажи словами…

Мир поплыл.

Улица… что-то здесь точно не так, я это чувствую, но что… Бум!

– Давай ещё раз! – с азартом смертника закричал я.

Улица, я отделяю своё сознание от сознания девушки. Если до этого я слышал только то, что думает она, то теперь я как бы в её теле, но со своей головой. Воспринимаю сигналы её нервных окончаний, но интерпретирую их по-своему.

Коробка! Вот что было не так! Коробка на самом деле намного меньше, чем ей кажется. Она не огромная, перевязанная бантом, яркая, красивая и нарядная, какой её видит девушка, а обычная картонка из-под офисной бумаги. В ней только кружка, ложка и блокнот поместится. Да и не тяжёлая она вовсе. В ней всё время что-то перекатывается туда-сюда, значит, она вообще полупустая! Почему же девушка не видит этого?

Дальше, почему так болит правая рука?

Перед тем, как перейти дорогу и встретиться со своей смертью, девушка мельком посмотрела чуть ниже, на коробку, и я увидел её правую руку: без кольца, со сплошным кровоподтёком, начиная с фронтальной стороны кисти и уходящим выше в рукав.

Бум!

– Стоп, подожди, дай отдышусь. Почему у неё нет кольца? Она же замужем, – успел выпалить я.

– Может быть, муж гражданский, – задумчиво отметил бог.

– А ты будто бы не знаешь правильного ответа.

– Думай сам. Дам тебе только подсказку: как вернёшься, ощущай всё сразу, с первой же доли секунды. А отключаться от неё – неверный путь. Интересный, конечно, но неверный.

И я снова уплыл. И не стал озираться по сторонам и анализировать новые необычные ощущения пребывания в чужом теле, а сразу подключился к девушке, к её мыслям. И увидел то, что так долго ускользало от меня. Это длилось всего мгновение. Но я понял всё.

Тридцать два года, замужем. Вся жизнь в старой коммуналке в промзоне. Задержка зарплаты на полгода. Беременность. Скрывает ото всех. Пьяные дружки притаскивают бесчувственное тело упившегося мужа и требуют «рассчитаться» за доставку. Удары со всех сторон. Пинки. Порванная одежда. Скорая. Выкидыш. «Вы больше не можете иметь детей». Больница. Звонок: «Иванов Иван ваш муж? С прискорбием сообщаем, что он погиб. Обстоятельства выясняются. Ваш дом сгорел». Выписка. Дверь в рабочий офис распахнута настежь. Внутри люди в масках с автоматами. Всё вверх дном. «Вали отсюда, пока не забрали». Любимая кружка кем-то скинута со стола. Осколки в коробку. Зачем? Не знает. Полная потеря связи с реальностью. Улица. Странный человек с абсолютно чёрными глазами прошёл мимо.

В руках тяжеленная коробка, полная игрушек, книжек, карандашей и раскрасок, и солнышко светит – весна пришла после долгой зимы.

Я сидел молча, потрясённый. Никогда в жизни я не ощущал такого полного беспросветного отчаяния, без капли злости или ненависти. Такая пустота, такой вакуум.

Обычно я стараюсь смеяться надо всем. Смех – лучшая защита. Но… только последние три секунды её жизни спасали меня от безумия, в которое хотелось провалиться. Скрыться, спрятаться из этого мира.

– Она должна была погибнуть под тем грузовиком. Так написали богини судьбы. Я не могу менять судьбу. То, что происходит с человеком физически. Но я могу нечто большее и прекрасное. Я могу в последние секунды сделать человека счастливым, воплотить в его голове все мечты, аккуратно вплетая их в реальность. Она мечтала о семье, детях. Она шла днём домой с коробкой. Почему же днём? Потому что на работе дали зарплату и отпустили пораньше, отмечать. Почему коробка? Заскочила по дороге в детский мир и накупила игрушек. А дальше все детали доработала она сама. Я ей дал лишь лёгкий толчок. И она была счастлива. Она видела то, что хотела видеть.

– Ты всем так помогаешь?

– Нет, – мой новый знакомый поморщился. – Со временем я стал довольно брезглив, и нырять в отхожие ямы душ большинства людей не хочу.

– И зачем показывать это мне? Я особенно чист?

– Ты особенно пуст. Ты белый лист с маленькими заметками на полях. Ты умеешь чувствовать то, что чувствуют другие.

Я хотел пошутить: «Уж не знаю, комплимент это или, наоборот, обвинение в полной инфантильности», – но не стал. Не к месту это было.

– То есть ты умеешь читать мысли, и тебе одиноко…

– Оттого, что никто не может прочитать мои, – продолжил он за меня.

– И ещё со временем ты устаёшь всех понимать, но по-другому ты не можешь, – закончил я.

– Да, именно так.

К. Водинов. Антимонопольный комитет

Устало закрыв дверь, я облегчённо вздохнул. Наконец-то дома. Сегодня был просто кошмарный день. Сначала сломалась машина. Нет, это не удивительно – мой старенький Фольксваген давно просился на свалку, но мои сентиментальность и жадность постоянно откладывали момент разлуки. В результате, опоздав на полчаса на работу, я умудрился спалиться начальнику отдела.

Награждённый стопкой квартальных отчётов, весело провёл время в кабинете до закрытия офиса. Полтора часа в тесном метро, и, одурманенный цифрами и нехитрыми формулами, вполз в свою съёмную квартиру на пятом этаже.

Отгородившись от враждебного мира китайским изделием из фольги и картона, которое в некоторых магазинах почему-то называют дверью, тихо сполз по стенке на пол.

Впереди маячили безумно привлекательные перспективы: пахнущий моющими средствами «Доширак», сладкий чай и зомбированное листание ленты ВК. Идеальный вечер.

Освободив ноги от обуви, я, шатаясь как зомби, зашёл в ванную комнату. Кран хрипло просипел, намекая мне на то, что воду придётся греть в кастрюле. Вот блин, везёт же сегодня.

Погружённый в недобрые мысли, я направился на кухню. Поставив кастрюлю с водой на плиту, начал искать спички, но поиски оборвал громкий стук в дверь. Кого ещё принесло в это время? Опять ментам понятые нужны? Может, не открывать?

– Дмитрий Валерьевич, пожалуйста, откройте, – робкий голос за дверью был мне незнаком.

Движимый более любопытством, чем желанием исполнить просьбу незнакомца, я подошёл к двери.

– Кто это?

– Дмитрий Валерьевич, скажите, вы верите в Бога?

Да эти сектанты вконец оборзели! Уже по ночам людей достают. Ну я вам сейчас устрою! Пылая праведным гневом, я распахнул дверь и обомлел от изумления. Передо мной стояло нечто.

Верхняя часть существа напоминала подростка: кучерявые волосы, редкая бородка и большие, в пол-лица, доверчивые глаза. Одет достаточно современно: футболка с портретом Путина и кожаная жилетка. Однако ниже пояса подросток превращался в элемент мелкого рогатого скота. Я не эксперт в зоологии, но его ноги очень напоминали бараньи.

– Ты кто?

– Прошу прощения, не пугайтесь, – прошептало нечто и смешно кивнуло головой. Между кудрей мелькнули аккуратно подпиленные рожки. – Я тоже не в восторге, но работа такая.

– Работа? – промямлил я, не сводя глаз с копыт существа.

– Ох, простите мою невежливость, – всплеснуло руками Оно, – я сегодня первый день в этой должности.

В руках существа полыхнуло серебристое пламя, оставив маленькую дощечку. Вежливо протянув её мне, подросток гордо произнёс:

– Аристарх, официальный представитель пантеона богов Греции и Древнего Рима.

На деревяшке переливалась серебристыми искрами надпись на незнакомом мне языке. Неужели всё? Чердак протёк – пора в психушку? Осторожно, боясь обжечься, я поскрёб ногтем надпись.

– Проверяете подлинность? – деловито спросил Аристарх.

– Э-э-э, а надо?

– В наше время не помешает, – доверительно прошептало существо. – Может, войдём, и я подробно расскажу о цели своего визита?

Стоять на лестничной площадке и разговаривать с Этим? Если это плод моего воображения, то сердобольные соседи в скором времени вызовут мне такси с крепкими санитарами. А если нет? В любом случае, этот разговор обещал мне более интересный вечер, чем «Доширак» и компьютер. Открыв дверь пошире, я сделал пригласительный жест рукой.

Бесшумно проскользнув внутрь, существо направилось на кухню.

– Чаю? – не зная, о чём говорить, выпалил первое, что пришло в голову.

– Не откажусь, – подросток лучезарно улыбнулся, устраиваясь на моём стуле. – Вы не пугайтесь, Дмитрий Валерьевич, ваш разум вполне здоров. Я действительно сатир, тот самый, о которых вам рассказывали на уроках истории в школе.

– Тогда… как? – продолжая искать спички, я безуспешно пытался сформировать полноценные предложения.

– Вы слышали про Антимонопольный Комитет?

– В новостях… конечно…

– Нет, я имел в виду БАМ. Божественный Антимонопольный Комитет.

Спички не находились. Устало помотав головой, хлопнулся на соседнюю табуретку. Приняв моё движение за проявление заинтересованности, сатир воодушевлённо продолжил свой рассказ.

– БАМ появился две с половиной тысячи лет назад. Первоначально эта структура должна была регулировать потоки веры между божественными пантеонами и богами-одиночками. Однако со временем он утратил своё влияние, погряз в коррупции и взяточничестве. В итоге на планете появилось несколько монополистов, которые захватили практически весь рынок веры!

Гневно тряхнув кудряшками, подросток впился в меня пронзительным взглядом, ожидая реакции.

– Ты про Бога, что ли?

– Именно! – ликующе заорал Аристарх, притопывая копытцем. – А также Аллаха и Вишну. Они ведут себя крайне нечестно по отношению к остальным участникам рынка: создают дочерние компании, присылают на землю своих пиар-менеджеров… а ведь это было запрещено на двадцать шестом божественном съезде в Шамбале! Простым работягам не остаётся пространства для работы! Знаете, когда была последняя заявка на чудо в компанию, чьим представителем я являюсь?

Ошалело помотав головой, наткнулся взглядом на лежавший на подоконнике спичечный коробок. Взяв его, зажёг конфорку и поставил на неё чайник. Сквозь шум в голове пробивался звонкий голос Аристарха:

– В итоге на тайном собрании малого бизнеса было принято решение начать собственную рекламную кампанию. Мы развеем мифы о древних богах и вернём стабильность на рынок веры!

– Сколько сахара?

– Две, пожалуйста, – отвлёкся от пропаганды юный агитатор и застенчиво добавил: – И, если не сложно, в большую кружку.

Исполнив просьбу, я уселся напротив сатира. Первоначальный шок отступал, уступая место жгучему любопытству.

– А от меня-то что нужно?

Вспыхнуло пламя, и на столе перед сатиром появилась стопка деревянных дощечек. Выдержав драматическую паузу, Аристарх тихо спросил:

– Вы не хотели бы уверовать в богов нашего пантеона?

– Зачем? – удивился я. – Что мне с ваших богов? Я вообще атеист, между прочим.

– Я знаю, – кивнул сатир, подвигая дощечки поближе, – поэтому к вам и пришёл. Атеисты – наша целевая аудитория. Теперь вы знаете, что боги существуют. Осталось сделать правильный выбор.

На дощечках переливались разнообразные символы.

– Что это? – ткнул я пальцем в один из рисунков, который немного напоминал архаичный шлем.

– Это отличный выбор! – елейно запел Аристарх. – Арес – бог войны и возмездия. У вас есть враги? Божественная благодать Ареса наполнит ваши мышцы силой десяти воинов, и вы без труда разделаетесь с соперником.

В голове сразу всплыло ехидное лицо начальника отдела продаж, ведь именно над его отчётами я корпел сегодня весь день. Наказать бы урода…

– Нужно лишь смочить божественный символ жертвенной кровью и попросить покровителя о помощи.

– Стоп, какая ещё жертва?

– Небольшая, у нас сейчас акция! – успокоительным тоном прошептал сатир. – Сойдёт кошка или даже крыса.

Нет, устраивать геноцид домашних животных не в моих правилах. Недовольно поморщившись, я отложил табличку в сторону. Теперь передо мной сиял зелёным светом женский силуэт.

– Гера, богиня семейного очага и покровительница брака…

– Я не женат и пока не собираюсь, – табличка перекочевала на край стола.

– Деметра – богиня плодородия и покровительница земледелия…

– Я городской житель, неактуально.

– Гефест – покровитель ремёсел и кузнечного…

– Не продолжай, я в офисе работаю.

В короткий срок я просмотрел все пластинки. Одна за другой они отлетали в сторону.

– Ладно, вот эту оставлю.

– Дионис, отличный выбор! Полить вином и прошептать просьбу, – торопливо болтал Аристарх, складывая забракованные мной дощечки в стопку. – И ещё кое-что: порошковое вино не подойдёт, нужен натуральный продукт.

Я уже хотел возмутиться, но вспомнил о банке домашнего вина, которое мне по случаю передали родственники из деревни.

– Ладно, – милостиво кивнув, я указал рукой на выход, – у меня сегодня был тяжёлый день. Хотелось бы выспаться, а в пятницу я попробую уверовать в вашего Дениса.

– Диониса, – на автомате поправил меня сатир и проследовал к выходу. – Надеюсь на долгое и плодотворное сотрудничество, Дмитрий Валерьевич.

Закрыв дверь, я задумчиво посмотрел на малиновое изображение толстяка на пластинке. Что ж, даже если это помешательство, то довольно прикольное. Бросив дощечку на тумбочку, я решил завершить подвиг с купанием, но в дверь опять постучали.

– Я же уже сказал, пока только одну…

Я осёкся, увидев двухметрового викинга с белыми как снег волосами. Закованное в броню тело было иссохшим, как у мумии. В руке боевой топор, покрытый ржавчиной, а на поясе – просторная сумка, из которой выглядывали скандинавские руны, выбитые на камнях.

– Добрый вечер, Дмитрий Валерьевич, – с диким акцентом молвила мумия. – Скажите, вы верите в бога?

 
«Нет, царевич, я не та,
Кем меня ты видеть хочешь,
И давно мои уста
Не целуют, а пророчат.
Не подумай, что в бреду
И замучена тоскою.
Громко кличу я беду:
Ремесло моё такое.
А умею научить,
Чтоб нежданное случилось,
Как навеки приручить
Ту, что мельком полюбилась.
Славы хочешь? – у меня
Попроси тогда совета,
Только это – западня,
Где ни радости, ни света.
Ну, теперь иди домой
Да забудь про нашу встречу,
А за грех твой, милый мой,
Я пред Господом отвечу».
 

Анна Ахматова, 1915 г.

В тесной, пропахшей травами избе было темно. Из угла прошамкал низкий старческий голос:

– Какой красивый, молодой. Давненько ко мне такие как ты не приходили.

Василий, немного помедлив, сделал пару шагов вперёд. Присел на старый скрипучий табурет и, затаив дыхание, всмотрелся в темноту угла. И не выдержал, вздрогнул, потому что оттуда на него взглянули два злых красных глаза.

– И дорогу ко мне нашёл, голубчик. Молодец какой. Видать, сильно надо.

– Надо бабушка, надо… – прошептал Василий, отводя взгляд – слишком уж пугали его два красных зрачка, которые, не мигая, смотрели на него.

– Какая я тебе бабушка! – скрипнуло из-за угла. И словно в насмешку, из темноты выглянуло лицо: белое, как воск; застывшее, будто мёртвое. Лицо было всё изборождено морщинами, и сомнений в том, что перед ним действительно старуха, у Василия не осталось.

Она выглядела настолько пугающей, что он невольно отшатнулся и мысленно проклял тот момент, когда искал затерянную в лесу и, кажется, в самом времени избу с ведьмой; он вспомнил, как продирался сквозь заросли высокой травы и утопал по колено в болоте и как по этой же причине оставил свою дружину около леса, в который боялись заходить даже самые смелые охотники царя; в котором не цвели цветы и не пели птицы.

– Да, глупо ты себя повёл, – будто прочитав его мысли, сказала старуха. – А может и мудро. Лес не любит чужих. Пошёл бы ты не один, а со своей дружиной – и что? Хвать! – один пропал, на следующий день другого не досчитались, – ведьма хитро посмотрела на Василия и засмеялась высоким скрипучим смехом.

Из темноты угла вынырнули две руки. Длинные, белые и сухие, с закрученными жёлтыми ногтями на пальцах. Они, казалось, стремились прямо к шее Василия.

Тот сдавленно булькнул, вскрикнул глухо и, вскочив с табурета, подбежал к двери. Старуха захохотала на всю избу, и её смех громом зазвучал в ушах Василия. Он прислонился к стене избы и украдкой, на ощупь, начал искать дверь, которая бы вела на свободу. Но вот изумление! Не было её на том месте, где помнил он!

– Да ты успокойся, – голос звучал снисходительно. – И прости старушку за эти детские шалости. Давненько ко мне не захаживали, вот я и соскучилась по вниманию, – в голосе послышалась насмешка, а Василий, едва стоявший на ногах от страха, с удивлением понял, что в комнате стало как будто светлее.

Теперь он мог полностью разглядеть старуху, сидевшую в глубоком кресле за старым дубовым столом; её длинные седые волосы, в полном беспорядке змеившиеся по плечам, бесцветное водянистое лицо, покрытое морщинами; старость, отпечатавшуюся на её челе и теле; дряхлость тех лохмотьев, в которые она была одета. Её руки оказались не такими длинными, как показалось Василию сначала, но они были настолько худощавыми, что крупные синие вены просвечивали сквозь тонкую, как пергамент, кожу.

«И кого я так испугался? – подумал Василий. – Этой жалкой старухи?»

Но, несмотря на эти мысли, глядя на неё, он всё ещё чувствовал опасение. Старуха сидела на своём кресле как на троне; всю ее сухую, как тростник, фигуру, закутанную в нищенские лохмотья, облагораживала прямая осанка.

Она исподлобья взглянула на Василия, будто снова прочитав его мысли, и этот тяжёлый взгляд пригвоздил его к месту. В её глазах горели красные огоньки, не так ярко, как ранее, но также отчётливо и зло, не давая забыть ему, кто перед ним сидит на самом деле.

– Сядь и успокойся, глупый, – старуха вдруг улыбнулась, но её глаза остались холодными. – Старому дому не нравится, как ты себя ведёшь, – кривым узловатым пальцем она указала на лежащий на полу табурет. Василий усилием воли оторвал себя от стены и, медленно подойдя ближе к столу, за которым сидела ведьма, поднял табурет и сел.

Старуха некоторое время оценивающе смотрела на него, а затем сказала:

– Какие царевичи нынче пугливые пошли… Так зачем пожаловал, родимый?

– Найти нужно кое-кого, бабушка, – нервно сглотил слюну Василий.

Старуха игриво посмотрела на него, а затем лукаво улыбнулась:

– И ты туда же, голубчик. За славой и золотом бежишь. Ты будь осторожен, золото, оно ведь кровь любит, вон скольких погубило.

Василий прерывисто вздохнул, вытер пот со лба и заговорил быстро, жарко, чуть наклоняясь к старухе: