Читать книгу «Звезды царской эстрады» онлайн полностью📖 — Коллектива авторов — MyBook.
image
 























 


























Прежде всего у нее превосходный голос, красивый и чистый, которым она прекрасно распоряжается; голос, которому позавидует любая оперная певица. В пение она вкладывает много чувства и экспрессии и иллюстрирует его мимикой своего подвижного, выразительного лица.

Г-жа Вяльцева имела шумный успех. Каждый номер сопровождался бурными проявлениями восторга».


И только на концерте в Калуге возникла угроза провала… пола в зале Дворянского собрания.

Случалось, примадонне боялись предоставлять залы, опасаясь ее «погромной славы». В Москве, где успех вокалистки был особенно громким, ее концерты не раз заканчивались беспорядками. Перед началом представления к залам, в которых должна была выступать Вяльцева, стягивалась полиция, дежурившая в фойе и в зале. Как только певица заканчивала бисировать – а выходила она к неумолимой публике на бис до шестидесяти (!) раз, фактически повторяя концерт дважды, – студенты с галерки бросались по лестницам вслед за ней, а если их не допускали к кумиру, начинали крушить мебель.

«В самый разгар препирательств с полицией на эстраде появлялась сияющая и улыбающаяся Анастасия Дмитриевна. Она останавливалась у края сцены, смотрела некоторое время на волнующуюся публику и, обращаясь к блюстителям порядка, говорила: “Оставьте их, какого вы хотите порядка, когда я пою?! Здесь вы не нужны, за порядком буду следить я”».

Дошло до того, что владельцы залов стали брать с организаторов ее концертов залог за мебель. Сумма доходила до трехсот рублей.

Никакой программы вечеров певица, как правило, не готовила и исполняла все те песни своего репертуара, о которых просила публика.

Несмотря на признание и богатство, по характеру Вяльцева оставалась простой крестьянкой. Она сама учитывала расходы, была неприхотлива в еде, но за выступления требовала огромные гонорары – по 1000 рублей за выход.


Вяльцева накануне первого большого гастрольного турне


Только Шаляпин соперничал с Несравненной за первенство самого дорогого артиста Российской империи.

Существует версия, что основой стали все-таки не бесконечные гастроли (приносящие до ста тысяч рублей годового дохода), а неожиданный сюрприз поклонника. Якобы во время концерта он подал ей на сцену роскошный веер, к которому были прикреплены дарственные на три доходных дома. Управлять «подарком» Вяльцева поручила родному брату Ананию.

Состояние Примадонны современники оценивали в 2–2,5 миллиона рублей. Невероятная сумма!

Например, банковский служащий средней руки получал до 3000 в год, врач в больнице – рублей 400–500, квалифицированный рабочий – 250–300[6].

Но ученый-краевед из Брянска С. П. Кизимова, которая много лет исследует жизнь и творчество своей землячки, утверждает, что разговоры о миллионном состоянии сильно преувеличены. И дело даже не в невозможности заработать такие деньги, но в том, что певице вновь не повезло в личной жизни – Бискупский, как и многие представители знати, оказался заядлым картежником и кутилой. Даже баснословных гонораров Анастасии Дмитриевны, бывало, не хватало на покрытие долгов супруга. Однажды в пьяном кураже Василий Бискупский со своим закадычным приятелем Павлом Скоропадским (тем самым, который впоследствии ненадолго стал украинским гетманом) разогнали похоронную процессию святого Иоанна Кронштадтского.

Жизнь «чайки русской эстрады» была пусть не безоблачна, но насыщенна и интересна: она активно занималась благотворительностью, много выступала и записывалась на пластинки.

По-настоящему сожалела Анастасия Дмитриевна лишь о том, что Бог не дал ей детей, и всю свою нерастраченную ласку тратила на сирот и обездоленных. Во время очередной поездки по стране Вяльцева подобрала на обочине дороги малолетнюю нищенку и сделала ее приемной дочерью. К несчастью, долго девочка не прожила. Однако вскоре судьба преподнесла Вяльцевой подарок. «На одном из концертов Несравненной поднесли несколько корзин с цветами, которые она увезла с собой домой, не подозревая, что в самой большой из них спал двухмесячный младенец, усыпленный маковым отваром. Через определенное время корзина запищала, На плач ребенка сбежались все домочадцы. И каково же было их удивление, когда среди цветов обнаружили младенца, а в пеленках записку со словами: Женя Ков шаров”. Отдать ребенка в приют Вяльцева не пожелала…»

До самой смерти примадонны мальчик жил в ее доме. По завещанию ему отошло 40 000 рублей, которыми он, впрочем, так и не воспользовался, покончив вскоре после ухода Вяльцевой жизнь самоубийством.

Внимательной певица была и к прислуге. Некоторое время в ее доме служила молодая горничная по имени Анна. Анастасия Дмитриевна привязалась к скромной девушке и занялась ее образованием. Глядя на нее, она вспоминала о своем нелегком крестьянском детстве. Обладавшая природной музыкальностью Анна с жадным интересом слушала домашние репетиции хозяйки, и Анастасия Вяльцева решила устроить свою горничную в хористки. Но строгий муж Анны не позволил супруге «идти в артистки» и забрал ее из «барского дома». При расставании Вяльцева сделала «Аннушке» дорогой подарок, символ достатка того времени – граммофон и свои пластинки. Жизнь, однако, взяла свое, но… гораздо позднее. Анна стала матерью знаменитого советского композитора Василия Павловича Соловьева-Седого, создателя песни «Подмосковные вечера» и десятков других шлягеров.

Театральный сезон 1912 года не предвещал ничего необычного. Лишь в сентябре, находясь в Крыму, певица почувствовала недомогание. Медики поставили диагноз – воспаление легких. Несмотря на это, Вяльцева отправилась в очередное турне….Последним городом, где она пела, стал Воронеж. Публика терпеливо ждала до десяти вечера, а занавес все не поднимали, потому что Анастасия Дмитриевна, вконец обессиленная, не могла подняться с дивана. Кое-как собравшись с силами, она вышла и, собрав всю волю в кулак, отпела первое отделение. Понимая, что не в состоянии продолжать, вышла к публике, извинилась и пообещала в следующий раз петь в два раза больше.


Из журнала «Театр и искусство», осень 1912 года:

«Госпожа Вяльцева серьезно Занемогла. Постигшая ее в пути во время последнего турне сильная простуда осложнилась плевритом, от которого артистка слегла. Ближайшие ее концерты, в Петербурге и в Москве, отменены».

Вернувшейся в Петербург «певице радостей жизни» врачебный консилиум вынес приговор – лейкемия. С января 1913 года вся российская печать начала размещать сводки о состоянии здоровья Несравненной.

Утром 22 января мальчишки-торговцы выкрикивали спешащим по Невскому прохожим сенсацию: «Несравненная будет спасена! Уникальная операция Вяльцевой! Муж пожертвовал певице свою кровь!»


Из газеты «Петербургский листок», 22 января 1913 года:

«А. Д. Вяльцевой произведена 21 января чрезвычайно редкая в медицинской практике операция переливания крови в артерию левой руки. Кровь для операции взята от ее мужа – г-на Бискупского. Как теперь выяснилось, произведенная операция трансфузии крови имела благоприятный результат.

24 января был произведен анализ крови больной, давший очень благоприятные результаты: обнаружено увеличение кровяных шариков на 3 процента. Поднявшаяся у больной температура также учитывается как благоприятный симптом. Если в течение 7 дней процентное отношение гемоглобина будет хотя бы немного увеличиваться, тогда только можно будет сказать, что кризис вполне миновал».


Но тогдашняя медицина оказалась бессильна… Доктора совершили трагическую ошибку – умиравшей артистке влили кровь не той группы. В начале XX века наука ведь только догадывалась о существовании такого понятия.

Когда возможности официальной медицины были исчерпаны, поседевший от горя Василий Викторович был готов на все, лишь бы хоть как-то отсрочить неизбежное. Приглашали модного тогда тибетского целителя Бадмаева, лечившего самого фишку Распутина… Тщетно. Не помог и специально выписанный из Лифляндии профессор Розендорф, пытавшийся впрыснуть больной новое для того времени лекарство – фосфоцид.

А. Д. Вяльцева при жизни была законодательницей моды: ее драгоценности, туалеты и прически обсущдались поклонниками, журналистами и музыкальными критиками. Обворожительная в жизни, она позаботилась и о том, как ей надлежит выглядеть после смерти.

Предчувствуя скорый уход, за несколько недель до кончины артистка пригласила свою портниху обсудить фасон платья, в котором желала отправиться в последний путь.


В шикарных нарядах


Вечером 4 февраля 1913 года всё было кончено.

С лица Анастасии Дмитриевны скульптор В. И. Демчинский снял посмертную маску.

«…Тело покойной лежало на кровати белого клена под белым кружевным покрывалом, В ногах стоял букет белой сирени и мимозы, У изголовья – четыре подсвечника, обтянутые белым флером, и маленький складень из трех икон, который сопровождал ее во всех поездках…

Согласно последней воле, парикмахер сделал ей прическу, с которой она всегда выступала на сцепе…»

Это не было обычной дамской прихотью. Фирменная прическа Вяльцевой («с напуском») наряду с шикарными туалетами и роскошными драгоценностями была частью хорошо продуманного образа.

Артист В. И. Воронов вспоминал показательный случай:

«Снималась она на фотографии и выступала всегда с одной и той же прической – с валиком. Публика привыкла и иначе не представляла себе лица своей любимицы. И вдруг на одном концерте Вяльцева появилась с другой модной прической. Зал замер; в первый момент зритель не узнал Вяльцевой. Потом начался ясный протест против новой прически артистки: зал зашумел.

А. В. Таскин, всегдашний аккомпаниатор артистки, пытался взять несколько аккордов, но в зале поднялся невообразимый шум протеста. Вяльцева стояла виноватая и растерянная. Публика настойчиво просила ее уйти и причесаться по-прежнему… Был объявлен антракт, после которого Вяльцева вышла со своей старой прической. Публика была в восторге, и концерт прошел с огромным успехом».



Похороны сопровождались едва ли не большим ажиотажем, чем концерты примы. Петербург не знал ничего подобного ни до, ни после. Толпа, следовавшая за прахом покойной, с каждым шагом нарастала и скоро представляла собою сплошную лавину на протяжении от Морской улицы до Литейного проспекта. К воротам Александро-Невской лавры подошли уже десятки тысяч человек.

Над колонной провожающих плыл венок из белых лилий и сирени, перевитый траурной лентой с надписью: «От безумно любящего мужа, навек преданного памяти безоблачной, долгой совместной жизни и убитого горем невозвратной потери своего сказочного счастья, – своей единственной, дорогой, незабвенной милой Настино.

У гроба, сменяя друг друга, дежурили Матильда Кшесинская, Анна Павлова, артисты цыганского хора Шишкина, труппа Малого театра, столичная знать…

Столица по-настоящему скорбела, однако для пронырливых шоуменов смерть Несравненной стала еще одним источником дохода. Так вышло, что Анастасии Вяльцевой в отличие от многих ее коллег по сцене не пришлось сниматься в кино. Но ее имя все-таки появилось на афише синематографа: «Не пропустите премьеру сезона! Только в “Экспрессе” демонстрация документальной картины “Похороны Вяльцевой”!..» Смерть Несравненной превратилась в грандиозное шоу.


В последний путь Несравненную провожали тысячи человек


Через несколько дней после кончины дивы стали известны подробности ее последних распоряжений. Зная о приближающейся неминуемой смерти, она все четко расписала: завещала открыть в Петербурге в ближайшие четыре года либо больницу ее имени для рожениц, либо приют для внебрачных детей, туда же направить и средства, оставшиеся после продажи ее недвижимости с аукциона.

В случае если город откажется от подобной благотворительной акции, Вяльцева распорядилась продать дома и направить деньги в Санкт-Петербургский университет для учреждения стипендий крестьянским детям. Населению Петербурга прима оставила без малого шестьсот тысяч рублей, которые так и не поступили в кассу опеки. Дума согласилась принять дар Вяльцевой, но бумаги долго двигались по разным инстанциям, а потом началась революция, и вместо больницы в здании, завещанном Вяльцевой городу, открылся политический клуб для рабочих «Новая жизнь».

В 1914 году родственники заказали скульптору Серафиму Судьбинину (учившемуся, между прочим, у самого Родена) мраморное надгробие. Из множества эскизов выбрали изображавший возвышающуюся в полный рост артистку возле креста. Через некоторое время в журнале «Рампа и жизнь» прошло известие, что памятник готов, но так как он изготовлен в Париже, привезти его в Россию возможно только после окончания войны. В итоге до России памятник так и не добрался: сначала война, потом революции… След памятника затерялся во Франции, где Судьби-нин оказался в эмиграции.

В годы Первой мировой войны вдовец Василий Викторович Бискуп-ский стал генералом, командовал кавалерийской дивизией и был, по выражению своего однополчанина барона Врангеля, «лихим и отчаянно смелым офицером». В 1918 году он возглавил армию гетмана Скоро-падского в Одессе, в 1919-м эмигрировал в Германию, где вновь женился. Скончался генерал летом 1945-го в Мюнхене. Говорят, все стены его квартиры были увешаны портретами «любимой Настюши». К его офицерской судьбе мы еще вернемся в самом конце повествования, и потому прошу вас, читатель, запомнить это имя – Василий Бискупский.

После смерти великой певицы ушлые импресарио попытались создать новые проекты, подаваемые зрителю не иначе как «новая Вяльцева».

Летом 1915 года газеты писали о предстоящем концерте некой Наташи Ростовой (псевдоним Екатерины Сангуровой), которая «имеет внешнее сходство с А. Д. Вяльцевой, обладает вяльцевским тембром и исполняет весь ее репертуар». Антрепренер старлетки требовал, чтобы она выходила к публике в тех же нарядах, что и Несравненная.

Не помогло. Фальшивую «примадонну» освистали.

Среди подражательниц попадались, безусловно, одаренные вокалистки. Скажем, Наталья Тамара. Но стать достойной заменой ни одна из них не смогла.

Собственно, на эстраде Российской империи с начала XX века и до октября 1917-го «летала» этакая «птица-тройка» «женщин из русских селений»: уже помянутая Вяльцева (родом из Орловской губернии), Надежда Плевицкая (из курской деревеньки) и москвичка Варя Панина.

За каждой из них следовал рой подражателей, и к «жужжанию» некоторых из них мы еще прислушаемся.

Пока же поговорим о «божественной» (по выражению А. Блока) Варе Паниной.