Юридическое прогнозирование невозможно без учета политико-правовой реальности, пронизывающей все отрасли права. «Вертикаль власти»231, фундирующая социальные, экономические и юридические процессы, вырабатывает правила, скрытые от большинства населения. Действительные основания назначения и увольнения руководителей судов и структур правоохранительной системы утаиваются от общества, методы формирования правовой политики и настоящие причины внесения изменений в законодательство (даже в Конституцию) не раскрываются.
Законодательные и судебные органы сформированы исполнительной властью, выполняют волю ее субъектов. Попытка найти юридическую рациональность, выявить закономерности «чистого права» без учета внепроцессуальных ресурсов силовых ведомств обречена на недостоверность. «Право силы», направленное на удержание экономической и политической власти профильными ведомствами, требует специального исследования и не рассматривается подробно в этой книге. Однако без учета парадигмы силовых ведомств темы юридического мышления и юридического прогнозирования не будут раскрыты. Прогнозирование изменений правовых статусов (лиц и ситуаций) должно учитывать не только юридические факты и нормативные предписания, но также злоупотребление правом, искажение естественного дуализма прав и обязанностей, использование репрессивного механизма в личных целях. Защита прав законопослушных граждан как цель деятельности правоохранительных органов отходит на задний план по сравнению с удовлетворением личных интересов правоприменителей. Необходимо добавить «дискурсы лоббизма» – предложения от различных уголовно-процессуальных акторов «решить вопрос» за деньги, а именно способствовать желаемому развитию правовой ситуации через экстра-легальное финансирование правоприменителей.
Юридическое мышление в современном российском правопорядке имеет существенные особенности, детерминированные как относительно давней (1917–1953), так и новейшей (2000–2020) историей формирования государства и права. Несмотря на попытку разделить отечественные юридические практики на эпоху до 1991 года, и период после СССР, нельзя забывать, что большинство людей, руководящих институтами государства и права сегодня, получили образование и сформировали свои правовые убеждения еще в период так называемого «развитого социализма», то есть до распада СССР. «Поскольку абсолютная истина недоступна, приходится довольствоваться тем, что относительные истины взаимно друг друга корректируют, а также нам требуется мужество смириться с собственной ограниченностью – такой ограниченностью, которая сама себя вполне осознает»232. Парадигма единой линии руководящей и направляющей партии из советского социалистического прошлого экстраполирована в постсоветское капиталистическое настоящее. «Политбюро 2.0»233 продолжает «линию партии и правительства» устоявшимися чекистскими методами в измененных социально-политических условиях. Судебная власть и законодательная власть как ветви публичной власти так и не смогли оказаться самостоятельными, в итоге «… мы не только имеем право на осознающую себя ограниченность – мы даже обязаны придерживаться ее»234.
Советское государство изначально создавалось посредством вооруженных насильственных действий, рассматриваемых в нормах действовавшего тогда законодательства как преступления. «Красный террор» в отношении различных социальных групп («контрреволюционеры», «кулаки», «буржуазные элементы» и пр.) со временем эволюционировал в дискриминацию диссидентов, национальных и сексуальных меньшинств, сторонников новых религий, противников монополизации власти, оппозиционеров и прочих страт. Ленинские методы государственного террора по отношению к непослушной части населения были развиты в сталинский период, приняты на вооружение последующими руководителями партийных и государственных структур. Нельзя сказать, что сейчас эти подходы перестали быть актуальными для силовых ведомств. А это означает необходимость их учета при планировании юридической деятельности в условиях современности.
При прогнозировании развития правовой ситуации необходимо учитывать влияние силовых структур на все уровни жизни современного общества. Любой конфликт с субъектами публичной власти повышает риск привлечения к административной и / или уголовной ответственности даже при безупречном соблюдении законов. Сравнительно недавно в Великобритании и России была опубликована книга Андрея Солдатова и Ирины Бороган «Новое дворянство. Очерки истории ФСБ», в которой представлена деятельность спецслужб в 2000-е годы235. Как указано в этой книге и в других публикациях, с 2000 года сотрудников ФСБ субъекты публичной власти стали рассматривать в качестве «новых дворян» («неодворяне»), формирующих иерархические структуры российского общества236. Сотрудники всех силовых ведомств оказывают максимальное влияние на изменения правовых ситуаций; стили их поведения, манеры и пристрастия, требования и подходы важны для целей юридического прогнозирования.
Сетка телевизионного вещания перенасыщена сериалами о жизни оперативных сотрудников, следователей, экспертов, прокуроров. Во многих игровых фильмах режиссеры и сценаристы совмещают их компетенции в единых собирательных образах, что вызывает у выпускников юридических ВУЗов недоумение, но очень нравится среднестатистическому телезрителю. Массовая государственная пропаганда формирует патерналистский стиль юридического мышления, внедряя в правосознание населения полную зависимость от воли сотрудников силовых ведомств. Агрессивно навязывается иерархия силовиков, в которой всевластными и всесильными выглядят сотрудники служб государственной безопасности (с разными названиями в соответствующие исторические периоды). Дозволение правоохранителям нарушать процессуальные нормы во имя реализации своих корпоративных целей активно внедряется в массовое правовое сознание населения.
При исследовании обыденного юридического мышления необходимо учитывать ощущение беспомощности обывателя перед мощью силовых структур, безусловную готовность среднестатистического россиянина слушаться и подчиняться. Человек склонен выявлять и придумывать закономерности, подчас придавая значение несущественным признакам явлений (например, перешедший дорогу черный кот или цифра «13» в авиабилете могут вызвать панические настроения). Взрослые мужчины, не стесняясь своего страха, боятся просить внести замечания в протокол допроса, поскольку «это может разозлить следователя и он сделает что-нибудь плохое семье: жене и детям». Изучая алгоритмы современного правового мышления, нужно учитывать опасность расширения полномочий правоохранительных органов. Современные оперативные уполномоченные и следователи для увеличения интенсивности воздействия на свидетелей, подозреваемых, обвиняемых и иных участников судопроизводства все чаще используют так называемые «экстралегальные подходы», граничащие с действиями, подпадающими под признаки составов преступлений.
Вот типический пример из уголовного дела № 600447, которое было возбуждено в связи с финансовым спором субъектов предпринимательской деятельности. Получив отказы в удовлетворении исковых требований в судах гражданской юрисдикции, юридическое лицо обратилось в органы Министерства внутренних дел и после нескольких процессуальных комбинаций получило постановление о возбуждении уголовного дела по ч. 4 ст. 159 УК РФ (мошенничество). Дело было возбуждено «по факту» в одном из провинциальных городов Ленинградской области, где заявителем выступал представитель градообразующего предприятия международного уровня, а силовики и даже судьи уголовной юрисдикции, вероятно, способствовали процветанию хозяйствующего субъекта.
Следствие, которое до сих пор осуществляется структурой МВД РФ, сфокусировало внимание на предпринимателе В. и потребовало выплатить в интересах градообразующего предприятия и его партнеров n-ое количество миллионов рублей. А чтобы предприниматель быстрее принял решение о выплате денег, следователь Главного следственного управления Главного управления Министерства внутренних дел России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области К. обратился в нарушение норм УПК РФ о территориальной подсудности в Бокситогорский городской суд Ленинградской области с ходатайством об избрании в отношении предпринимателя В. меры пресечения в виде заключения под стражу. Прокуратура Ленинградской области, нарушив закон, поддержала следователя К. Судья Бокситогорского городского суда Ленинградской области Б., нарушив закон, избрал в отношении предпринимателя В. меру пресечения в виде заключения под стражу на срок 1 месяц 22 суток237.
В современном российском правопорядке заключение под стражу в следственный изолятор является не только мерой пресечения, но также эффективным способом физического и психологического воздействия, методом понуждения к удобным следствию показаниям, способом «отжимания» денег, формой расправы с неугодными лицами. Как и планировал следователь К., брат предпринимателя В. немедленно уплатил требуемую сумму, после чего мера пресечения предпринимателю В. была изменена на домашний арест. Заключение предпринимателей под стражу по экономическим составам преступлений в последние годы становится все более популярной мерой уголовно-правовой репрессии, невзирая на прямые законодательные запреты238, обещания «прекратить кошмарить бизнес»239 и декларативные тексты постановлений Пленума Верховного Суда РФ240. Следователи и прокуроры целенаправленно «раздают боль» тем, кто отказывается выполнять их требования, а судьи уголовной юрисдикции стараются исполнять волю силовых ведомств.
Мнение адвокатов В. о том, что судья Б. незаконно «подыграл» желаниям градообразующего предприятия, следователя и прокурора получить с В. деньги, было подтверждено вышестоящим судом. Кассационная жалоба стороны защиты была удовлетворена, постановлением Президиума Ленинградского областного суда постановление судьи Б. об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу было отменено в связи с выявлением существенных нарушений правил о подсудности. Нарушение было в том, что следователь при поддержке прокурора направил материал об избрании меры пресечения в отношении предпринимателя В. не в надлежащий с точки зрения территориальной подсудности суд (Куйбышевский районный суд Санкт-Петербурга), а в тот, который наверняка гарантировал бы ему заключение под стражу предпринимателя В. (Бокситогорский городской суд Ленинградской области).
Легко получив требуемую сумму с брата предпринимателя В. методом заключения самого В. в следственный изолятор, следователь, прокуроры и градообразующее предприятие решили получить еще n-ое количество миллионов с предпринимателя В. Для реализации умысла следователь при поддержке прокуроров решил сделать так, чтобы в отношении предпринимателя В. действовало одновременно две меры пресечения241.
Прокуратура Ленинградской области (на территории которой функционирует градообразующее предприятие) поддержала идею следователя К. об одновременном действии двух мер пресечения в отношении предпринимателя В.: продлить В. меру пресечения в виде домашнего ареста, использовав ресурс Куйбышевского районного суда Санкт-Петербурга, и дополнительно избрать в отношении предпринимателя В. меру пресечения в виде заключения под стражу, использовав судей Бокситогорского городского суда Ленинградской области242.
Бокситогорские судьи О. и Д. отказались признать недопустимость одновременного применения двух мер пресечения по одному делу в отношении одного человека, цинично нарушив ч. 1 ст. 97 УПК РФ и проигнорировав требования ч. 1 ст. 6 УПК РФ, согласно которой уголовное преследование имеет своим назначением, в том числе, защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод243.
Следует обратить внимание на то, что в части 1 статьи 97 УПК РФ прямо указано: «Дознаватель, следователь, а также суд в пределах предоставленных им полномочий вправе избрать обвиняемому, подозреваемому одну из мер пресечения, предусмотренных настоящим Кодексом, при наличии достаточных оснований полагать, что…». Законодателем буквально установлено, что в отношении одного обвиняемого в конкретном уголовном деле может быть применена лишь одна мера пресечения. Применение двух взаимоисключающих мер пресечения в отношении одного обвиняемого юридически и физически невозможно, как невозможна и конкуренция судебных решений двух разных судов по избранию меры пресечения в отношении одного обвиняемого. Иного толкования ч. 1 ст. 97 УПК РФ не существует.
Следователь и сотрудники прокуратуры, злоупотребив своими процессуальными правами, активировали компетенции двух районных судов (и двух судов субъектов федерации, поскольку постановления судов первой инстанции обжаловались сторонами в апелляционном порядке), публично эксплуатируя в своих корпоративных интересах пороки отечественной судебной системы. На протяжении девяти месяцев следователь и прокуроры стремились к тому, чтобы в отношении предпринимателя одновременно по одному уголовному делу действовали две меры пресечения: заключение под стражу и домашний арест244. Вероятно, силовики рассчитывали, что при наличии двух мер пресечения В. быстрее выплатит дополнительно требуемые суммы, поскольку ранее после помещения его в следственный изолятор деньги были уплачены немедленно. Очевидно, что параллельное избрание в судах двух субъектов Российской Федерации одновременно двух мер пресечения в отношении одного обвиняемого – это новый незаконный метод уголовно-процессуальной репрессии, опробованный следователем и прокурорами. Юридическая абсурдность действий следователя не смутила ни руководителя Главного следственного управления Главного управления Министерства внутренних дел России по Санкт-Петербургу и Ленинградской области, ни прокурора Ленинградской области, ни прокурора Санкт-Петербурга.
Ловко используя обвинительный уклон судей Бокситогорского районного суда Ленинградской области следователь вместе с сотрудниками прокуратуры длительное время безнаказанно демонстрировали правовой цинизм, публично нарушая закон245. Следует обратить внимание на то, что все это время предприниматель В. и его адвокаты писали жалобы в различные инстанции, но надзирающие и контролирующие органы сопротивлялись аргументам стороны защиты, отвечая в религиозно-ритуальном стиле: «все законно и обоснованно, аминь246». Ни Генеральный прокурор РФ, ни прокурор Санкт-Петербурга, ни Ленинградский областной прокурор, ни многочисленное руководство следователя по линии МВД так и не признали недопустимости одновременного действия двух мер пресечения в отношении одного обвиняемого по одному уголовному делу. Никто не понес наказания за нарушения закона, за необоснованные расходы денег налогоплательщиков, затраченных на иррациональное уголовное преследование.
Можно по-разному оценивать размеры требуемых и уплаченных сумм, но вот метод получения денег и признательных показаний через угрозу заключения под стражу в СИЗО становится все более распространенным в России XXI века. Особенность сегодняшнего правопорядка в том, что использовать такой метод могут не только сотрудники силовых ведомств, но также избранные ими субъекты, которым «силовики» согласятся помочь (на конфиденциальных условиях). Эффективная монетизация человеческого страха позволяет некоторым сотрудникам правоохранительных органов удовлетворять свои карьерные и финансовые интересы при поддержке некоторых прокуроров и некоторых судей.
Приведенный пример иллюстрирует необходимость учитывать возможные злоупотребления правом со стороны лиц, имеющих правоохранительные компетенции, при прогнозировании эволюции правоотношений.
О проекте
О подписке