Поскольку термины «судебный активизм» и «судебная сдержанность», также называемые строгим конституционализмом и оригинализмом, имеют общий характер, полезно вспомнить выводы Верховного суда в деле Board of Education of Hendrick Hudson Central School District v. Rowley[84], первом судебном споре, затронувшем положения федерального закона, в настоящее время известного как «Акт об образовании лиц с инвалидностью». Пытаясь ограничить судебную власть и полагая, что студенты с ограниченными возможностями имеют право на обучение в учебных заведениях, организованное таким образом, чтобы «быть достаточным для получения некоторых преимуществ в ходе их образования»[85], Верховный суд оценил роль судебной власти в разрешении образовательных споров. В сущности, Верховный суд посоветовал судьям действовать осторожно при решении подобных споров, так как у судей не хватает достаточного опыта в этой области. Верховный суд указал, что он «ранее предупреждал, что у судов нет “специализированных знаний и опыта”, необходимых для решения “постоянно присутствующих и сложных вопросов образовательной политики”… Поэтому, как только суд определит, что требования закона были выполнены, вопросы конкретной методологии должны решаться штатами»[86].
Таким образом, судьи должны помнить не только о разделении власти (передавая вопросы на разрешение законодательным органам в рамках их полномочий), но и о федерализме (уважая права штатов согласно Десятой[87] и другим поправкам к Конституции). Когда Верховный и другие суды занимаются законотворчеством, они должны учитывать влияние своих изменений на структуру политической и образовательной систем, стараясь свести к минимуму – если не устранить – трения между судебной и другими ветвями власти, а также минимизировать узурпацию полномочий штатов со стороны федерального правительства. Поскольку Конституция предусматривает федеральное правительство, основанное на разделении властей, суд должен учитывать, в какой степени он обладает необходимыми знаниями в области государственной политики в отдельных сферах, таких как, например, политика в области образования, и оставлять их тем, кто является более квалифицированным для принятия подобных решений[88].
В то же время, учитывая недостаток персонала и бюджетных ресурсов, а также относительно ограниченный опыт, на котором судьи могут основывать свои решения, помимо собственного юридического образования и опыта в качестве практикующих юристов или преподавателей[89], суды часто полагаются на законодательные органы в отношении отдельных вопросов политики. Мудрая судебная администрация предполагает, что с учетом этих ограничений на судебную экспертизу и ограниченной роли судей в американской конституционной системе подобные вопросы реализации федеральных программ и законов, таких как «Акт об образовании лиц с инвалидностью» и глава IX, лучше оставить избранным ветвям власти, на которые граждане могут повлиять в ходе выборов.
Американские суды, как правило, выступают в качестве арбитров в правовых спорах, а не в качестве законодателей в общем поле для обсуждения и изложения социальной политики. Сторонники судейской сдержанности, таким образом, поощряют судей учитывать практические и личные эмпирические ограничения юристов для обеспечения того, чтобы законотворчество в первую очередь оставалось за избранными ветвями власти. В то же время сторонники судейской сдержанности не стремятся ограничивать конституционную способность граждан защищать изменения в управлении нацией. Они всего лишь признают, что Конституция требует, чтобы такие изменения происходили через процедуры избрания и голосования, а также через обращения граждан к законодательной и исполнительной ветвям власти, а не посредством давления на неизбранную судебную власть, которая должна принять решение в их пользу и тем самым пойти против воли большинства народных избранников в конгрессе.
Как и во многом другом, независимо от того, занимается ли Верховный суд судебным активизмом или судебной сдержанностью, восприятие идеологических позиций судей во многом зависит от наблюдателя[90]. Кроме того, следует помнить, что, хотя судьи могут иметь предрасположенность в том или ином идеологическом направлении, лишь немногие придерживаются одной точки зрения во всех случаях. Традиционное мнение выражается в том, что судебная власть несет юридическую ответственность за толкование законов, разработанных законодательными органами и исполняемых с помощью нормативных актов исполнительной власти, и, следовательно, должна выступать в роли судьи, а не в роли переписывающего законы. Тем не менее если другие ветви власти не смогли выполнить свои обязанности, то судебная власть должна действовать в качестве суда последней инстанции, вынося законодательные по форме решения.
Одна из ситуаций, когда у Верховного суда не было иного выбора, кроме как вмешаться в законодательный процесс, произошла в 1990 г. в деле Missouri v. Jenkins[91]. В рамках этого дела Верховный суд изучал вопрос финансирования мер по десегрегации. После того как нижестоящие федеральные суды, по существу, согласились с тем, что Канзас-Сити и штат Миссури должны выделить финансирование для исполнения очередного приказа о десегрегации школ, местный школьный совет заявил, что он не может увеличить свой бюджет, не нарушая законы штата о финансировании и налогообложении. Суд подтвердил, что, хотя федеральная судебная система не может повышать налоги, она может потребовать, чтобы совет взимал налоги на имущество по ставке, достаточной для финансирования мер по десегрегации, и может приостановить или отменить действие законов, которые помешали бы совету выполнить такой приказ. Интересно, что дело Missouri v. Jenkins стало последней победой сторонников десегрегации в школах в Верховном суде. Тот момент, когда Верховный суд переходит невидимую черту от судейского активизма к судейской сдержанности, воспринимается каждым комментатором или критиком деятельности Верховного суда субъективно.
Когда предмет спора в Верховном суде касается конституционных положений, строгие конструктивисты или оригиналисты Верховного суда, верховный судья Джон Робертс вместе с судьями Томасом Алито и Нилом Горсачем обычно утверждают, что их обязанность состоит в том, чтобы придерживаться текста Конституции, стремясь определить первоначальное намерение ее авторов. Конечно, активисты суда – судьи Брейер, Гинзбург, Сотомайор и Каган не соглашались.
Аналогичным образом, когда речь идет о положениях законодательства, задача судов состоит в том, чтобы раскрыть, насколько это возможно, намерения законодательного органа, который принял этот закон. Таким образом, члены суда как бы принимают на себя и высказывают те мнения, которые, по их суждению, имели бы законодатели, если бы разбираемый в суде вопрос был предоставлен их вниманию. Кроме того, признается то, что на самом деле должно быть очевидным, а именно что в случаях, когда дела решаются в определенное время и в определенных местах, отдельные юристы и суды коллективно подвержены влиянию текущих событий, зачастую принимая во внимание экономические, политические, социальные, образовательные и другие факторы. Несмотря на это, сторонники судейской сдержанности утверждают, что юристы должны воздерживаться от чрезмерного акцента на внешние факторы.
Одна из сильных сторон американского государства, включая судебную систему, заключается в том, что «о правительстве Соединенных Штатов часто с уважением отзываются как о власти законов, а не людей»[92]. Американская система открыта для активных дискуссий, главным образом о концептах и идеях, а не обязательно об отдельных персоналиях[93]. Такие дискуссии, например, о роли судей Верховного суда, о судебном активизме и о связанных с этим проблемах, таких как место иностранного права во внутренних американских правовых спорах, а также дебаты о возможных мерах, которые могут быть приняты для того, чтобы помочь Верховному суду не сбиться с курса, могут только укрепить всю систему. Поскольку дебаты по поводу судебного активизма и судебной сдержанности продолжаются, возникает вопрос: должны ли судьи толковать конституционные положения, законы или нормативные акты как можно ближе к их первоначальному смыслу или они могут свободно толковать их более широко, участвуя в судебном активизме, часто в соответствии с собственной точкой зрения и опираясь на неамериканские законы? Даже в случае подтверждения судьями конституционных положений и законодательства суды создают право хотя бы путем дополнительного уточнения значения конституционных положений, статутов, постановлений и своих предыдущих решений, добавляя прецедент путем разъяснения существующего прецедентного права.
Связь между образованием и снижением уровня бедности хорошо известна и не ставится под сомнение[95]. Бедность – это состояние людей, лишенных самого необходимого для достойной жизни и испытывающих трудности из-за нехватки денег, еды, одежды, жилья и др. Это состояние называют абсолютной бедностью. Абсолютная бедность не является единственной формой бедности. Существует также эмоциональная бедность – состояние, когда у людей отсутствуют необходимые жизненные навыки и эмоциональные способности, чтобы эффективно решать жизненные проблемы. Считается, что система образования страны должна способствовать снижению уровня бедности. Это одна из целей образования, установленная в ст. 29 (1) Конвенции о правах ребенка[96]. Конвенция призывает обеспечить всестороннее развитие потенциала ребенка и обучение детей тому, как стать ответственными гражданами.
Может показаться, что само по себе повышение уровня образования освободит людей от оков бедности. Однако во многих случаях ученики, посещавшие школу, не получают того образования, которое обеспечит дальнейшую работу, или, еще хуже, они остаются функционально неграмотными из-за низкого качества обучения в большинстве школ страны[97]. Это чаще происходит с детьми из более бедных семей. Образовательная система в государстве в условиях недостатка ресурсов не в состоянии предоставить адекватные возможности для детей с социально неблагополучным бэкграундом. В итоге это приводит к увеличению разрыва между богатыми и бедными во многих сферах жизни[98]. Разница особо заметна в показателях уровня жизни, грамотности, доступа к рынку труда и успешности на нем и пр.
Различия в уровне образования между бедными и более богатыми слоями населения очевидны и в Южной Африке. Люди, не имеющие образования высокого уровня, зачастую являются бедными, тогда как получение людьми высшего образования сокращает бедность[99]. Чрезвычайно важно, чтобы ученики не только успешно завершали школьное образование, но и получали надлежащее образование, которое подготовит их к рынку труда. К сожалению, так происходит не всегда.
Целью данной статьи является изучение контекста рынка образования в Южной Африке и освещение обострения образовательной бедности из-за незрелой и несбалансированной системы управления образованием.
В первой части работы описывается экономический и социальный контекст среды, в которой проходит образование. Затем приводятся примеры, демонстрирующие то, как внутренняя борьба, политический оппортунизм и отсутствие ответственности в школах 1–3-го квантиля[100] ведут к плохим образовательным результатам и к образовательной бедности в итоге.
Среда обучения оказывает непосредственное влияние на образовательные результаты. Обычно обучающиеся посещают школы в районе своего проживания. Для 80 % учащихся – это бесплатные школы 1–3-го квантиля, расположенные в бедных районах[101]. В большинстве случаев такую среду обучения нельзя назвать «здоровой» – это школы в плохом состоянии, уровень образования в которых низкий, а уровень отсева учащихся после окончания 9-го класса высокий. Некоторые школы слишком переполнены, встречаются случаи, когда в одном 11-м классе обучаются 205 учеников. В этой школе не хватает 14 классных комнат и 19 учителей[102]
О проекте
О подписке