Выбор места строительства обуславливался относительной близостью к Варшаве (80 км), наличием железнодорожной ветки Варшава – Белосток, а также трудового лагеря, заключенные из которого использовались на строительстве. К работам привлекались также евреи из окрестностей и Варшавского гетто. Непосредственно местность, где создавался лагерь смерти, была открытой, песчаной, вокруг росли небольшие рощи. Будущий центр уничтожения располагался примерно в 2 км от трудового лагеря, в 1 км от деревни Вулька-Окронглик и в 4 км от станции Треблинка. Строительство началось в мае и стало результатом визита Г. Гиммлера в Варшаву, который состоялся 19 апреля[17]. Подряд был отдан компании «Шенбронн», но на месте трудились в основном подневольные рабочие – поляки и евреи под руководством оберштурмфюрера СС Рихарда Томаллы, уже имевшего опыт создания инфраструктуры Белжеца и Собибора. Иногда его ошибочно называют первым комендантом Треблинки.
Один из привлеченных к строительству польских узников трудового лагеря Юзеф Сопило свидетельствовал в августе 1944 г., что возведение лагеря смерти началось с огораживания местности и проведения отдельной железнодорожной ветки от станции Треблинка. Тогда же заложили фундаменты будущих газовых камер, однако заканчивали их уже еврейские заключенные[18]. Местная жительница Геня Марчинякувна[19] вспоминала, что вместе с подругой была нанята в качестве повара и прибыла на место строительства лагеря смерти 28 мая 1942 г. По ее словам, на тот момент здесь трудились 50 поляков и 150 евреев (вскоре к ним добавили еще 150 евреев из г. Венгрува, а потом – еще 300), был построен только один барак, еще один строился: «Все же рабочие-евреи спали в сарае, прямо на песке, потому что пола фактически никакого не было. 50 поляков-рабочих на ночь отпускали по домам. Все они были жителями ближайших деревень»[20].
Нацисты ночевали в трудовом лагере. По мере строительства бараков и эсэсовцы, и вахманы перебирались на новое место. При скудном пайке рабочие трудились по 11–12 часов в день, подвергаясь постоянным издевательствам и избиениям. «Условия работы поляков на строительстве лагеря были ужасные. Работа была очень тяжелая, а кормили очень плохо. Избивали плетьми и палками очень ужасно. Если поляк заболевал, то его бросали на землю за уборной, и никто к нему не смел подходить. Где эти больные, как правило, и умирали, так как пищи им никакой не давали», – вспоминал Ю. Сопило[21]. Схожим образом говорила о событиях июня 1942 г. и Г. Марчинякувна: «Всех же тех, которые теряли в лагере последние силы и были лишены возможности проделывать работу, немцы расстреливали. В конце июня месяца 1942 года я сама видела, как немцы увели в лес на расстрел около 100 потерявших трудоспособность евреев»[22].
Сам лагерь схематически во многом повторял Собибор[23] и представлял собой неправильный прямоугольник примерно 400 на 600 метров, окруженный колючей проволокой высотой 3 метра и закамуфлированный ветвями деревьев. По углам возвышались четыре вышки, а пятая находилась на южной стороне. Треблинка делилась на несколько частей: «нижний лагерь», состоявший из жилой части для эсэсовцев и охранников-«травниковцев» (бараки, санитарная часть, мастерские и пр.) и зоны приема обреченных (здесь же были бараки для сортировки вещей и проживания узников, обслуживавших процесс приемки смертников и их ограбления)[24], и «верхний лагерь», он же зона уничтожения, полностью изолированная от остальной части территория примерно 200 на 250 метров с газовыми камерами и ямами для трупов. Отсутствие крематориев не должно смущать – их не было ни в одном из основных лагерей «Операции Рейнхард». Бараки для немцев и охраны находились на северо-западе. Поезд с отправляемыми на смерть проезжал через ворота в северо-западной части лагеря и прибывал на специальную платформу в юго-западной части.
Треблинка, официально именовавшаяся «СС-зондеркомандой Треблинка», возводилась в спешке. Ее первым комендантом стал 31-летний врач, оберштурмфюрер СС Ирмфрид Эберль. Выходец из Австрии, он вступил в НСДАП еще в 1931 г., вскоре стал доктором медицины, однако ввиду нацистских убеждений был вынужден эмигрировать в Германию. В рамках программы «Т-4» был директором Центра эвтаназии в Бранденбурге, в 1942 г. – на аналогичной должности в Бернбурге, откуда и перешел в Треблинку. Изначально он планировал начать массовое уничтожение 11 июля, однако по прибытии на место стройки убедился в том, что лагерная инфраструктура далека от завершения. В письмах домой И. Эберль сообщал о высоком темпе строительства, жаловался на отсутствие времени, чтобы все успеть, и на тяжелые условия работы – тоску по дому, вшей и недостаток сна (на который ночью оставалось 3–4 часа)[25].
В отличие от того же Собибора строительство Треблинки затянулось. Если в Белжеце и Собиборе работа газовых камер изначально апробировалась на небольшой группе евреев, то здесь они заработали сразу же с регулярной подачей эшелонов. Первый поезд прибыл 23 июля, что случайным образом совпало с Девятым ава – траурной датой в иудейском календаре, когда, по преданию, были разрушены Первый и Второй храмы. Депортированные были евреями из Варшавского гетто. Так началось его уничтожение – ежедневно сюда направлялся эшелон примерно в 5 тыс. человек, т. е. более многолюдные партии обреченных, нежели в то время принимали Собибор или Белжец[26]. Постепенно количество депортируемых росло, а поезда прибывали и из других районов Генерал-губернаторства.
Однако слаборазвитая инфраструктура лагеря вскоре не выдержала растущей нагрузки. И. Эберль – то ли из тщеславия, то ли из стремления выслужиться – требовал все больше и больше эшелонов, но депортируемых едва успевали убивать, а трупы – хоронить. Газовые камеры работали с перебоями, перевозить трупы в специальные ямы-могилы на тележках оказалось неэффективным. Как позднее вспоминал Ф. Сухомель, из-за сложившейся ситуации комендант позвонил в Люблин, где размещался штаб «Операции Рейнхард», и потребовал приостановить депортации[27].
19 августа Треблинку посетил гауптштурмфюрер СС Кристиан Вирт, в начале месяца назначенный инспектором «Операции Рейнхард». Сопровождавший его обершарфюрер СС Йозеф Оберхаузер позднее вспоминал: «В Треблинке все находилось в состоянии хаоса. Лагерь был перегружен. За пределами лагеря находился поезд с депортируемыми, он не мог разгрузиться из-за отсутствия свободного места. Многие трупы евреев валялись по всему лагерю. Эти тела уже вздулись. Я точно помню множество тел, лежавших недалеко от ограды. Они были застрелены охранниками с вышек»[28].
Эсэсовцы, прибывшие на службу в Треблинку в начале двадцатых чисел августа, в послевоенных свидетельствах также не скупились на оценки увиденного, хотя, вероятно, могли и сгущать краски, дабы подчеркнуть те «сложные условия», в которых приходилось работать, и тем самым оправдать меры по наведению порядка. Так, будущий комендант Ф. Штангль рассказывал, что, выйдя из машины, он по колено увяз в разбросанных вокруг деньгах. Охрана вместо того, чтобы обеспечивать порядок, забавлялась, стреляя по узникам, а вахманы-травниковцы устраивали пьяные оргии с молодыми еврейскими девушками. Ф. Сухомель к новому месту службы добрался 20 августа. Он также подтверждал, что Треблинка функционировала на пределе возможностей, а в прибывавших поездах большая часть узников умирала в дороге – кто от вскрытых вен, а кто от ужасных условий депортации. Из-за низкой пропускной способности газовых камер многие евреи по нескольку дней ожидали, пока не придет их очередь вдохнуть угарный газ. Поскольку на тот момент через станцию Треблинка проходили и другие поезда, включая военные эшелоны, происходящее отразилось в дневниках Хуберта Пфоха, немецкого солдата, направлявшегося в августе 1942 г. на советский фронт: «По пути в Треблинку, где находится еврейский “лагерь-вошебойка”, мы догоняем поезд. Трупный запах стоит в воздухе, да такой, что нас тошнит. Мы снова находимся у еврейского транспорта, где еще сильнее звучат крики дать воды; охранники все еще без разбора стреляют по евреям. Здесь собрали 300 000 и ежедневно отравляют газом 10 000–15 000 и сжигают. Любые комментарии об этом совершенно лишни. В гетто нашли оружие и такова была ответная мера»[29]. Эти свидетельства дополняются показаниями заключенного еврея А. Гольдфарба, эшелон с которым прибыл на станцию Треблинка утром 19 августа. Из 20 вагонов, отцепленных для доставки в лагерь смерти, «в 9 вагонах по 50–100 человек умерли в пути. В остальных 11 вагонах от удушения умерли почти все. Многие, правда, трупы имели следы огнестрельных ранений – это работа жандармов в пути»[30].
После посещения лагеря К. Вирт вернулся в Варшаву, где инициировал совещание с участием бригадефюрера СС Фердинанда фон Замерн-Франкенега и О. Глобочника. Последний решил лично приехать в Треблинку и, оценив происходящее (правда, не заходя на территорию, поскольку считал это ниже своего достоинства), снял И. Эберля с должности. Поскольку они были земляками, коменданта не отправили под суд. Подачу поездов приостановили с 28 августа по 2 сентября включительно. В принципе, уже в августе стала очевидна нехватка мощностей для реализации политики уничтожения евреев, а потому с сентября часть депортируемых начали отправлять в концентрационный лагерь Люблин (Майданек), который теперь выполнял функции лагеря смерти (устройство газовых камер в нем пришлось на конец августа – сентябрь 1942 г.). В это же время в Аушвице началось размещение заказов на строительство основного комплекса крематориев с большими газовыми камерами, но которые с середины 1943 г., по мере сворачивания «Операции Рейнхард», позволили именно этому лагерю стать ключевым центром уничтожения[31].
Вторая половина августа – сентябрь оказались временем «нормализации» ситуации в Треблинке и превращения ее в отлаженный конвейер. Хотя комендантом тогда формально являлся Ф. Штангль, основные заслуги принадлежали К. Вирту. Он установил жесточайший режим террора не только в отношении узников, но также эсэсовцев и вахманов. Прежде всего началась очистка территории от трупов. Как свидетельствовал Ф. Сухомель, «люди мерли как мухи, и трупов было столько, что мы не знали, куда их девать, и сваливали прямо у газовых камер, где они оставались по нескольку дней. Под грудой тел образовывалась настоящая клоака – кишащая червями лужа крови вперемешку с дерьмом глубиною сантиметров в десять. Никто не хотел убирать трупы. Евреи предпочитали расстрел подобной работе… ‹…› И вот Вирт сам пришел туда с несколькими немцами… и приказал нарезать длинных ремней, которыми обвязывали тела жертв и тащили в ямы». Непосредственно в расчистке, по его словам, принимали участие не только евреи, но и немцы: «В подобных случаях немцы не боялись замарать руки»[32]. По всей видимости, к работе по переноске трупов среди прочих был привлечен и депортированный в Треблинку в эти дни Янкель Верник, который спустя несколько лет вспоминал: «Трупы лежали довольно долго и начинали разлагаться. Этот запах распространялся в воздухе, черви разъедали несчастных. Часто случалось так, что руки или ноги, которые мы обвязывали, чтобы волочить труп, отваливались от туловища» (с. 163)[33].
Одновременно принимались решения системного характера. Не будет преувеличением сказать, что именно при К. Вирте сложился управленческий аппарат Треблинки. Комендантом стал 34-летний гауптштурмфюрер Франц Штангль, который, как и И. Эберль, был выходцем из Австрии. В юности он работал на текстильной фабрике, с 1931 г. – в полиции, примкнул к правым организациям, в 1938 г. вступил в НСДАП. В 1940 г. его перевели в Берлин, по линии СС он руководил программой «Т-4». С началом «Операции Рейнхард» его перевели в Генерал-губернаторство, назначили комендантом Собибора, а затем отправили использовать полученный опыт в Треблинку. Он часто присутствовал при разгрузке эшелонов обреченных на смерть, однако редко контактировал с самими заключенными.
Одной из ключевых фигур в Треблинке стал 28-летний унтерштурмфюрер Курт Франц, которого многие узники и считали комендантом. Выходец из Дюссельдорфа, он в молодости учился на мясника, а затем на повара. После нескольких неудачных экзаменов пошел на службу в СС. Будучи участником программы «Т-4», он работал поваром в центрах эвтаназии, весной 1942 г. его перевели в Белжец на аналогичную работу. Здесь он получил звание обершарфюрера СС и прошел караульную подготовку. В конце августа 1942 г. одним из первых был переведен К. Виртом в Треблинку, где сначала возглавлял вахманов, а затем стал заместителем коменданта, занимая должность, по функционалу аналогичную шуцхафтлагерфюреру в обычных концлагерях СС. К. Франц ежедневно находился на территории лагеря, руководя работой всего персонала. За красивое лицо, лишенное каких-либо эмоций, он получил от заключенных прозвище Лялька, или Кукла. Отличался крайней жестокостью и садистскими наклонностями. Известность получила его собака Барри, которая по приказу набрасывалась на заключенных. Как свидетельствовал А. Гольдфарб, «он любил в нашем присутствии, натравливая собаку на кого-либо из нас, покрикивать: “Человек, куси собаку”. Человеком он считал в этом случае собаку»[34]. Схожие свидетельства оставил и другой узник – М. Коритницкий: «Верным и постоянным спутником Курта была преогромнейшая собака по имени “Бари”. Собака эта, видимо, прошла длительную школу дрессировки. Стоило Курту указать на кого-либо из работающих пальцем и сказать при этом: “Он не хочет работать”, как собака подбегала к этому человеку и норовила всегда ухватить за половой орган. Это всегда заканчивалось тем, что израненного человека относят в амбулаторию, а затем истребляют»[35].
О проекте
О подписке