Тюка поперхнулась, закашлялась и не нашлась что ответить. Я достала с полки ручку, бумагу и прямо на месте произвела расчет.

– Вы видите? – спросила я Марфу Кондратьевну. – Вот сумма, которую вы мне еще остались должны! Это если считать по минимальной московской зарплате няни с вычетом еды и проживания!

Тюка продолжала задыхаться от негодования, ее уши стали красными.

Я взяла счет за телефон, сложила его вчетверо и аккуратно засунула ей в карман длинной вязаной кофты.

– Теперь она точно отключит междугородку, – предупредил меня Лев Арнольдович, когда багровая от злости супруга скрылась в кабинете.

Лев Арнольдович периодически отвоевывал у супруги часть детского пособия и покупал продукты. Когда это происходило, я и дети наедались сразу за несколько дней, до этого мы голодали.

Тюка старалась питаться в правозащитных организациях, куда забегала после митингов. Судя по ее рассказам, московские правозащитники любили веселые застолья.

Дома между супругами не прекращались скандалы. Они не обращали внимания ни на детей, ни на гостей. Ругань гремела на весь дом, и дети в такие моменты прижимались ко мне и закрывали уши руками.

Дважды я ездила в дальние районы Москвы к потенциальным работодателям, но смена там начиналась в семь утра, а на дорогу нужно было потратить полтора часа. Нянчить ребенка с проживанием не предлагали.

В агентствах по трудоустройству у приезжих выманивали паспорта, шантажировали и вымогали деньги. Выслушав несколько историй от нянечек, я решила, что буду искать работу без посредников. Я с детства не любила шестерок, лебезящих перед боссами и наживающихся на тех, кто слабее.

Предоставив публикации из журналов Северного Кавказа, я получила в Союзе журналистов карточку международного уровня и договорилась в газете о правах человека, что буду передавать им материалы по Чечне. Платить гонорары мне, разумеется, не могли, да я и не просила.

Я ломала голову, что делать дальше.

Чтобы войти в интернет, приходилось ждать милости от хозяйки. Невозможность писать, искать работу угнетала. Спасалась я беседами со Львом Арнольдовичем, который не только любил выпить, но и читал хорошие книги. Он шутил о Хайдеггере и цитировал Ницше. Наслушавшись моих рассказов о селе Бутылино, где проживала мама, Лев Арнольдович предложил название для произведения о жизни в русской глубинке – «Тени стучатся в окна».

– Может быть, когда-нибудь я напишу такой роман, – сказала я.

– Дай мне, Поля, почитать военные дневники, я-то знаю, что ты их где-то спрятала, – попросил он.

И я втайне от Марфы Кондратьевны принесла ему тетрадки.

В субботу Лев Арнольдович увез сыновей и Аксинью в Подмосковье.

– Мы едем к волшебнику Потапу! – похвастался Христофор.

Старый друг Льва Арнольдовича – Потап – долгие годы путешествовал по Индии и слыл просветленным человеком. В городе Чехове он выстроил деревянный дом, где принимал паломников, а по выходным парил знакомых в бане.

– В следующий раз возьмем и тебя, Полина! – пообещал Лев Арнольдович.

В этот раз путь мне преградила Тюка, заявив, что никакого выходного не будет.

– Ко мне придут коллеги-активисты! Работай! Нечего прохлаждаться! – заявила она.

Ульяна простудилась и температурила, и я, помимо всех дел, следила за тем, чтобы девочка пила антибиотики, и поила ее куриным бульоном, принесенным Ларисой. Выйти на улицу удалось на полчаса. Я стремглав добежала до почтового отделения и перевела маме две тысячи рублей, которые за полтора месяца трудов заплатила мне Марфа Кондратьевна.

– Это к тем пяти, что ты проговорила по телефону, – уточнила она.

Я и разуться не успела, как Марфа Кондратьевна велела пропылесосить полы.

Коты, довольно урча, прикончили паштет, спрятанный хозяйкой для гостей на лоджии. Пришлось коллегам Марфы Кондратьевны довольствоваться жареной картошкой, приготовленной мной на скорую руку.

Побывав с ночевкой у просветленного человека, Лев Арнольдович стал вести себя иначе: улучив момент, когда Тюка не давала мне укладывать детей, он отволок ее в туалет, и там раздался звук, похожий на пощечину. Затем он сделал супруге внушение:

– Если в доме появился человек, который взял на себя воспитание наших детей, мешать такому человеку воспрещается! Дети в час ночи должны не гарцевать, а спать!

После этого Христофор, получив от отца оплеуху, забился в кресло, а Любомир и Ульяна свернулись калачиком прямо на полу: они притворились спящими, словно испуганные зверьки.

Будни начались с того, что всё семейство, за исключением Ульяны и Аксиньи, выдвинулось на уличный протест.

– Митинг, – с раннего утра внушала детям Марфа Кондратьевна, – это самое главное в жизни!

На этот раз на митинге требовали не сносить старинное здание на окраине Москвы.

– Отчего вы не захотели помочь приюту для животных? – спросила я. – Когда несчастных котов и собак уничтожали сотнями? Об этом писали в газете! Я же вас просила!

Тюка смерила меня презрительным взглядом.

– Бездомных собак и кошек полно! Буду я еще о них думать…

– Я считаю, что животные больше нуждаются в помощи! Их совсем некому защитить!

– А что ты сделала для них? – хмыкнула правозащитница.

– В тот день кабинет не был заперт, и я, уложив детей, сидела на сайте всю ночь. Я пристраивала кошек и собак. Нескольких взяли. Но большинство погибло!

– Всех не истребят! – отмахнулась Марфа Кондратьевна.

– Каждый школьник шлепни мента! Грохни мента! – пошутил Лев Арнольдович.

Христофор и Любомир взяли с собой игрушечные пистолеты.

Выяснилось, что на протесте будут скинхеды, они выйдут поддержать правозащитников.

– Молодцы какие! Пусть приходят! – довольно ворковала Тюка.

Пока я застегивала куртки Христофору и Любомиру, Лев Арнольдович успел рассказать историю о батюшке Феофане.

– Феофан раньше служил на флоте. Он профессиональный военный. Однажды корабль попал в жуткий шторм. Феофан знал: если произойдет оверкиль, никому не спастись, все пойдут рыбам на корм. Корабль накренился, затрещал… Батюшка перед смертью помолился – и чудо произошло! Корабль не потонул. После этого Феофан бросил службу, отправился в семинарию и стал батюшкой. Наша подруга, художница Рита, ходила к нему на исповедь. Рита рассказала Феофану, что у нее есть кот, он совсем старый и одолел ее капризами. «Котов на мясокомбинат! – ответил ей батюшка. – А вам душу спасать надо!»

– Котов на мясокомбинат! – довольно хихикнула Тюка. С этими словами с громоздким транспарантом «Архитектура Москвы принадлежит нам!» Марфа Кондратьевна, Лев Арнольдович и мальчики отправились на митинг.

– Полина, если у меня нет температуры, давай погуляем, – попросила Ульяна.

Я укутала ее и вместе с Аксиньей вывела во двор. Там мы встретили пожилую женщину. Ее избил сын-алкоголик, отобрал пенсию.

– Пойдемте со мной! – предложила я несчастной. – Я вас где-нибудь спрячу. У нас не квартира, а правозащитная берлога, и в ней постоянно крутятся чужие люди.

Старушка отказалась:

– У меня три сына. Один – алкоголик, второй – наркоман, третий – отшельник. Отшельник живет в лесу, сколотил себе избу, воду носит из реки, сушеными ягодами, грибами питается. Поеду я к третьему сыну.

Мы проводили ее до автобусной остановки.

Вернувшись, я включила классическую музыку. Аксинья кружилась и танцевала, а Ульяна уткнулась в мультики.

Привет, Дневник!

Моя жизнь проходит в заботах о семье, где я, по сути, рабыня. Несмотря ни на что я поклялась, что буду помогать маме. Но чем больше километров разделяет нас, тем лучше.

Мне всегда приходилось пробиваться сквозь неприступные стены, но самая главная непробиваемая заслонка была рядом.

Подавляя сопротивление невероятными усилиями, я окончила школу, поступила в институт, перевелась в университет, стала работать журналистом, уехала в Москву…

Даже разговор о том, что мои каштановые волосы можно перекрасить в золотые, мама восприняла с жуткой истерикой:

– Не-е-ет! Они не окрасятся! Не смей! Ничего у тебя не получится! Ты страшная! Страшная! Попробуй только покрасить, я тебе покажу!

Поистине, о моем детстве в Чечне можно написать триллер. И я долгие годы думала, что никогда ее не прощу. Иногда во снах я спрашиваю ее: «Зачем ты так мучила меня?!» Она только хохочет в ответ, и вокруг нее разливается огненное зарево.

П.

Ночью дом проснулся от грохота: коты в очередной раз сбили иконостас. На этот раз в прихожей.

– В селе Бутылино котов едят! Люди сыты и довольны. А нам как быть?! – заорал Лев Арнольдович, лежа на раскладушке.

Все засмеялись и не стали ругать усатых проказников.

Под утро мне приснился сон: я рассматривала модные платья в магазине, а в витрину било яркое солнце, отражаясь в цветной мозаике пола. Покупателей в зале было немного. Я и сама пришла только поглазеть на товар. Какой-то парень и с ним две юные девушки стащили теплую куртку из отдела зимней распродажи. Они ловко сдернули ее с вешалки и побежали к выходу.

Я стала кричать:

– Воришки! Воришки! Стойте!

Испугавшись, жулики бросили украденную вещь и выскочили на улицу.

Погуляв среди красивых платьев, я вышла из магазина, никак не ожидая, что воришки захотят выяснить отношения. Они выглядели как панки: в рваных джинсах, пестрящих молниями, и украшенных клепками рубахах. Я встала в стойку, и девушки, накинувшиеся на меня с кулаками, мгновенно отлетели в сторону. Парень дрался неплохо, но я сделала ему подсечку. Молодые люди переглянулись между собой и растворились в пространстве.

В снах я привыкла распоряжаться происходящим: перекрашивать дома, бить стекла и восстанавливать их, отматывать ленту времени в разных направлениях, наполнять моря и пустыни сказочными обитателями. И оттого научилась чувствовать, когда внутри осознанного сновидения присутствует чужая энергия – ее невозможно контролировать.

Повернувшись к магазину спиной, я отправилась к озеру. Вода казалась прозрачной, глубокой.

Обстановка сна менялась: центральная улица с яркими клумбами и магазин остались позади, вокруг зашумел ясный лес, приветливо замахали лапами ели, а вдалеке показалась скала, очертаниями напоминающая взъерошенную собаку.

Девушки и парень, которые зачем-то пытались украсть зимнюю куртку, появились вновь и приняли совсем иной вид, строгий и неприступный. Девушки закутались в платки и белые одежды, а плечи парня покрывал золотой плащ. Одежда в стиле панк исчезла, и передо мной предстали величественные духи мусульманского мира.

У юной девушки, вставшей от меня слева, кисти рук были украшены тончайшей росписью хной. Она соединила ладони, и в чаше их я увидела глубоководных чудищ, которые, резвясь, били хвостами и, ныряя, переворачивали корабли, затонувшие сотни лет назад.

Девушка справа от меня молитвенно подняла руки, и вокруг в воздухе появились изумрудные тексты – суры из Корана, они вращались по часовой стрелке и легко сменяли друг друга.

Духи пригласили меня покататься на плоту из массивных бревен, спрятанном в камышах. Мы отплыли на середину озера. Выйдя из тела, я наблюдала за происходящим с высоты птичьего полета: моя фигура стояла первой, за мной две девушки и чуть позади – парень.

Девушка, вокруг которой вращались суры из Корана, сказала:

– Ты очень сильная.

При звуке ее голоса я вновь оказалась внутри своего тела, перестав парить над озером.

– Ты нас удивила! – продолжила она. – Мы давно наблюдаем за миром людей. Мы думали, что ты не сможешь, не выдержишь, не преодолеешь. Человек не способен преодолеть столько, сколько выпало тебе. Предел установлен Всевышним. Но ты нас удивила. Ты смогла обойти Предел, и тебе был открыт путь дальше.

– Что значит «обойти Предел»? – спросила я.

– Когда испытания человеку не под силу. Всем было ясно, что ты сломаешься от боли и утрат, пойдешь ко дну, мы – это твой Предел. Но ты оказалась сильней, чем предполагали духи и ангелы.

Девушка с узорами на руках добавила:

– Мы ниспосланы испытать тебя, мы принесли тебе многие беды и страдания. Сейчас мы пришли, чтобы выразить тебе свое почтение.

Она сняла с указательного пальца золотое кольцо в виде изящной двуглавой змеи и протянула мне:

– Возьми, Полина-Фатима. Кольцо твое по праву. Ты признана королевой змей за мудрость.

Юноша едва заметно улыбнулся, и они растаяли в воздухе.

Я осталась на плоту одна.

Проснувшись, я увидела, что Марфа Кондратьевна, прямо в уличной одежде, вповалку с детьми, сладко похрапывает на диване, рядом с ними – транспарант, а дверь в кабинет – нараспашку. Пришлось красться туда на цыпочках, чтобы проверить электронную почту. Оказалось, что ночью мне пришло сообщение: рядом с нами, в районе Ясенево, мальчику двух лет нужна няня. В письме его матери я прочитала: «Вы нам подходите. Мы изучили Ваше резюме. Работа с утра до позднего вечера». От восторга я пустилась в пляс прямо на разбросанных по полу правозащитных бумагах, флажках и манифестах с политическими воззваниями.

Растолкав Льва Арнольдовича, я сказала, что ухожу на собеседование, и, набросив на плечи дубленку, помчалась по сугробам через заснеженные московские дворы.

Дверь открыла молодая женщина, моя ровесница.

– Здравствуйте! Я Виктория, – представилась она. – А сыночка зовут Дима.

Платить за работу большие деньги Виктория не могла: они с мужем арендовали жилье, приехав в столицу с Дальнего Востока. Но после Марфы Кондратьевны я была абсолютно счастлива тому, что она предложила, – пятьдесят рублей в час.

– Договорились! – Виктория пожала мне руку. – Приходите к нам завтра с утра, Полина, в половине восьмого.

На следующий день к моему приходу Виктория сварила грибной суп и запекла в духовке курицу с овощами. На кухонном столе меня ждала записка о том, что няня, то есть я, может брать и есть всё, что обнаружит в доме, а также пользоваться кремами и шампунями, а когда ребенок уснет, может сидеть в интернете или принимать ванну. На табуретке лежал новый байковый халат изумрудного цвета и брикеты домашнего мыла с запахом лаванды. Записка заканчивалась словами: «Примите наши скромные подарки».

Дочитывала я записку с совершенно мокрым лицом – плакала от чужой доброты. От меня всегда все только требовали, а родители мальчика Димы вдруг неожиданно позаботились.

Дима, синеглазый, с волосами как белый шелк, оказался спокойным ребенком. Мы строили башенки из разноцветных кубиков, учили звуки, а еще я читала ему сказки.

Марфа Кондратьевна, не обнаружив прислугу подле себя, рассвирепела и, едва я вечером вернулась, поставила мне ультиматум:

– Ты на целый день будешь забирать с собой Любомира и Ульяну! Ясно?! Иначе выгоню тебя на улицу!

– Я и так хотела уйти от вас в подъезд, – огрызнулась я.

– Полина, сестрица, забери нас отсюда, – запрыгали вокруг меня Любомир и Ульяна.

Дрожащими руками я набрала номер Виктории и сбивчивым голосом внесла нелепое предложение, объяснив, что в доме, где я живу, дети целый день одни.

– Кормить можно нашей едой! Пусть играют вместе! – ответила на это Виктория.

У меня опять предательски потекли слезы по щекам. Тюка меня жестоко подставила, а Виктория, не зная всех деталей моего отчаянного положения, спасла.

Марфа Кондратьевна ответу Виктории обрадовалась и пообещала давать мне мелкие деньги на автобус. Ехать нужно было три остановки.

Это оказалась не последняя неожиданность: отправившись следующим утром на работу с Ульяной и Любомиром, я увидела на кухонном столе булочки, пирожные и шоколадные конфеты, заботливо припасенные родителями Димы. Появились новые игрушки: железная дорога, гоночные машинки и пазлы с героями диснеевских мультиков.

Днем, уложив детей спать, я и сама уснула. И впервые за последние три месяца, а может быть, и за всю предыдущую жизнь, спокойно и безмятежно спала.

Около полуночи начиналась моя вторая, неоплачиваемая, смена: следовало покормить домочадцев, чтобы они раньше времени не отдали Богу душу.

Христофор крутился у плиты и клялся в вечной дружбе:

– Я твои карманы, Полина, не обчищаю! Ты мой лучший друг!

Накануне его поймали с бумажником отца.

– Если заловлю на краже, поколочу, – пообещала я.

– Договорились, абрек! – Христофор расхохотался. – Но я ловкий пират!

Чубайс и Мата Хари смирно сидели на подоконнике, я отучила их прыгать на кухонный стол кавказским методом: отведав мокрой тряпки, усатое племя отступило перед чеченскими традициями и перестало приправлять блюда шерстью.

Марфа Кондратьевна и Лев Арнольдович ждали, когда я подам горячее.

– Раз в сутки да возрадуется желудок! – ворковал глава семейства, стуча ложкой по тарелке.

Конечно, они не ожидали, что няня попадется именно такая. Они полагали, что из разрушенного Грозного к ним на выручку приедет малограмотная девчонка. Какая школа под бомбами? Но я выучила математику, торгуя на рынке, полюбила литературу, читая при свете коптилки. Историю и географию вызубрила, спасаясь под обстрелами в коридорной нише. Природный ум, доставшийся от предков, сыграл не последнюю роль, и я не позволила правозащитникам окончательно взгромоздиться себе на шею. Пусть не в открытой конфронтации, но я неизменно гнула свою линию. Они же постоянно пребывали в неуверенности и страхе. У нас в Чечне есть поверье, что в тех, кто пьет алкоголь, вселяются джинны и шайтаны. Лев Арнольдович писал рассказы и мечтал, чтобы их опубликовали. Исписанные бумаги валялись повсюду: от ящика с нижним бельем до кошачьего лотка. Отнести их в журнал или издательство у миротворца никак не получалось.

Марфа Кондратьевна пробовала сочинять пьесы, но встречи в иностранных посольствах, куда она постоянно ходила, не оставляли времени на творчество.

– Откуда произошел род человеческий? Отвечай! – Марфа Кондратьевна сунула мне под нос Библию.

Даже за столом она помнила о религиозных ценностях.

– Людей на планете оставили представители высшей расы! – засмеялась я в голос. – Гении создали мир для неопытных душ…

– Ересь! Богохульство! – возмутилась Тюка.

– НЛО! Кораблики! – захлопали в ладоши Христофор и Любомир.

– Не смей говорить подобное, Полина! – Марфа Кондратьевна потрясала Библией. – Мы все произошли от Адама и Евы!

– Иди ты, Тюка! – Лев Арнольдович отодвинул ее в сторону, довольный, что я отругала Христофора за воровство. – Полина, дай мне горячую лепешку и сверху жареного лука положи!

– Мама, а как змей-искуситель забрался на райское дерево и там пригрелся? – спросил Христофор. – Это же территория Бога!

– Ах ты нечестивец! У Полины набрался ереси! – обреченно воскликнула Марфа Кондратьевна.

– Да, объясните-ка нам, госпожа Тюкина, этот феномен, – поддержала я Христофора.

– Может, змей на самом деле на Бога работает? – спросила Ульяна. – Вот и выполнял секретное поручение…

– Адам и Ева поженились, и от них произошли все люди на свете! Арабы! Русские! Китайцы! Братья женились на сестрах! Тети женились на дядях! – завопила на весь дом Марфа Кондратьевна.

– Эка ее понесло… – Лев Арнольдович закрутил головой, ища бутылку коньяка.

– Не верите? – Тюка надула щеки.

– Не верю! – сказала я.

– Священники говорят, что близнецам можно друг на друге жениться! У Адама и Евы родились близнецы! – стояла она на своем.

Забираясь в два часа ночи по шаткой лесенке на шкаф, где лежал залитый соком липкий матрац, я провела рукой по небеленому потолку и тяжело вздохнула. В голову лезли странные мысли об искусственном происхождении материи и причинно-временных циклах, уходящих в точку отсчета. Так грифель карандаша уходит в глубину рисовальной доски.