28 ноября

Если лампа будет гореть двенадцать часов в день, то нашего запаса масла и жира хватит нам только на месяц, мы рассчитали это с возможной точностью. Придется часа три в день сидеть без огня. В это время мы будем топить очаг, хотя и это удовольствие мы должны позволять себе не слишком часто – надо беречь дрова. А я так люблю смотреть на яркий огонь на очаге и слушать веселый треск сухих поленьев. Пока лампа не горит, мы разговариваем, т. е. больше дедушка мне рассказывает, а я слушаю. Он знает очень много интересного. Вот уже несколько лет, как он не может работать и почти все время проводит в чтении.

Иногда мы занимаемся вычислениями в уме – это одно из наших любимых занятий. Дедушка задает маленькие задачки и решает их всегда первый. Бывает и так, что, не желая меня огорчать, он притворяется, что не умеет решить задачу, но я всегда вижу его хитрости. Впрочем, я с каждым разом соображаю быстрее и вернее.

29 ноября

Сегодня день смерти моей матери. Прошло уже четыре года, как я потерял ее. В прошлом году этот день приходился на воскресенье. Мы были с отцом в церкви, а оттуда пошли на кладбище и долго стояли у могилы нашего лучшего друга.

Трава еще не завяла, и несколько маргариток цвело на могиле. Ветер качал их маленькие белые головки, и мне казалось, что они приветствуют нас и благодарят за посещение.

Я мало знал свою мать, но привык говорить о ней с отцом каждый день. Случалось, что он долго смотрел на меня, молча слушая мою болтовню, и потом задумчиво говорил: «Как ты похож на нее, мне кажется иногда, что я слышу ее голос и вижу перед собой ее глаза». Прежде у меня не было матери, теперь у меня нет и отца. Дедушка понимает, как мне тяжело, и часто по целым часам рассказывает мне о родителях.

Я готов слушать его бесконечно, в темноте, не зажигая лампы и забывая на время томительные часы заключения. Его рассказы навсегда врезываются в мою память. Потом я сам вспоминаю о своем детстве, картина за картиной проходят в моем воображении. Я вижу дедушку, сидящего в углу у камина, мать в саду за работой и отца, стоящего на пороге дома. Мало-помалу картины становятся яснее, и я вспоминаю целые сцены из моего детства, а дедушка помогает мне и пополняет пробелы своими воспоминаниями.

30 ноября

Дедушка изобрел для меня еще одну работу, которой я могу заниматься при свете горящих дров. Он выучил меня плести из соломы веревки и сиденья для стульев.

Я сижу на полу у огня и плету, а он следит за моей работой и подает мне солому. Эта работа нам нравится – она не мешает нам разговаривать и вместе с тем занимает руки.

Я рассказываю дедушке разные случаи из моей школьной жизни, затем мы общими силами припоминаем рассказы и стихотворения, которые нам приходилось читать или слышать. Многие из стихотворений были у меня записаны, но, к сожалению, я потерял тетрадь.

– Попробуй припомнить и записать их снова, – посоветовал мне дедушка.

Я так и сделаю, и сегодня же постараюсь записать хоть одно стихотворение.

1 декабря

Мне стало страшно, когда я написал сегодняшнее число. Если несколько дней ноября показались мне такими длинными, то каким же покажется целый месяц, который сегодня начинается! И если бы еще один месяц! Я не смею на это рассчитывать. Снегу напало так много, что, кажется, целого лета будет мало, чтобы он растаял. Он поднимается уже до крыши нашей хижины, и если бы я не вылезал каждый день и не отгребал снег от трубы, нам нельзя было бы топить очаг и отодвигать затворку.

Но бедный дедушка совсем не может выходить из нашей темницы. Сегодня я спросил, что желал бы он больше всего видеть.

– Солнышко, – ответил он, но сейчас же прибавил: – И все-таки есть люди гораздо более несчастные, чем мы, и так же страдающие без вины, как мы. У нас есть еще маленькие удовольствия: мы можем затопить очаг, зажечь лампу, у себя здесь мы свободны и знаем, что к нам не придет тюремщик, который относится к заключенным или жестоко, или безразлично. Кроме того, гораздо легче страдать по воле Бога, чем вследствие людской несправедливости. Мы любим друг друга, и наша дружба смягчает нашу скорбь. У нас, наконец, есть Белянка, которая доставляет нам немало утешения, и, право, я люблю ее не только за то, что она дает нам молоко.

– Бедной Белянке очень скучно, – сказал я, – она всегда одна в темном хлеву. Что, если бы мы поместили ее здесь, в уголку? Ведь ей немного нужно места. Мне кажется, ей будет приятнее и веселее с нами.

Предложение мое было принято и одобрено дедушкой, и я тотчас же принялся за устройство новой квартиры для Белянки. Я приделал ясли к стене в самом отдаленном углу кухни, положил сена, разостлал на полу солому и привел Белянку на новоселье. Она осталась очень довольна переменой и выражала свою радость громким и продолжительным блеянием. Конечно, она успокоится, когда привыкнет к своему новому положению, а то ее шумные восторги могли бы нам надоесть. В ту минуту, как я пишу это, она уже несколько успокоилась и легла на свежую солому с довольным и счастливым видом. Очевидно, ей ничего больше не нужно; есть хоть одно существо в хижине, вполне счастливое.

2 декабря

Мои записки были бы очень интересны, если бы дедушка позволил мне записывать все разговоры с ним, но он находит более полезным, чтобы я делал подробное описание нашей жизни здесь. Сегодня он рассказал мне очень интересную и поучительную басню, и я записал ее.

3 декабря

Какое ослепительное солнце сегодня! Снег перестал, и наступила ясная, морозная погода. Как блестит громадный белый ковер, раскинутый кругом! Если бы я мог передать дедушке, как хорошо здесь! Но мне пришла сейчас в голову одна мысль, и я так жалею, что не подумал об этом раньше. Ведь можно разгрести снег около двери нашей хижины и проделать маленькую дорожку. Конечно, это будет нелегко, придется немало работать и залезать в снег почти по пояс, но зато дедушка увидит то, о чем скучает всего больше, – он увидит солнышко. Я работал целый день и был рад, что дедушка мне это позволил. Теперь я сижу у огня, завернутый в одеяло, и пишу мои записки, а платье мое сушится перед очагом.

4 декабря

Дело идет вперед. Оказывается, дедушка давно уже думал об этом, но боялся, что для меня будет утомителен такой труд. Как ему не стыдно! Я чуть не поссорился с ним.

5 декабря

Мы можем выйти из хижины: дорога готова. Я вывел дедушку, поддерживая его под руку. Но, как нарочно, день был сумрачный, и на душе у нас было невесело. Мы с грустью смотрели на чернеющий вдали лес, на серое облачное небо и на массу снега, окружающего нас. Пролетела большая хищная птица и нарушила мертвую тишину пронзительным криком. Она летела по направлению к нашей деревне.

– Язычники приняли бы эту птицу за дурное предзнаменование, – сказал дедушка с грустной улыбкой. – Но что может знать птица? Наша судьба в руках Божиих, и от Него будем ждать указаний. Спасибо тебе, Луи, за твой труд и желание доставить мне удовольствие. В следующий раз, может быть, наша прогулка будет веселее.

Против ожидания, мы вернулись домой в более грустном настроении, чем были до прогулки. Разговор не клеился, и мы замолчали. Не дурная погода была виною нашей грусти, а то, что, выходя из хижины, мы как будто почувствовали себя свободными и увидели, что мы такие же пленники, как были раньше.

6 декабря

Одна мысль ведет за собой другую. На этот раз дедушка заговорил первый, зная, что я приму его предложение с восторгом. Дело в том, что мы можем откопать и окно, чтобы впустить хоть немного свету в нашу комнату. На это потребуется больше времени, потому что сугроб у окна еще выше, чем у двери; нужно приниматься за дело, не теряя времени. Дедушке я, конечно, не позволю вмешиваться – мне слишком дорого его здоровье. Он уступает моим просьбам, хотя работа доставила бы ему некоторое развлечение.

7 декабря

Сегодня мне не удалось поработать: опять пошел снег и поднялся сильный холодный ветер. Дедушка положительно запретил мне выходить из хижины. Только вечером я вышел ненадолго, чтобы отгрести от двери снег, выпавший за день. Необходимо следить за этим, а то весь мой труд пропадет даром.

Теперь уже я настолько выучился доить Белянку, что дедушка не боится доверять мне ее. Она чувствует себя прекрасно, и это очень важно для нас, потому что с тех пор, как она перестала скучать, у нее прибавилось молока.

8 декабря

Погода несколько улучшилась, и я мог опять приняться за дело. Во время работы со мной случилось небольшое несчастие, которое сначала меня только насмешило, но, в сущности, могло повлечь за собой довольно неприятные последствия. Я разбросал уже много снегу, и окно было почти свободно, когда вдруг сверху свалилась на меня довольно большая снежная глыба и покрыла меня с ног до головы. Кое-как, барахтаясь руками и ногами, я освободил голову, но дальше ничего не мог сделать. Мне очень не хотелось пугать дедушку, но в конце концов пришлось-таки позвать его на помощь. Совсем перепуганный, вышел он на мой крик и с трудом дотащился до меня. Первую минуту после того, как я был освобожден, он и слышать не хотел о продолжении работы; большого труда мне стоило все-таки выхлопотать себе позволение.

9 декабря

Боже, сжалься над нами! Такого ужасного дня не было еще за время нашего заключения. До сих пор я еще не знал, что такое ураган в горах. Трудно себе представить, что происходило за стенами нашей хижины. Невообразимый рев и гул доносился до нас, страшные порывы ветра потрясали до основания нашу хижину. Мы попробовали выглянуть за дверь, но ничего не увидели, кроме бешено крутящегося снега; потом ветер так рванул дверь, что мы с трудом закрыли ее и задвинули задвижку. Пришлось также опустить вплотную затворку на трубу, вследствие чего нам нельзя было затопить очаг, и некоторое время мы сидели в полнейшей темноте. Подоив Белянку и закусивши немного, мы зажгли лампу и прочли несколько страниц из «Подражания Христу». Дедушка старался ободрить меня. В то время, когда я начинал думать о том, что Бог забыл нас, он говорил мне об Его бесконечном милосердии. Его тихий, спокойный голос смешивался с дикими завываниями бури в трубе. Весь день не прекращался ураган; вечером мы легли в постель и покрылись сверх одеяла соломой. Сердце мое все время сжималось от страха и тоски, наконец я не выдержал и расплакался. Дедушка обнял меня, крепко прижал к себе и так держал, пока я не начал понемногу успокаиваться.

Во время одного из сильных порывов ветра раздался вдруг такой треск, что мы оба замерли от испуга. Дедушка опомнился первый.

– Надо зажечь огонь и посмотреть, не случилось ли чего-нибудь у нас, – сказал он.

Осмотрев наше помещение при свете, мы убедились, что никакого повреждения внутри не было. Тогда мы решились выглянуть за дверь. Она была совершенно завалена громадным сугробом снега. Все мои старания пропали. Я не стал роптать, чтобы не огорчать дедушку.

– Могло бы быть и хуже, – сказал он, – такая буря довольно опасна для нашей хижины.

Мы зажгли на очаге сосновые шишки, чтобы вскипятить молоко. Они горели хорошо и распространяли приятный сосновый запах.

Мы немножко согрелись перед сном.