Во-первых, оператор, когда снимает, ограничен рамками кадра, то есть он видит в узкой направленности, в отличие от режиссера, который видит общую картину событий, и уже из общей картины дает направление оператору. У меня же как «режопера» происходило так: либо я увлекалась процессом, как это снять, и упускала ряд событий, либо я увлекалась событием, но при этом переставала думать, как это снять.

Поэтому в этой картине по большей части страдает все-таки изображение, в борьбе внутри меня режиссера и оператора верх одержало режиссерское виденье.

Во-вторых, иногда все-таки камера мешала, в том плане, что когда режиссер работает с человеком, он непосредственно с ним находится в прямом контакте, и между режиссером и интервьюируемым человеком нет камеры.

То есть мне иногда приходилось во время интервью со своим героем следить за кадром – человек существо подвижное. И поэтому часть интервью проходила у моего героя с камерой, а не со мной, и доверительного разговора при этом условии было достичь сложно.

Но для меня в этой работе – режиссер по совместительству оператор, – самым главным стало то, что я начала иметь более четкое представление о профессии оператора. И заодно пришло понимание того, какие должны ставиться оператору задачи режиссером во время съемок.

Есть сверхзадача – это зерно картины, твоя концепция фильма и идея, и, конечно, это все должно быть доведено до оператора. Но на выполнение сверхзадачи требуются задачи менее глобальные, уже конкретные для каждого эпизода в фильме.

К примеру, режиссер ставит задачу оператору: «Мне нужно, чтобы люди в кадре выглядели, как муравьи». И оператор уже думает, как так снять, чтобы люди были как муравьи, где эта точка должна быть, как расположить камеру, какой нужен для этого объектив и т. д. То есть задача должна в себе содержать конкретику по изображению.

После съемок начался самый, наверное, сложный период – монтаж, когда я обнаружила один очень большой недостаток в отснятом материале. Это то, что материал снят не монтажно. И поэтому приходилось прибегать к помощи микшеров и склеивать эпизоды через ЗТМ (затемнение), как бы отсекая эпизоды друг от друга. Целостность дробилась, несмотря на то, что общая стилистика оставалась репортажной.

4-й курс

Четвертый курс был уже «заточен» на подготовку к диплому, и параллельно на сдачу государственного экзамена. Если с «ГОСом» все было более-менее понятно, то с дипломом только предстояло разобраться. Надо было уже начинать активные поиски своей будущей темы для диплома, искать героя.

Я обязательно вернусь

Поисками материала для своей будущей дипломной картины я занялась еще на 4 курсе. У меня уже были некоторые задумки, наметки. Так, например, я задумала снимать фильм про футбольных фанатов, и герой у меня уже был, ярый фанат клуба «ЦСКА», по совместительству «вдвешник», служивший в горячих точках. Уже были проведены первые пробные съемки. Интервью. Написана заявка. В общем, тема находилась в активной разработке.

Меня в принципе всегда привлекала тема фанатизма, и я не в первый раз к ней обращалась, как к интересному феномену «массовой истерии». Но так случалось, что с этой темой у меня не складывалось, и этот раз тоже не был исключением.

Посему я параллельно с этой темой искала в других направлениях то, что могло бы меня заинтересовать…

Время шло, сроки в определении темы будущего диплома сокращались, а поиски не давали нужного результата.

И тут мне звонит мой давний знакомый и говорит, что у него есть ко мне интересное предложение по поводу съемок. Попросил о встрече. Встретились.

Он мне рассказал о Борисе Вишнякове, байкере, который ослеп в результате аварии на мотоцикле, и при этом мечтает вернуться обратно на дорогу. И что он уже в этом направлении ведет активную работу. Меня это заинтересовало, что же за человек такой, который хочет вернуться на дорогу слепым? И как вообще возможно ездить незрячему?

Но вместе с тем я чувствовала в этом внутренние противоречия.

Я считала, что слепой человек на экране – это СПЕКУЛЯЦИЯ.

В первую очередь зрителем сразу будет овладевать «эмоция сочувствия», жалость при просмотре фильма с участием инвалида. Пожалуй, только циник способен смотреть на инвалида и говорить, вот здесь ракурс хороший, а здесь так себе. И смотреть данное произведение с точки зрения художественной ценности, а не только эмоционального восприятия! Это и есть профессионализм, и я циник в этом смысле. Или же это глубокое заблуждение?!

Большинство фильмов на подобную тему снимается с уклоном: вот он инвалид, преодолевает жизненные обстоятельства, а значит такой человек уже является предметом особого внимания. Нет! И много раз нет!

Для меня за все время обучения во ВГИКе инвалиды, дети, животные на экране находились под строжайшим под запретом.

Поэтому, с одной стороны, мною владели мои же собственные «табу», а с другой – мной завладел неподдельный интерес, чисто человеческий.

Так как меня заинтриговало, что же это за человек, я решила с ним встретиться.

Встреча произвела на меня неизгладимое впечатление, причем впечатления были далеки от положительных. Передо мной просто открылась дверь в иное измерение, где царил хаос с беспощадным чувством отвращения и жалости.

Мда… жалкое зрелище…

…Открылась дверь, и на меня хлынул поток вони, которую источало данное помещение. Это сложно было назвать квартирой. Непонятные люди, всем им лет по 16, по 20, не больше, в пьяном угаре – неформалы, маргиналы, «проходной двор». И вот он, в центре, хозяин сего веселья – Борис Вишняков – слепой байкер, мечтающий вернуться обратно на дорогу. Неумытый, сальные патлы, одетый в грязную одежду, с сигаретой в зубах, с нескончаемым потоком планов и мечтаний, желающий казаться хозяином положения.

Возникает закономерный вопрос: зачем?

Замысел

После долгих размышлений над увиденным во мне разгорелся интерес – что случилось с этим человеком, который оказался на отшибе жизни, попросту говоря, «отбросом»?

И тогда я начала «копать» по всем направлениям. Необходимо было собрать как можно больше фактов, информации для дальнейшей работы. И в один прекрасный день меня посетила идея: «Есть мнение, что сам человек – кузнец своего счастья. Но Борис явно не спешил браться за молот, и я решила выковать его счастье за него». Так сказать, заняться «кузнечным делом».

В природе есть такое явление как трансформация – прежде, чем бабочка станет бабочкой, она проходит несколько фаз. Сначала бабочка – гусеница, потом гусеница – куколка, а из куколки появляется на свет бабочка. И сейчас, как раз Борис – гусеница, из которой можно в дальнейшем сделать бабочку.

Посему в моей голове выстроились основные сюжетные линии:

1. Возвращение «на дорогу»: процесс преодоления, тренировки и выступления. (Здесь как раз таки не шла речь о возвращении в прямом смысле на дорогу, но вот ездить, снова крутить гашетку газа, снова оказаться в седле и чувствовать ветер свободы – в этом и заключалось возвращение).

2. «Женильная жилетка» – в данном случае шла речь о том, что наш герой Борис, выступая на разных мероприятиях, будет ездить в жилетке, на спине, которой будет написано: «Хочу жениться + номер телефона для контакта».

Но, помимо его желаний, необходимо было что-то делать с его внешним видом. Какая женщина захочет знакомиться, если мужчина не умыт, не причесан, в грязной одежде и без зубов? Посему созрел план по трансформации самого Бориса, ведь Борис далеко уже не мальчик, как на первый взгляд может показаться. Несмотря на то, что он выглядит молодо и смахивает на подростка, ему уже ни больше-ни меньше, а 29 лет.

2 линии: одна трагедийная – жизнь Бориса, преодоление и возвращение, а вторая комедийная – поиски жены. И все это, по моему замыслу, должно было закончиться «Happy End».

Неправда ли, попахивает явным вторжением в жизнь героя? Но, как говорится, у тебя план, а у жизни – готовое решение. Мой замысел был обречен на трансформацию, о которой я еще и не догадывалась…

Первичные съемки – рефлекс

Первые пробные съемки, я провела в конце марта-начале апреля 2013 года, без оператора. Цель съемок заключалась не только в выяснении, как себя ведут предполагаемые герои в кадре, но и в том, чтобы выяснить, насколько все реально, с точки зрения «от слов к делу».

Помимо выяснений, у меня стояла и другая задача – вызвать доверие к себе. И я начала активно внедряться в среду своих героев. Во-первых, необходимо было их подготовить к постоянному присутствию камеры. Они должны были понимать, что камера – это неотъемлемая часть меня, выработать что-то наподобие рефлекса «собаки Павлова». Заложить это на подсознательный уровень, где камера уже не будет иметь самостоятельного значения.

Основными героями выступали Николай и Борис, о матери тогда не шла речь.

Николай – в мотокругах Бен (позывной) – друг Бориса и виновник аварии, в которой Борис получил черепно-мозговую травму (вследствие данной травмы, через некоторое время Борис потерял зрение).

Николай, как он сам любит представляться, графоман со стажем и просто мотолюбитель, бывший оперуполномоченный 2-го отдела на Петровке, 38 (уголовный розыск).

Борис – в мотокругах Барс (позывной) – основное действующее лицо, большой мечтатель и генератор идеи проекта под названием «Слепые гонки». Желающий открыть мотошколу для слепых и слабовидящих людей, сделать кругосветное путешествие в колонне незрячих людей, жениться – создать семью – «полноценную ячейку общества», завести детишек.

Эти два человека на протяжении 3-х месяцев постоянно находились под прицелом моей камеры, вплоть до основных съемок с оператором. Мною было отснято большое количество первичного материала, пробные интервью, их каждодневные тренировки, и еще ряд событий.

Но передо мной поначалу (в течении 2-х месяцев) стояла проблема. Что Николай, что Борис – безусловно, заинтересованы в том, чтобы их снимали (достаточно тщеславные люди), и потому в их поведении присутствовало самолюбование. И эти самые тщеславие и самолюбование очень мешало естественности поведения перед камерой. Перед камерой они были одни, вне камеры – совершенно другие. Даже их отношения, весьма напряженные и неопределенные, под объективом камеры менялись.

Все мои ухищрения, попытки разговаривать с ними не приводили к желаемому результату. Тогда моим верным спутником стало время, да-да, на меня работало время.

И в какой-то момент – это время дало желаемый результат, я приблизилась на еще один шаг…

Вот она, отправная точка начала доверия. Я стала свидетелем, как тот самый Борис, который постоянно рисовался передо мной, даже тогда, когда не было камеры. В приватных беседах он упорно избегал со мной откровений, он постоянно мне твердил о своих достижениях и о том, кем он будет. Но ни слова о том, что есть сейчас, в реальности. И вот эта сцена, он не знал, что я стояла и снимала – этот момент его откровения, его истинного положения, его прорыва.

Борис Вишняков (пилот) и Мария Нестерова (второй штурман Бориса). Это кадр из сцены, которая была отснята мной в мае 2013 года. В последующем данная сцена не полностью войдет в мой фильм «Я обязательно вернусь»

В какой-то момент, я поймала себя на мысли, что вся его поэтика, романтика, его воздушные замки, есть ничто иное, как защита от собственной беспомощности и бессилия.

И что он постоянно это осознавал, и осознает…

Заявка, литературный сценарий

Перед тем, как приступить к написанию заявки и литературного сценария, случилось еще кое-что. После того, как я провела несколько месяцев безвылазно, в постоянном общении с Николаем и Борисом, вскрылся еще один неожиданный герой.

Это мать Бориса – Ванда Борисовна, которая могла очень многое пояснить и приоткрыть насчет жизни Бориса. Мне нужен был человек, который бы находился на отдалении от всего происходящего, но при этом переживал бы все это. И мать Бориса оказалась именно тем «отражением» истории с Беном, которое мне было нужно.

И тогда я решила с ней встретиться и поговорить с глазу на глаз. Взрослые люди скрытные, и ко мне она относилась с некоей опаской, и правильно, посему у нас встреча произошла на нейтральной территории. Честно говоря, я от нее ожидала большего недоверия, но тут дела обстояли иначе, скорее она со мной вела разговор с тайной надеждой.

Говорили об всем: о рождении Бориса, о детстве, о первой любви, об его увлечении фотосъемкой, об аварии и об отношении к виновнику аварии Николаю и все в таком духе. Разговор происходил без камер, без звукозаписывающих устройств.

Возникает вопрос: как же так, первичное интервью и не записывать, а вдруг оно больше не состоится? Конечно, я имела с собой звукозаписывающее устройство, но я им так и не воспользовалась, в ходе разговора я поняла, что интервью с матерью у меня еще будет. И это интервью состоится только один раз, и под конец съемок.

После встречи с Вандой Борисовной я приступила к написанию заявки и литературного сценария.

Заявка начинается у меня с вопроса, звучит он так: Может ли человек изменить свою жизнь и жизнь других людей, не изменившись сам?

Ставя данный вопрос перед собой, я все еще находилась под влиянием идеи трансформации, достаточно узкой направленности. Ну, согласитесь, мы можем претерпевать различного рода изменения, порой они идут даже нам на пользу. Мы можем изменить походку, прическу, сменить полностью имидж, но станем ли мы от этого другими? Изменится ли наша суть?

На тот момент я даже и не предполагала, что данный вопрос куда более обширен, чем просто внешнее изменение или изменение качества жизни.

В работе над сценарием я все еще была связана с проблемой недоверия, несмотря на то, что я присутствовала в жизни своих героев почти каждый день. Посему мною было принято решение допустить своих героев до работы над сценарием. Ну, конечно, не впрямую, но вносить предложения и свои идеи я им разрешала. Так, например, была предложена моими героями линия с «женильной жилеткой», относящаяся к поискам жены для Бориса.

По окончании написания сценария, я его зачитала Борису и Николаю. Конечно, им не все было понятно из сценария, но вот создаваемая мною иллюзия сопричастности имела успех. Таким образом мною был преодолен барьер недоверия к человеку с камерой.

Так как время поджимало, и литературный сценарий необходимо было сдавать на кафедру, иначе бы меня не допустили к сдаче ГОСа, а следовательно, к работе над дипломом, то я писала сценарий с идеей трансформации моих героев, хотя уже с уклоном на конфликт троих (Борис, Николай и мать Бориса).

Оператор

Предварительное согласие от выбранного мною оператора я получила задолго до того, как мною была определена тема будущего диплома. Мы просто с ним договорились, что диплом будем снимать совместно.

Так как с оператором я была знакома еще по предыдущим съемкам, я прекрасно знала, как он снимает, а главное – насколько с ним удобно работать. В работе с оператором очень важно взаимопонимание, в особенности понимание оператором специфики работы в документальном кино.

У нас же с ним еще с прошлых съемок сложились хорошие отношения, и я была полностью убеждена, что мой оператор прекрасно понимает, что такое документальное кино и работа в нем.

Посему мое решение пригласить на съемки дипломной работы именно Александра Вартаньяна было непоколебимо, и за все время съемок, если забегать вперед, я ни разу не пожалела о своем решении.

В разговоре с оператором я сразу его предупредила, что герой у нас неоднозначный, с очень сложным характером. Съемки будут занимать большое количество времени, и что сам съемочный период будет длительным, с учетом того, что календарной определенности нет (конкретно по датам и событиям).

Съемки, которые я проводила в течение 3-х месяцев, я частично показала Александру, чтобы он понимал специфику и то, с чем мы будем иметь дело.

Предварительно обговорив с ним необходимое оборудование, я приступила к официальному запуску на учебной студии ВГИКа.

Подготовительный период. Начало

Пожалуй, я воздержусь от описания бюрократической волокиты, связанной с запуском на студии.