© С. Э. Зверев, Е. Ю. Голубева, перевод, вступ. ст., комментарии, 2016

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2016

Римская судебная риторика I века до н.э

Как отмечала И.П. Стрельникова [6], для исследователя «Риторика для Геренния» являет задачу о четырех неизвестных, ибо неизвестны ни автор, ни адресат, ни точное название книги, ни дата ее написания. Идей по этому вопросу было высказано немало отечественными и особенно зарубежными исследователями римского красноречия; они достаточно подробно изложены в упоминавшейся выше работе, к которой мы адресуем заинтересованного читателя.

Первые два вопроса представляют наибольший интерес, ибо от ответа на них напрямую зависит и разрешение четвертого; третий, как представляется, по сравнению с ними является малосущественным и вряд ли разрешимым, разве что вдруг обнаружатся неизвестные науке источники, из которых и остальные вопросы получат полное и удовлетворительное освещение.

Проблема авторства «Риторики» вращается вокруг личности Цицерона: можно ли считать великого ритора и оратора причастным к ее созданию. Положительно этот вопрос разрешает, например, Оксфордское издание 1954 г., по чьему тексту выполнен наш перевод, на колонтитуле которого недвусмысленно указано: «Cicero. Ad Herennium».

Мнения в поддержку этой точки зрения возникали преимущественно из анализа корреспонденции Цицерона в поисках мест, указывающих на написание им «школьного» трактата, к которому авторы практически единодушно относят «Риторику для Геренния», и стиля его позднейших риторических трактатов. Между тем, общепризнанная датировка «Риторики», относящая ее написание к периоду 86–82 гг. до н. э. (подробнее о датировке мы будем говорить ниже) в определенной степени противоречит вопросу об авторстве Цицерона. В самом деле: в двадцатилетнем возрасте мало кто берется за написание учебников, не имея к тому же практического опыта в излагаемом материале. Это выглядело бы несколько самонадеянным даже для Цицерона, который в период зрелости отнюдь не страдал от ложной скромности.

Гораздо уместнее, на наш взгляд, обратиться за подтверждением авторства Цицерона к его ранним речам в попытке найти в них сюжетные, если так можно выразиться, и стилистические совпадения с текстом «Риторики».

Первые речи Цицерона, которые принесли ему славу оратора – речь в защиту Публия Квинкция (81 г. до н. э.) и особенно речь в защиту Секста Росция (81 г. до н. э.) – произносились в суде. Отметим, что и в «Риторике» главное внимание уделено разработке судебной речи, по мнению автора, наиболее сложной из всех; в примерах, иллюстрирующих построение фигур речи и мысли, значительное место занимают фрагменты речений из судебных тяжб, посвященных имущественным вопросам, т. е. именно тем, которые стали предметом разбирательства на указанных процессах. Ниже приводится несколько фрагментов речей Цицерона и соответствующие выдержки из «Риторики» – их анализ может оказаться полезным для предпринятого нами исследования.

Нельзя также обойти вниманием многочисленные случаи применения в речах Цицерона фигур речи и мысли, которые рекомендует использовать и «Риторика». Но это, конечно, свидетельства косвенные. Главное, из чего мы исходим, и на что указывает приведенный выше небольшой текстологический анализ, что «Риторика» писалась Цицероном на основе опыта, полученного в ходе работы над судебными речами в защиту Квинкция и Росция, для подготовки к политической деятельности, поскольку именно примеров речей на политическую тематику с ярко выраженной республиканской направленностью больше всего содержится в четвертой книге.

Рассмотрим, например, начало из знаменитой первой речи против Катилины. Здесь тоже немало аллюзий с «Риторикой», самые яркие из которых приведены ниже.

Достаточно характерно, что Цицерон требовал не немедленной смерти Катилине, а всего лишь изгнания, как и автор «Риторики», направлявший громы и молнии против гипотетического врага отечества. Подобная «умеренность» очень характерна для политических решений Цицерона, бывшего прежде всего человеком мысли и слова, а не грубого насилия.

Если признать в качестве рабочей гипотезы авторство «Риторики» за Цицероном, то следует предположить, что текст ее никак не мог быть написан раньше 78 г. до н. э. – года смерти всесильного диктатора Суллы, панегириками которому буквально нашпигована речь в защиту Секста Росция, – поскольку «Риторика» об оптиматах упоминает всего дважды, причем один раз явно саркастически. Этого Цицерон, чья политическая осмотрительность, если не сказать более, конечно, мог себе позволить даже в частной корреспонденции только в условиях отсутствия явной и непосредственной угрозы со стороны многочисленных и крайне опасных сулланцев.

В пользу этой версии говорит очень выразительный эпизод (IV: 52), который можно счесть описанием обстоятельств применения сулланских проскрипций 82 г. до н. э., следа которых почему-то не усматривают в «Риторике» при разрешении вопроса о ее датировке. Причем эпизод этот свидетельствует о самой грубой и возмутительной форме произвола, сопровождавшего проскрипции – когда они применялись, даже не прикрываясь видимостью политической необходимости, но из чувства личной вражды и жажды обогащения. «Насыть мою вражду и утоли мой гнев своею кровью!» – восклицает ворвавшийся в дом состоятельного человека во главе группы солдат его враг или просто завистник и, невзирая на мольбы жены хозяина, тут же закалывает его на глазах пораженных ужасом домочадцев. После первого взятия Рима войсками Суллы в 88 г. до н. э. таких явных беззаконий все же не наблюдалось; солдатню, жаждавшую пограбить, очень быстро приструнили и от греха подальше увели в поход против Митридата.

Тем не менее, период между 88 и 82 гг. до н. э. никак нельзя считать спокойным, как полагают некоторые исследователи, поскольку в Риме после ухода армии Суллы ситуация отнюдь не стабилизировалась; марианцы, пользуясь его отсутствием, развернули настоящий террор против оптиматов, что и вылилось в ответную полномасштабную резню 82 года. Время, что и говорить, было не очень располагающее к написанию учебников по красноречию, чье бы авторство ни предполагалось.

Напротив, с 78-го по 76-й гг. до н. э. (от смерти Суллы до отъезда Цицерона на Сицилию) политические страсти в Риме поутихли, так что вполне можно было заниматься философией, как о том пишет автор «Риторики» в начале своего труда, и готовиться к политической карьере, завязывая полезные знакомства в среде нобилитета. Что книга закончена была до отъезда Цицерона, говорит то, что в тексте он неоднократно упоминает о возможности личных встреч со своим адресатом и проведения «консультаций» по трудным вопросам искусства риторики.

Здесь мы подходим к вопросу, что за человек был Гай Геренний, которого наш автор старательно наставлял в искусстве риторики. Прежде всего, очевидно, что человеком он должен быть состоятельным, образованным и достигшим определенного успеха в жизни, на что намекает сам автор (IV: 56). Успех в Риме в этот период определялся политической карьерой, и умение хорошо говорить было востребовано более всего на политическом поприще.

Из римских сенаторов до нашего времени история сохранила имена двух предполагаемых современников автора «Риторики», носивших это имя. Первый – сенатор Гай Геренний погиб около 75 г. до н. э., сражаясь против сулланцев под знаменами Квинта Сертория в Испании, в битве при Валентии. Второй Гай Геренний известен тем, что в 80-м и 60-м гг. до н. э. избирался народным трибуном. Именно он представляет для нас наибольший интерес, поскольку первому Гереннию – соратнику смутьяна и мятежника – было явно не до философии и тем более не до риторики, по крайней мере, не до судебной.

В пользу соображения о том, что адресатом автора «Риторики» был бывший народный трибун Гай Геренний, говорит то обстоятельство, что в тексте множество примеров относится именно к политической деятельности народных трибунов, как в следующем случае: «Тиберию Гракху дольше пробыть у кормила республики помешала незаслуженная насильственная смерть. Подобная участь постигла Гая Гракха, внезапно вырванного из лона государства, героя и непоколебимого патриота. Сатурнин, жертва вероломства, злодейски лишен жизни. О Друз, твоей кровью забрызганы стены твоего жилища и лицо твоей матери. Сульпицию только что шли на любую уступку, но вскоре [его] не только лишили жизни, но даже погребения» (IV: 22). Все перечисленные персонажи в разное время были народными трибунами и пролили кровь за свои политические убеждения. Надо понимать, что автор риторики сознательно подбирал наиболее актуальные для своего корреспондента примеры.

Нельзя не отметить и того факта, что автор «Риторики» относится к своему адресату не как к патрону (что было бы неудивительно, если учесть, что среди римских риторов было немало людей незнатных, а порой и вообще происходивших от вольноотпущенников и даже рабов) или клиенту (что вовсе невозможно), а только как к более старшему по возрасту коллеге. И в начале, и в конце книги автор подчеркивает, что их с адресатом связывают узы дружбы и даже родства. Следовательно, положение самого автора в римском обществе можно считать обеспеченным и участие его в политической жизни несомненным.

«Даже если в ораторстве мы еще не достигли цели, нам будет только немногого не хватать для совершенства», – эта строка последнего параграфа четвертой книги, на наш взгляд, ясно указывает как на то, что автор трактата сам рассматривал риторику в качестве средства достижения успеха в политической карьере, а не дела всей своей жизни, что было бы естественно для профессионального ритора, так и на то, что сам себя он в тот период отнюдь не считал непревзойденным мастером в искусстве риторики. И впоследствии, например, в речи в защиту поэта Архия Цицерон указывал, что он «никогда не был всецело предан одному только этому занятию»: риторика постепенно стала для него делом жизни, после того как не оправдались надежды продолжить играть видную роль в римской политической жизни по окончании консульства.

Оба этих соображения не противоречат нашей версии о личностях автора и его адресата и подкрепляют точку зрения о дате написания «Риторики». Как представляется, молодой Цицерон мог написать трактат в период 78–76 гг. до н. э., во-первых, для того чтобы упорядочить собственные знания в риторике (автор этих строк со своей стороны свято убежден, что лучший способ глубоко изучить предмет, который преподаешь – написать по нему учебник), во-вторых, чтобы заручиться поддержкой в предстоящей политической карьере влиятельного лица, как теперь принято говорить, «действующего политика», который буквально пару лет тому назад занимал высокий пост народного трибуна, а через него и могущественного клана Метеллов, к которому Гай Геренний, насколько можно судить, был близок. Очевидно, за период своего трибуната Геренний ощутил недостаток ораторских способностей и обратился за помощью к набиравшему известность Цицерону. Можно считать, что уроки пошли сенатору впрок, ибо в период своего второго срока (60 г. до н. э.) он даже предложил и, очевидно, отстаивал законопроект, известный под названием «Herennia lex».

Существуют и другие косвенные свидетельства авторства Цицерона «Риторики для Геренния»: хотя бы нехарактерное для римлян положительное отношение к актерам и поэтам, которое прослеживается как в речах Цицерона, так и в тексте трактата.

* * *

Предлагаемая вниманию читателя «Риторика для Геренния» состоит из четырех книг; в делении книг на параграфы мы следовали упоминавшемуся выше Оксфордскому изданию 1954 г., согласно которому первая книга состоит из 17 параграфов, вторая – из 31, третья – из 24 и четвертая – из 56 параграфов. Нумерация параграфов в тексте и ссылках дана арабскими цифрами для облегчения восприятия современным читателем.

С этой же целью важнейшие родовые понятия выделены при первом употреблении полужирным шрифтом и снабжены приведенным в скобках написанием термина по латыни. Видовые понятия при первом употреблении в тексте выделяются полужирным курсивом; в дальнейшем, при раскрытии содержания понятий, они выделяются светлым курсивом. Чтобы облегчить навигацию в тексте, при последующем употреблении терминов и понятий они снабжаются ссылками на то место в тексте, где они встретились впервые. Подстрочным комментарием и перекрестными ссылками также снабжены все имена, события, даты и единицы измерения, встречающиеся в тексте.

Подстрочным комментарием сопровождается также употребление многозначных понятий. Например, термин «место» в тексте встречается минимум в четырех значениях:

– как элемент физической местности, на которой проводятся упражнения по мнемонике;

– как место в памяти, куда записываются соответствующие образы;

– как аналог описательных и ценностных топов (в современных терминах), использующихся преимущественно в системе аргументации;

– как весьма специфические отличительные и общеупотребительные топы и темы речей обвинения и защиты, к которым прибегают в суде, когда подозрения приобретают характер обвинения.

Дабы не умножать сущности и приблизить текст к стилю оригинала, такого рода термины употребляются в авторском написании, выделяются курсивом и сопровождаются разъясняющим подстрочным комментарием в сноске.

Хотим почеркнуть, что все средства визуализации материала являются нашими и не имеют отношения к оригиналу. В синтаксисе мы старались придерживаться авторского подхода, если это не вело к чрезмерному утяжелению фразы.

Встречающиеся в тексте стихотворные примеры из Энния, Плавта, Пакувия и других римских и греческих авторов даны в нашем переводе, за исключением тех случаев, когда перевод невозможен в силу особенностей звукового строя латыни, особенно там, где имеет место игра слов. В указанных случаях примерный или дословный перевод приводится в сносках.

* * *

Первая книга предлагает вниманию читателей классическую классификацию риторически разрабатываемых речей на судебные, совещательные и показательные (эпидейктические) и настолько же обычное для древних риторик разделение процесса работы над речью на пять этапов: изобретение, композицию, стиль, запоминание и исполнение.

Изложение требований, предъявляющихся искусством риторики к изобретению, композиции, запоминанию и исполнению применительно ко всем родам речей, содержится в первых трех книгах. Правилам стиля посвящена четвертая книга «Риторики».

Наиболее детально в «Риторике» разработаны процедуры изобретения судебных речей, соответствующих видам дел, различающихся по признаку существа дела (в современных терминах), что показывает рис. 1.

Не совсем ясно, соответствовала ли приведенная в «Риторике» классификация дел реальной судебной практике, или она была произведена автором произвольно, с целью облегчить рассмотрение различий в подходах при изобретении речи.

Процедура самого сложного, по мнению автора «Риторики», толковательного дела, когда речь идет исключительно о фактах, складывается из шести этапов: рассмотрения возможности совершения преступления подсудимым, сопоставления преступления с выгодой, которую подсудимый мог из него извлечь, рассмотрения признаков преступления, указывающих на подсудимого, наглядных доказательств его вины, изучения последующего за преступлением поведения подсудимого и, наконец, подтверждения его вины.