Я, Лидия Пална, не понял, не знаю, как выполнить это задание, не справляюсь я. Вот в шестом классе меня побил Колька Васенин с пятого этажа. Вывалял в пыли, губу разбил, рубашку порвал. Из-за чего он на меня попер, я сейчас уже и не помню. Вот глупо как: помню, как щекотно кровь текла тонкой струйкой по подбородку, как я надеялся, что шрам потом останется и я буду с этим шрамом на губе круто выглядеть. И эту серую пыль на дороге за домом я тоже помню – такую унизительную, мелкую, въевшуюся страхом и оскорблением. Все казалось, что она так никогда и не смоется с кожи, не вытряхнется до конца из одежды. Я эту пыльную серую дорогу потом полгода обходил. С Колькой я тогда не справился – он меня был старше на полгода и выше на голову. И я пошел в секцию самообороны. Помните, Лидия Пална, у нас прямо в школе была такая, физрук вел. Так вот, и через полгода я Кольку уже не боялся и мог теперь запросто пройти по той самой дороге за домом и по этой серой пыли, попирая его своими кроссовками без всякого стыда и страха. Так я справился с этой ситуацией. А что мне делать сейчас, я не знаю. Этот Витюша из банка – он по жизни в другой весовой категории. И нет такой секции, нет такого учителя, который бы меня научил приемам против такого парня, как Витюша. С его немереным баблом и влиятельным папашей он купит все и всех, он может творить что угодно, и ничего ему за это не будет.

– Антон, я хочу тебе сказать, что ты сейчас не прав.

– В чем не прав? В том, что переживаю за свой бизнес?

– В том, что сидишь у меня на участке и делаешь вид, что переживаешь. Ты был в магазине, после того, что случилось?

– Нет, не был.

– А как же люди, которые у тебя работают? Ты все на них бросил?

Правильная Лидия Павловна со спокойным голосом и сложенными на столе руками. И возразить-то нечего.

– Слушайте, Лидия Пална, а вы в город в ближайшее время не собирались?

– В конце недели хотела съездить. А что?

– Ну, я подумал, вы могли бы ведь зайти в мой магазинчик и посмотреть, что там и как. Может, искал меня кто-нибудь, спрашивал обо мне.

– Мне кажется, ты сам должен заниматься своими проблемами. Я уверена, что тебе ничего не угрожает.

– Ну Лидь Пална, откуда вы знаете? Вы всю жизнь в школе проработали. У вас все дважды два – четыре. Но в жизни так не складывается! В жизни каких только дважды два не бывает! Мы же с вами не знаем, может, Витюша из банка – ревнивый псих и будет мстить до последней капли моей крови или до последней копейки в моем кошельке. И, может, документ, который пропал из его кабинета, это какой-нибудь многомиллионный контракт, и меня уже ищет не только Витюша, но и японская якудза или другая какая-нибудь заграничная мафия. А вы мне отказываете в такой ерунде – просто съездить в город и узнать, что там слышно. Ну Лидь Пална!

Лидия Павловна

Сочувствие. Да, именно так. Я знаю, каково ему сейчас. Уж я-то знаю, каково это – вкладывать все свои силы в то, что потом потеряешь. Двадцать восемь или тридцать человек в классе: лиц, имен, характеров, успехов и проблем. Умножить на пять лет классного руководства. Умножить на еще пять таких классов. Прибавить всех остальных, для которых я не классный руководитель, но учительница математики, алгебры, геометрии. Их непроверенные тетради, потерянные шапки, синяки, оторванные пуговицы, недовольные родители, поездки в театр, классные часы, субботники и дискотеки в актовом зале. В них вкладываешь свои силы, знания, труд. А потом они уходят. Может, потому я и не хочу сажать георгины. Поливать, пропалывать, удобрять, чтобы потом прощаться с ними и на следующий год начинать все сначала. Легче проститься с тем, во что не вкладывал душу.

Но в твои двадцать пять, Антон, ты не должен еще так думать. Ты так и не думаешь. Я знаю, каково тебе и почему ты не хочешь видеть разбитую витрину своего магазина. Обида, страх, беспомощная злость – вот что ты сейчас чувствуешь.

– Антон, почему ты приехал именно ко мне?

– Ну, вообще-то, я подумал, что здесь меня никто искать не будет.

– Про машину, значит, наврал?

– Ну да.

– А я это сразу поняла. Такой торт и букет в нашем магазинчике не купишь. Получалось, ты с самого начала планировал ко мне приехать.

– Вы простите меня за этот торт. И особенно за букет.

– Ну что ты, Антон. Почему ты просишь прощения?

– Торт – это ладно еще, не с пустыми же руками было ехать. А букет я сначала не собирался покупать. А потом увидел камеру видеонаблюдения над магазином. Подумал, что на вокзале их еще больше будет. И что Витюша может проследить, куда я поехал. Я ведь просто на электричке к вам приехал. И тогда я специально купил большой букет, загородиться им от всех на вокзале, чтобы меня на записи с камер было не узнать. А мобильный телефон дома оставил, чтобы не отследили. Ну вот что вы смеетесь, Лидь Пална?

– Ты, наверное, кино про шпионов любишь смотреть, да, Антоша?

– Люблю. Не обязательно про шпионов, я разное кино люблю. Со мной моя девушка из-за этого даже ссорилась. Она говорила: почему ты все время на экран смотришь? А я удивлялся: а куда же еще, там же интересно. А она говорила: ну ты же со мной пришел, я, значит, неинтересная? Обижалась.

– Как ее зовут?

– Ксения. Но мы больше не вместе. Оказалось, что это я для нее неинтересен. С этими моими походами в кино и пиццей на дом. Ей хотелось ужинать в ресторане и проводить уикенды в Париже.

– Ну ничего, Антон, ты еще молод. В твоей жизни все еще будет. И любовь, и деньги, и путешествия. Скажи, а откуда ты узнал мой адрес?

– Серега дал. Тот, который в банке работает. Так что не смейтесь, у них там такие базы данных есть, в которых обо всех все известно. Он мне дал ваш адрес в городе и этот, в садоводстве. И сказал, чтобы я на время к вам уехал. У вас-то меня никто искать не стал бы.

Вот и кто их разберет? Что это: мальчишки играют в шпионов, в индейцев и бандитов. А может, уже и не мальчишки, а умные и взрослые мужчины, трезво оценивающие ситуацию в обществе, где горстка людей, в свое время получивших доступ к большим деньгам, живет теперь в убеждении, что им позволено все, по принципу: кто богаче, тот и прав. Мои мальчики столкнулись сейчас с миром этих людей. Я этот мир могу видеть только по телевизору: люди, живущие во вселенной, вращающейся вокруг больших капиталов, не водят своих детей в нашу муниципальную школу. Я могу судить о том, по каким законам живет современное общество только по телесериалам, которые, впрочем, давно уже не смотрю. Как это страшно, если мои мальчики сейчас правы. Только на чем замешана их обида? На стремлении к социальной справедливости или, может, просто на зависти? Они боятся или даже ненавидят этих людей в дорогих машинах, во влиятельных креслах, с баснословными часами на запястьях, но, если бы у них был шанс, если бы нашелся богатый дядюшка и оплатил им такую жизнь, какими бы они стали тогда, мои мальчики? Вот Антон, например? Я, наверное, так и не разобралась в нем до конца.

Антон

Сосед Миша позвал помочь ему с крышей. Все равно делать нечего, не сидеть же с Лидией на участке. Ей кажется, что вся эта история – ерунда. Хотелось бы и мне в это верить. У Лидии все просто, все правильно. А если кто-то поступает плохо – двойка, строгая запись в дневнике. В крайнем случае, можно вызвать в школу родителей. Было бы прикольно отправить класснуху к Витюшиному папаше. Представляю себе: она приходит к нему в приемную. Такая обычная Лидия Пална, в каком-нибудь светлом пиджаке или трикотажной кофте, с прямой спиной, с сумкой своей, со своим учительским лицом. А там сидит секретарша: ноги от ушей, коготочки крашеные, юбочка крошечная.

– Вы по какому делу?

И смотрит так свысока. Но Лидию Палну так просто не возьмешь. Понятно, что в секретаршином мире такие, как Лидия, не котируются. Но дело в том, что в мире Лидии Палны такие, как эта секретарша, тоже ничего, кроме осуждения, не вызывают. Поэтому класснуха тоже смотрит свысока и отвечает строго так:

– Я по личном делу.

И ее впускают в кабинет. Но сначала охранник заглядывает в сумку: нет ли там оружия или взрывчатки. А там стопка непроверенных тетрадей, пара пустых пакетов для продуктов – потом ведь еще надо в магазин, – косметичка и старенький кнопочный мобильник. Охранник презрительно машет рукой.

И вот Лидия Пална входит в кабинет. А кабинет у Витюшиного папаши еще больше, чем у Витюши. За окнами вид на весь город, а от дверей к окну тянется длиннющий стол для совещаний. И в самом конце этого стола сидит Витюшин папаша, как там его, а, да, Николай. Стол такой длинный, что Николая этого не разглядеть, тем более что сидит он спиной к свету. Видно только, что это очень величественный человек в пиджаке. Ну а кабинет, конечно, на пять звезд. Даже в том случае, если кабинетам звезды не присваивают. Там стоит все самое дорогое, даже самая простенькая пепельница – и та единственный экземпляр древнего вулканического стекла, оформленный самым модным дизайнером и омытый по правилам феншуя слезами пяти тайских уборщиц. Николай сидит в дальнем конце длиннющего стола, даже не думает подняться с кресла и спрашивает оттуда голосом влиятельного и очень занятого человека:

– Вы по какому делу ко мне?

А Лидия Пална начинает идти в его сторону вдоль стола и говорить. Стол длинный, поэтому она говорит долго. И само собой вежливо.

– Здравствуйте, Николай Витальевич, – говорит она. – Меня зовут Лидия Павловна, и я пришла, чтобы побеседовать с вами о поведении вашего сына Виктора. Он мальчик одаренный, с живым непосредственным умом. И пока это всего лишь детские шалости. Но ему нужно разъяснить, что одно дело – игра. И совсем другое, когда речь заходит о принятии серьезных решений и о том, что он втягивает в эти шалости других ребят. Мне бы хотелось, чтобы вы побеседовали с ним и о том, что такое деньги и как с ними обращаться. Постарайтесь прививать ему чувство ответственности за свои слова и поступки. Мне кажется, вам надо попробовать построить общение так, чтобы он почаще советовался с вами.

Она говорит что-то в этом роде. Во всяком случае, когда в шестом классе она вызвала в школу моих родителей, то сказала им что-то похожее. Я тогда собирал со всего класса деньги на приобретение воздушного шара, чтобы на каникулах всем вместе полететь в путешествие. Потому что – ну, я, правда, тогда так думал, – если летишь на шаре, можно спокойно перелетать из страны в страну, не соблюдая никаких границ между государствами, и не нужно ни паспортов, ни билетов. Я тогда мечтал стать профессиональным путешественником, а когда мне сказали, что такой профессии нет, то решил, что, когда вырасту, открою свою турфирму. И вот первая моя бизнес-идея была как раз по поводу путешествия на воздушном шаре.

Тем временем Лидия Павловна уже преодолела длину огромного офисного стола и подошла к Николаю. И тут он встал, прижал руки к груди и говорит:

– Лидия Павловна! Неужели это вы? Вы меня не узнаете?

А она, конечно, тут, с близкого расстояния, его сразу узнала:

– Коля из пятого «А» с первой парты!

Вблизи окажется, что этот Николай не такой уж мощный и влиятельный, это просто пиджак ему немного великоват. Тут они, может, даже обнимутся, и Николай скажет с чувством:

– Лидия Павловна! Вы – самый главный человек в моей жизни. Если бы не ваши уроки математики, никогда бы я не стал таким крупным банкиром.

И они отправятся в ресторан, отпраздновать встречу. Охранника и секретаршу быстренько уволят за то, что они не оказали должного уважения любимой учительнице генеральнейшего. Ну и с Виктором, конечно, вопрос тоже сразу решится. Его влиятельный отец строго скажет ему, что, мол, сам виноват. Нечего свою девушку без присмотра оставлять, не говоря уже о том, что если важные документы сам потерял, то сам и отвечай, а не сваливай все на какого-то Скворцова. И вообще Николай окажется классным мужиком, пожертвует нашей школе много денег на ремонт, кабинет математики оформят так, что весь город сбежится смотреть. Ну и Лидию тут же, конечно, выберут учителем года. Собираясь на торжественную церемонию, она пойдет в магазин, чтобы купить новую юбку и кофту. А в этом магазине как раз будут проходить съемки одного из таких женских телешоу, в которых у человека всю старую одежду отбирают, а потом взамен покупают все новое – такое, что очень к лицу. И тут же, конечно, найдется для Лидии новый муж. Ну а что, у людей и в таком возрасте тоже очень еще может быть семейное счастье. Я попробовал представить, какой муж мог бы быть у Лидии, но ничего не придумал.

Блин, от этой дачной жизни совсем уже крыша едет, такая ерунда в голову лезет!

Ну а с Мишиной крышей, в смысле с крышей его дома, мы провозились довольно долго, но все починили. Мишина жена была очень довольна, позвала обедать и не возражала, когда он достал свою самогонку. Забористое пойло он гонит, надо сказать!

Лидия Павловна

Антон вернулся уже после девяти, причем был заметно пьян. Отвратительная ситуация. Я пошла за лекарством – давление подскочило так, что начало подташнивать. Он увязался следом в мою комнату, плюхнулся на стул у двери.

– Лидь Пална! Вот почему вы не хотите мне помочь? Давайте узнаем, где живет самый главный банкир – этот Витюшин отец, и вы поедете прямо к нему. С моим отцом вы же не боялись говорить. Вот и с этим отцом поговорите. И все уладите. Вас-то он послушает.

– Антон, ну что ты такое опять выдумал! Какой еще главный банкир?

– Самый главный. Он тоже наверняка уже в возрасте. Вдруг вы ему понравитесь, и он на вас женится? Только вы оденьтесь сначала поярче как-нибудь. Ну и губы там подкрасьте. Вы же женщина, вы должны знать, как это делается.

– Антон, остановись. Иди умойся и ложись спать.

– Вы сейчас, может, отказываетесь от самого яркого впечатления в своей жизни! Вот вы всегда так. Не, Лидь Пална, ну чо вы такая скучная? Вот вы спрашивали, как мы вас называли, когда вы были нашей класснухой. Сказать?

– Ну скажи.

– Мы называли вас Мидией. Мидия Павловна. Вы знаете, что такое мидия? Это ракушка такая. Две такие створочки, как ладошки. А в серединке там что-то живое. Но как только к этой ракушке кто-нибудь приближается, она сразу створочки хлоп! – и закрывает. И сидит как в домике. Вот и вы такая. Чуть что сразу закрываетесь и делаете вид, что внутри нет ничего живого.

– Антон, встань и выйди. Иди ляг. Тебе надо проспаться.

– А знаете, Лидь Пална, если вы все время такая закрытая, то, может, у вас уже и нету там ничего живого внутри, за этими створочками? Умерло все, задохнулось.

Наглый мальчишка. С какой стати я должна выслушивать эту пьяную философию?

– Антон, я оставлю на столе деньги. И завтра утром либо ты уедешь домой, либо я уеду. Ты меня просто вынудил!

– Деньги мне ваши не нужны. Вы что, думаете, у меня денег нет? – кажется, разозлился. Поднялся нетвердо на ноги.

– Не думал, что вы такая!

Антон

Утром проснулся поздно, голова болела. Спасибо тебе, Миша. Хотя, конечно, я сам виноват. Лидия обиженно ходила из своей комнаты на веранду и обратно. Вставать не хотелось, и я натянул плед на голову.

– Антон, ты поедешь сегодня домой?

– Лидь Пална, да вы забудьте просто, что я здесь. Мы же договаривались с вами, если я буду мешать, то вы просто представляйте себе, что это кот на диване.

– Антон, я еще раз серьезно тебя спрашиваю: ты поедешь домой?

– Мяу!

Она постояла немного, потом снова стала решительно скрипеть полом туда-сюда и шуршать какими-то своими вещами. Потом опять остановилась надо мной и сказала:

– Антон, на столе ключи от дома и деньги на электричку. Я записала тебе номер моего мобильного. Надеюсь, когда сегодня вечером я вернусь, дом окажется закрыт, а ты будешь уже в городе. И я уверена, Антон, что все у тебя будет в порядке.

И пошла к двери. Я сел, стянул с головы плед.

– Лидь Пална, вы ведь зайдете в мой магазинчик, правда? Садовая, 28, «Подари праздник». А продавщиц зовут Вера – это молоденькая, а та, что постарше – Светлана. Только не говорите им, что я у вас.

Но она только сказал на ходу:

– До свидания.

И вышла.

Лидия Павловна

За окном электрички мелькают привычные, ничем не примечательные зеленые просторы, перемежаются изредка стеной леса, подступившего к железнодорожному полотну. Классический перестук колес.

Раньше приезжали на дачу на мужниной машине. За рулем – всегда только он. И от этого было чувство беспомощности, вечной зависимости. А потом, когда его житейская программа была выполнена: дом выстроен, деревья на участке посажены, а дочь уже ходила в старшие классы – он решил повторить этот обязательный, по его мнению, круг еще раз. С другой семьей. Разменяли квартиру, но дачу он оставил нам с дочкой. Ему нужен был новый полигон для воплощения мечты о строительстве дома и посадке дерева.

Коллеги жалели меня, а я тогда чувствовала сначала только обиду, обиду обманутой женщины. А потом иногда бывали моменты, когда втайне от себя, исподволь я позволяла себе ощутить облегчение от того, что теперь я больше ничего не должна ему. Жизнь не развалилась, не перевернулась. Она катила по рельсам, привычно отстукивая минуту за минутой, день за днем. Дни, полные детских голосов – дочка, ученики, школа. Домашние обязанности – теперь вдруг их сделалось меньше, и они перестали быть таким гнетущим ежедневным «надо». В жизни появились новые мелочи: визиты электриков и сантехников, которые умели то, что раньше делал муж, передачи по телевизору, которые ему не нравились, электрички вот с этим их колесным перестуком.

Я неожиданно полюбила эти поездки и этот звук – в нем есть что-то доброе, надежное, успокаивающее. Судьба выстукивает телеграмму: тутук-тутук. Обещание на будущее. Движение вперед – размеренное, по заранее проложенным рельсам, по расписанию, с ожидаемыми остановками. Мне нравится безличность этих поездок. Там, где-то впереди, сидит машинист, для которого я всего лишь еще одна пассажирка: вошла в вагон на очередной станции и выйду на конечной. Также, наверное, смотрит на меня с неба Бог.

Антон

Она ушла, и я встал, прошелся по дому, по участку. Блин, все бы здесь переделал. Выкрасил бы стены ярко, от калитки проложил бы зигзагом дорожку, натаскал бы из леса камней, за домиком бы пруд выкопал. Что же у нее все такое скучное! Как будто она сама себе надоела, как будто сквозняком каким-то все выдувает. Походил по участку. Очень хотелось что-то сделать. Она же могла мне говорить все эти пять лет: «Перепиши все заново!» или «Выйди из класса и зайди нормально!» Я бы тоже ей хотел что-нибудь такое сказать. Мидия Павловна, закройте глаза, а потом проснитесь нормально! Войдите радостно в новый день. Съешьте что-нибудь вкусное. Только обязательно с красивой тарелки. Наденьте что-нибудь нарядное. Оглядитесь, полюбите этот свой домик. Сделайте так, чтобы вам было тут хорошо.

Домик-то довольно уютный, просто потертый, много каких-то сломанных инвалидных вещей. Понятно, что все эти чашки с надбитыми краешками, стулья с потертыми сиденьями, тряпочки какие-то сосланы сюда доживать, после того как их служба в городской квартире была окончена, но все равно.

Подмел пол. Позавтракал. Помыл посуду. Потом придумал, что сделаю. У них есть здесь на соседней улице магазинчик на два зала. В одном – продукты, в другом – хозтовары. Кажется, я видел там банки с краской. Отлично! Если обновить рамы на окнах, дом сразу станет выглядеть лучше. Говорят ведь, что окна – это глаза дома. Недаром же девушки всегда глаза красят. Смайлик.

Лидия Павловна

Теперь за окном проплывали уже не зеленые поля, а какие-то постройки. Бесприютные приметы человеческой городской жизни: склады, стопки бетонных плит, авторемонтные мастерские, пыльные полоски дорог.

И я почувствовала, как внутри меня закрываются какие-то створки, только что распахнутые широко, чтобы впустить перестук колес, зелень за окном, спокойные отрешенные лица пассажиров. Мидия Павловна. Ракушка. Вчера мне было неприятно узнать об этой кличке. А сейчас я вдруг почувствовала, что дети были правы. Я – мидия. Я хочу отгородиться от грубого, чужого, злого, некрасивого. Я хочу закрыться и остаться там с моими книгами, любимыми передачами, хорошими фильмами и песнями, с немногими дорогими мне людьми. Мне достаточно стало мира внутри двух створок моей жизни. Одна створка – утро, вторая – вечер. Одна – начало моей жизни, вторая – ее окончание. От и до.