«В поле не видно ни зги…»

 
В поле не видно ни зги.
Кто-то зовет: «Помоги!»
Что я могу?
Сам я и беден и мал,
Сам я смертельно устал,
Как помогу?
 
 
Кто-то зовет в тишине:
«Брат мой, приблизься ко мне!
Легче вдвоем.
Если не сможем идти,
Вместе умрем на пути,
Вместе умрем!»
 

18 мая 1897

«Жаркое солнце по небу плывет…»

 
Жаркое солнце по небу плывет.
Ночи земля утомленная ждет.
 
 
В теле – истома, в душе – пустота,
Воля почила, и дремлет мечта.
 
 
Где моя гордость, где сила моя?
К низшим склоняюсь кругам бытия.
 
 
Силе таинственной дух мой предав,
Жизнью, подобной томлению трав,
 
 
Тихо живу, и неведомо мне,
Что созревает в моей глубине.
 

9 октября 1897

«Вывески цветные…»

 
Вывески цветные,
Буквы золотые,
Солнцем залитые,
Магазинов ряд
С бойкою продажей,
Грохот экипажей, –
Город солнцу рад.
 
 
Но в толпе шумливой,
Гордой и счастливой,
Вижу я стыдливой,
Робкой нищеты
Скорбные приметы:
Грубые предметы,
Темные черты.
 

18 марта 1896

«На гулких улицах столицы…»

 
На гулких улицах столицы
Трепещут крылья робких птиц,
И развернулись вереницы
Угрюмых и печальных лиц.
 
 
Под яркой маской злого света
Блестит торжественно глазет.
Идет, вся в черное одета,
Жена за тем, кого уж нет.
 
 
Мальчишки с песнею печальной
Бредут в томительную даль
Пред колесницей погребальной,
Но им покойника не жаль.
 

28-29 января 1896

«Живы дети, только дети…»

 
Живы дети, только дети, –
Мы мертвы, давно мертвы.
Смерть шатается на свете
И махает, словно плетью,
Уплетенной туго сетью
Возле каждой головы,
 
 
Хоть и даст она отсрочку –
Год, неделю или ночь,
Но поставит все же точку
И укатит в черной тачке,
Сотрясая в дикой скачке,
Из земного мира прочь.
 
 
Торопись дышать сильнее,
Жди – придет и твой черед.
Задыхайся, цепенея,
Леденея перед нею.
Срок пройдет – подставишь шею,
Ночь, неделя или год.
 

15 апреля 1897

«Иди в толпу с приветливою речью…»

 
Иди в толпу с приветливою речью
И лицемерь.
На опыте всю душу человечью
До дна измерь.
 
 
Она узка, темна и несвободна,
Как темный склеп,
И тот, кто час провел в ней неисходно,
Навек ослеп.
 
 
И ты поймешь, какое врачеванье
В окно глядеть
Из тьмы души на птичье ликованье
И сметь, и петь.
 

29 июля 1898

Недотыкомка серая

 
Недотыкомка серая
Все вокруг меня вьется да вертится –
То не Лихо ль со мною очертится
Во единый погибельный круг?
 
 
Недотыкомка серая
Истомила коварной улыбкою,
Истомила присядкою зыбкою,
Помоги мне, таинственный друг!
 
 
Недотыкомку серую
Отгони ты волшебными чарами,
Или наотмашь, что ли, ударами,
Или словом заветным каким.
 
 
Недотыкомку серую
Хоть со мной умертви ты, ехидную,
Чтоб она хоть в тоску панихидную
Не ругалась над прахом моим.
 

1 октября 1899

«Порой повеет запах странный…»

 
Порой повеет запах странный, –
Его причины не понять, –
Давно померкший, день туманный
Переживается опять.
 
 
Как встарь, опять печально всходишь
На обветшалое крыльцо,
Засов скрипучий вновь отводишь,
Вращая ржавое кольцо, –
 
 
И видишь тесные покои,
Где половицы чуть скрипят,
Где отсырелые обои
В углах тихонько шелестят,
 
 
Где скучный маятник маячит,
Внимая скучным, злым речам,
Где кто-то молится да плачет,
Так долго плачет по ночам.
 

5 октября 1898 – 10 февраля 1900

«Все эти ваши слова…»

 
Все эти ваши слова
Мне уж давно надоели.
Только б небес синева,
Шумные волны да ели,
Только бы льнула к ногам
Пена волны одичалой,
Сладко шепча берегам
Сказки любви небывалой.
 

2 июля 1909

«Поняв механику миров…»

 
Поняв механику миров
И механичность жизни дольной,
В чертогах пышных городов
Мы жили общиной довольной,
 
 
И не боялись мы Суда,
И только перед милым прахом
Вдруг зажигались иногда
Стыдом и острым страхом.
 
 
Возник один безумец там,
И, может быть, уже последний.
Он повторил с улыбкой нам
Минувших лет смешные бредни.
 
 
Не понимая, почему
В его устах цветут улыбки,
Мы не поверили ему.
К чему нам ветхие ошибки!
 
 
На берег моря он бежал,
Где волны бились и стонали,
И в гимны звучные слагал
Слова надежды и печали.
 
 
Так полюбил он мглу ночей
И тихо плещущие реки,
Что мест искал, где нет людей,
Где даже не было б аптеки.
 
 
И, умирая, он глядел
В небесный многозвездный купол,
Людей не звал, и не хотел,
Чтоб медик пульс его пощупал.
 

27 августа 1909, Шмецке

«Опять ночная тишина…»

 
Опять ночная тишина
Лежит в равнине омертвелой.
Обыкновенная луна
Глядит на снег, довольно белый.
 
 
Опять непраздничен и синь
Простор небесного молчанья,
И в глубине ночных пустынь
Все те же звездные мерцанья.
 
 
И я, как прежде, жалкий раб,
Как из моих собратьев каждый,
Все так же бледен, тих и слаб,
Все тою же томлюсь я жаждой.
 
 
Мечтать о дивных чудесах
Хочу, как встарь, – и не мечтаю,
И в равнодушных небесах
Пророчеств новых не читаю.
 
 
И если по ночным снегам,
Звеня бубенчиками бойко,
Летит знакомая всем нам
По множеству романсов тройка,
 
 
То как не улыбнуться мне
Ее навязчивому бреду!
Не сяду в сани при луне
И никуда я не поеду.
 

27 декабря 1910, Мустамяки

«Ты живешь безумно и погано…»

 
Ты живешь безумно и погано,
Улица, доступная для всех,
Грохот пыльный, хохот хулигана,
Пьяной проститутки ржавый смех.
 
 
Копошатся мерзкие подруги –
Злоба, грязь, порочность, нищета.
Как возникнуть может в этом круге
Вдохновенно-светлая мечта?
 
 
Но возникнет! Вечно возникает!
Жизнь народа творчеством полна,
И над мутной пеной воздвигает
Красоту всемирную волна.
 

18 сентября 1913, Петербург

«Стихия Александра Блока…»

 
Стихия Александра Блока –
Метель, взвивающая снег.
Как жуток зыбкий санный бег
В стихии Александра Блока.
Несемся – близко иль далеко? –
Во власти цепенящих нег.
Стихия Александра Блока –
Метель, взвивающая снег.
 

28 декабря 1913, Петербург

Валерий Брюсов

Валерий Яковлевич Брюсов (1873–1924) – русский поэт, один из основоположников символизма, прозаик, переводчик, литературный критик, драматург, историк.

Писал стихи с 8 лет, в 13 уже был уверен, что станет поэтом. Переворот в его понимании поэзии совершили французские символисты – юный Брюсов публикует ряд статей о них и издает первые символистские сборники в России «Русские символисты». Один из них включал и самое знаменитое декадентское одностишие «О закрой свои бледные ноги», объект многочисленных пародий и насмешек.

Дебютную книгу стихов Брюсов назвал «Chefs d’oeuvre» («Шедевры»), уведомив, что завещает ее «вечности и искусству». Он разрабатывал теорию символизма, руководил ведущим символистским издательством «Скорпион». От историко-мифологических образов в творчестве перешел к идеям урбанизма – фактически стал первым урбанистом в русской поэзии, воспевая городской пейзаж, как свой «отчий дом».

Творчество Брюсова отличало невероятное стилистическое разнообразие, эрудированность, даже энциклопедизм, и тяга к экспериментам. Это далеко не всеми приветствовалось – упреки в холодном экспериментаторстве и бездушии звучали регулярно. С выходом в 1904 году сборника «Urbi et Orbi» («Граду и миру»), в котором нарастают гражданские мотивы наряду с темами самообожания и эротомании, Брюсов стал признанным вождем русского символизма, настоящим литературным мэтром.

Валерий Брюсов

Периоды подражания Брюсову, который развивал разнообразные формы стихосложения и неточные рифмы, разрабатывал тонический стих и фигурную поэзию, переживали многие поэты, включая младосимволистов Александра Блока, Андрея Белого, Сергея Соловьева. Его огромный авторитет распространялся и на адептов других течений – акмеизма и футуризма. Возглавляемый им журнал «Весы» был самым представительным и авторитетным модернистским изданием. Стоя во главе Московского литературно-художественного кружка, он повлиял на становление целого поколения литераторов.

После революции, пытаясь идти в ногу со временем, Брюсов радикально обновил свою поэтику, нагрузив ее неологизмами (критики назвали этот период академическим авангардизмом). Однако «народные массы» к его творчеству остались равнодушны. В 1920-е годы основную энергию Брюсов направил на служебные обязанности – занимал директорские должности при книжной палате, Наркомпросе, Глапрофобре, возглавлял Всероссийский союз поэтов, стал профессором МГУ, создал Высший литературно-художественный институт – предшественник Литературного института имени Горького.

В 1923 году ему было присвоено почетное звание народного поэта Армении – за огромную работу по популяризации армянской культуры. Он выполнил множество переводов с армянского (большинство произведений переводилось впервые), подготовил несколько сборников и уникальный в своем роде труд «Летопись исторических судеб армянского народа».

Валерий Брюсов ушел из жизни в октябре 1924 года вскоре после празднования 50-летнего юбилея.

«О, закрой свои бледные ноги…»

 
О, закрой свои бледные ноги.
 

3 декабря 1894

Творчество

 
Тень несозданных созданий
Колыхается во сне,
Словно лопасти латаний
На эмалевой стене.
 
 
Фиолетовые руки
На эмалевой стене
Полусонно чертят звуки
В звонко-звучной тишине.
 
 
И прозрачные киоски,
В звонко-звучной тишине,
Вырастают, словно блестки,
При лазоревой луне.
 
 
Всходит месяц обнаженный
При лазоревой луне…
Звуки реют полусонно,
Звуки ластятся ко мне.
 
 
Тайны созданных созданий
С лаской ластятся ко мне,
И трепещет тень латаний
На эмалевой стене.
 

1 марта 1895

Юному поэту

 
Юноша бледный со взором горящим,
Ныне даю я тебе три завета:
Первый прими: не живи настоящим,
Только грядущее – область поэта.
Помни второй: никому не сочувствуй,
Сам же себя полюби беспредельно.
Третий храни: поклоняйся искусству,
Только ему, безраздумно, бесцельно.
Юноша бледный со взором смущенным!
Если ты примешь моих три завета,
Молча паду я бойцом побежденным,
Зная, что в мире оставлю поэта.
 

15 июля 1896

«Как царство белого снега…»

 
Как царство белого снега,
Моя душа холодна.
Какая странная нега
В мире холодного сна!
 
 
Как царство белого снега,
Моя душа холодна.
Проходят бледные тени,
Подобны чарам волхва,
 
 
Звучат и клятвы, и пени,
Любви и победы слова…
Проходят бледные тени,
Подобные чарам волхва.
 
 
А я всегда, неизменно,
Молюсь неземной красоте;
Я чужд тревогам вселенной,
Отдавшись холодной мечте.
Отдавшись мечте – неизменно
Я молюсь неземной красоте.
 

23 марта 1896