Литература

Огден Т. Мечты и интерпретации. М.: Класс, 2001.

Сигал Х. Функция сновидений. Психология сновидений и развитие психоаналитического метода // Современная теория сновидений / Ред. С. Фландерс. М.: АСТ, 1999.

Спаньярд Д. Значение явного содержания сновидения для его интерпретации. Психология сновидений и развитие психоаналитического метода // Современная теория сновидений / Ред. С. Фландерс. М.: АСТ, 1999.

Bion W. R. Learning from Experience. London: Heinemann. 1962.

Fonagy P. Dreams of Borderline Patients. In Dreaming and Thinking / Ed. by R. J. Perelberg. Karnac, 2003.

Freud S. New Introductory Lectures on Psychoanalysis. N. Y., 1933.

Khan M. Dream Psychology and evolution of the psychoanalytic situation // The Dream Discourse Today / Ed. by S. Flanders. London: Routledge, 1993.

Sedlak V. The Dream Space and Counter-transference // Dreaming and Thinking / Ed. by R. J. Perelberg. Karnac, 2003.

О некоторых способах производства «застоя» (психоаналитический взгляд на кризис среднего возраста)^[1]
В. А. Зимин

Большинство пациентов, обращающихся за помощью к психоаналитику, – люди среднего возраста, иногда они сами формулируют свою проблему как кризис среднего возраста. Но, к сожалению, психоаналитической литературы об этом мало. Когда я заинтересовался этой темой и заглянул в PEP^[2]-архив, в котором содержится 59000 статей, то, к большому удивлению, я обнаружил всего лишь 10 статей, в названии которых упоминалось словосочетание «кризис среднего возраста», хотя во многих статьях, посвященных клиническим вопросам психоанализа, описаны случаи пациентов, находящихся именно в среднем возрасте. Возможно, такое недостаточное внимание к этой проблеме связано с тем, что большинство аналитиков переживает этот период своей жизни, будучи кандидатами, проходя собственный тренинг-анализ.

В каком-то смысле психоанализ – это творческий продукт кризиса среднего возраста З. Фрейда. Из его переписки с Флиссом хорошо известно, что, приближаясь к своему сорокалетию, Фрейд переживал серьезный личностный кризис. Переписка с Флиссом пронизана, как лейтмотивом, глубоким чувством одиночества, выражением глубоких сомнений в собственной продуктивности, сильным страхом смерти. К этому времени он уже успел стать отцом шестерых детей, утвердиться в профессии (он уже был соавтором «Исследований истерии»), и даже достичь некоторого социального положения в обществе. В этот период, страдая от довольно серьезной депрессии, которая началась на фоне горевания по отцу, Фрейд начинает реализовывать свой творческий проект и в период с 1896 по 1905 гг. совершает свои самые выдающиеся открытия: бессознательное, теория сновидений, роль инфантильной сексуальности и эдипова комплекса в этиологии неврозов.

Движение глубинных пластов психики можно сравнить с движением тектонических плит земной коры. Они происходят постоянно и большую часть времени могут быть незаметны для неискушенного наблюдателя. В течение одного дня или даже психоаналитического сеанса мы можем наблюдать относительно небольшие колебания глубинных психических структур: параноидно-шизоидной и депрессивной позиции (я использую здесь модель циклов психического развития и регрессии, предложенную Р. Бриттоном в 1998 г.). Однако мы знаем, что существуют особые периоды в жизни любого человека, когда эти движения глубинных структур приводят к трансгрессивным динамическим всплескам, которые влекут за собой существенные и часто необратимые изменения, радикально меняющие психический ландшафт личности. Одним из таких периодов является середина жизни, которая сопровождается переживанием глубокого личностного кризиса – кризиса среднего возраста.

На мой взгляд, для адекватной оценки структуры кризиса среднего возраста необходимо учитывать два взаимодополняющих взгляда. Во-первых, насколько решены задачи эпигенетического жизненного цикла, описанного Э. Эриксоном (2000), во-вторых, каковы уже сложившиеся бессознательные способы защиты и проработки параноидной и депрессивной тревог, позволяющие преодолевать циклические колебания глубинных психических структур.

Эпигенетическая концепция развития базируется на представлении о том, что каждая стадия жизненного цикла наступает в определенное для нее время – в сенситивный период, а также, что полноценно функционирующая личность формируется только путем прохождения в своем развитии последовательно всех стадий. Переход с одной стадии на другую сопровождается кризисом – поворотным моментом в жизни индивида, который возникает как следствие достижения определенного уровня психологической зрелости и социальных требований. Каждая из восьми стадий жизненного цикла характеризуется специфичной именно для этой стадии эволюционной задачей. Напомню эти задачи: доверие-недоверие, автономия-стыд, инициатива-вина, трудолюбие-скука, идентичность-смешение ролей, близость-изоляция, генеративность-стагнация, целостность-отчаянье.

Сензитивный период – чрезвычайно важен. Его можно представить в качестве особого портала для максимальной реализации преконцепции, которая в зачаточной форме была сформирована на предшествующих стадиях развития в процессе реализации других жизненных задач. Конечно, каждая из задач жизненного эпигенетического цикла реализуется в свой сензитивный период лишь отчасти. В трудные периоды эти задачи могут вновь становиться чрезвычайно актуальными.

С точки зрения кляйнианской теории, развитие представляет собой прогрессивное колебательное движение от параноидно-шизоидной к депрессивной позиции в каждой новой ситуации. Первой идет инфантильная параноидно-шизоидная позиция, которая в свое время эволюционирует в инфантильную депрессивную позицию. В наиболее здоровом варианте развития на смену нормальной депрессивной позиции приходит нормальная пост-депрессивная параноидно-шизоидная позиция, которая представляет собой некоторый развитийный период перемен. Это состояние нормальной дезинтеграции, за которой следует реинтеграция жизненного опыта, необходимого для решения и проработки текущих эволюционных задач. Регрессия же представляет собой уход в психическое убежище защитной патологической организации – «попытка остаться на месте в мире-потоке».

Как я уже отметил, при оценке каждого конкретного случая полезно использовать две взаимодополняющие модели развития: схему реализации жизненных задач эпигенетического цикла, описанную Эриксоном, и кляйнианскую теорию познания. С этой бинокулярной точки зрения, реализация каждой жизненной задачи эпигенетического цикла зависит от способности выдерживать параноидную и депрессивную тревогу и, в конечном счете, от фазы и степени проработки депрессивной позиции. С другой стороны, степень реализации жизненных задач позволяет перевести качество проработки этих ранних тревог на более глубокий уровень. Таким образом, кризис мы можем рассматривать как тектонический сдвиг, усиливающий амплитуду колебаний между параноидно-шизоидной и депрессивной позицией. Он будет начинаться с переживания неопределенности и развиваться к постепенному осознанию необратимости изменений, которые на бессознательном уровне будут либо ассоциироваться с угрозой преследования, либо переживаться как потеря. В зависимости от этой бессознательной интерпретации будут задействованы свойственные данному индивиду способы защиты и проработки.

Попробуем в самых общих чертах рассмотреть с этой бинокулярной точки зрения развитие личности во взрослом возрасте. Хотя Эриксон в большей степени описывает внешнюю и, скорее, социальную сторону объектных отношений, мы можем предположить, что эта внешняя сторона отражает их внутреннюю динамику.

Главной задачей подросткового периода Эриксон считал формирование идентичности. В этот период ребенок, обретя взрослое тело, стремится найти свое новое взрослое Я. Наихудший исход подросткового периода – это провал в интеграции идентичности, по Эриксону – смешение ролей. Это смешение ролей является следствием проективной идентификации, главная характеристика которой – стремление нивелировать отдельность Я и объекта.

Элиот Жак в своей классической работе «Смерть и кризис среднего возраста» (Jaques, 1965), сравнивая подростковый кризис и кризис среднего возраста, предположил, что в подростковом возрасте задача заключается в том, чтобы вновь проработать тревоги параноидно-шизоидной позиции. В самых драматичных случаях, как мы хорошо знаем, срыв в интеграции идентичности ведет к психозу. Это наиболее разрушительный исход подросткового кризиса. В период же прохождения кризиса среднего возраста с новой силой оживают депрессивные тревоги. И главным риском неудачного разрешения кризиса среднего возраста Элиот Жак считает депрессивный срыв, с его наиболее опасными вариациями: суицид, усиление аддикций и соматизация.

Вернемся к подростковому возрасту. Даже при самом благополучном развитии задача интеграции идентичности выполнима лишь частично. Можно предположить, что какая-то часть Я (наиболее архаичные идентификации с частичными объектами) не может быть интегрирована в зрелую версию себя. Судьба этих неинтегрированных частей – уход в «подполье» (изоляцию). Эти неинтегрированные части Я и объектов остаются в спутанном состоянии. Главным способом коммуникации внутри этой отторгнутой зоны – некоторого закрытого пространства, клауструма, в терминологии Д. Мельтцера (Meltzer, 2008) – остается проективная идентификация.

Задача следующей фазы развития: близость против изоляции. При благоприятных условиях молодой взрослый с достаточно хорошо интегрированной идентичностью может установить близость с объектом. Близость обязательно предполагает репрезентацию границ, которые непрерывно формируются как в процессе отношений с реальным объектом, так и во внутрипсихическом плане. Другая важная характеристика близости – разделяемая интимность: сохраняющаяся способность к слиянию без сильного страха утраты идентичности. Эта способность устанавливать глубокий контакт с объектом обеспечивает некоторый канал для дальнейшей постепенной проработки отторгнутых, изолированных частей Я, которые не смогли стать интегрированными в пубертате. В отношениях с внешним объектом таким каналом является, в первую очередь, сексуальная жизнь. В отношениях с внутренним объектом – пространство сновидений. Можно предположить, что, если на предыдущей фазе человеку не удалось сформировать относительно устойчивую и интегрированную версию взрослого Я, то отторгнутые части Я, которые остаются в спутанном состоянии, могут интрузивно проецироваться во внешний объект, вызывая либо клаустрофобическую, либо агарофобическую реакции.

Эта ситуация будет сильно осложняться страхом перед зачатием и рождением новой жизни. Страхом перед тем, как писал Эриксон, что «интимность выйдет наружу» и родится ребенок-монстр, который может разрушить сексуальную родительскую пару. Тогда плод и забота о нем будут репрезентировать ужасную внутреннюю ситуацию, в которой отторгнутые части себя и обломки плохих объектов пребывают в спутанном хаосе проективной идентификации.

В том случае, если отношения с объектом (внешним и внутренним) в целом удовлетворяющие, они, как правило, приносят свои плоды. И тогда перед индивидом встает новая задача: генеративности, которая тесным образом связана с проблемой продуктивности и креативности. С точки зрения Эриксона, главная эволюционная задача этой фазы – это забота о следующем (возможно, и об уходящем) поколении. В более широком смысле – это забота не только о детях и стареющих родителях, но и способность взращивать плоды своей любви и творческого труда во всех смыслах. Эриксон писал о том, что «способность потерять себя во встрече тел и сознаний ведет к последовательной экспансии «эго-интересов» и к либидному вкладу в то, что нарождается.