Развитие капитализма в сельском хозяйстве Германии по-прежнему определялось «прусским путем». В конце XIX в. 2/3 сельских хозяев Германии владели участками земли меньше гектара, и их владения составляли только 5,6 % сельскохозяйственных угодий. В сущности, это были сельскохозяйственные рабочие с землей. Мелкие хозяйства не могли прокормить владельцев, но позволяли платить им пониженную заработную плату. Такие работники были привязаны к своим хозяйствам и не могли кочевать в поисках более высокого заработка. Их прожиточный минимум складывался из суммы заработка и дохода от натурального хозяйства.
54,4 % сельскохозяйственных угодий в Германии принадлежало юнкерам и крупным фермерам, каждый из которых имел свыше 20 га земли. На базе этих хозяйств и происходил агротехнический прогресс.
За период с 1870 по 1912 г. урожайность зерновых здесь выросла на 33–50 %. В пять с лишним раз увеличились сборы картофеля и сахарной свеклы. Поголовье свиней с 1872 по 1912 г. выросло с 7 до 22 млн голов. И все же сельское хозяйство Германии не могло обеспечить растущую промышленность продовольствием и сырьем, поэтому Германия была вынуждена ввозить сырье и продовольствие из-за границы.
Естественно, промышленники были заинтересованы в протекционистских пошлинах, закрывающих германский рынок от чужих промышленных товаров. И протекционизм стал успешно проводиться с 70-х гг. Но промышленники были заинтересованы и в притоке дешевого хлеба из России. Дешевый хлеб позволял понизить уровень заработной платы. Но юнкера совсем не хотели, чтобы импорт дешевого хлеба понизил цены на продовольствие и сокращал их доходы. Наибольшей остроты столкновения аграриев и промышленников достигли в 90-х гг., когда юнкера стали в оппозицию правительству по этому вопросу. «Господа! Оппозиция прусских дворян против короля – это же бессмыслица!» – удивлялся Вильгельм II [2, с. 376]. Чтобы сохранить мир, в 1897 г. промышленники согласились с введением протекционистских пошлин на сельскохозяйственные продукты.
Это соглашение о таможенных пошлинах стало одним из проявлений политики «сплочения» господствующих классов, которую германское правительство проводило в предвидении будущей войны. Особенно активно это «сплочение» стало действовать в период усиления колониальных захватов и реализации военно-морской программы Тирпица. Эту активизацию агрессивной внешней политики проводило правительство, которое было в руках юнкеров. Но в колониях нуждались не столько юнкера, сколько буржуазия, и гонка вооружений обеспечивала выгодные военные заказы тоже буржуазии. Поэтому буржуазия активно поддерживала действия правительства, хоть правительственный аппарат по своему составу не был буржуазным.
Германским капиталам было уже тесно в Германии. Образуется излишек капитала, который не находит применения внутри страны, и Германия начинает вывозить капитал. К концу XIX в. германские капиталовложения за границей составляли 15 млрд марок – в три раза меньше английских и в полтора раза меньше французских. К началу мировой войны германские внешние капиталовложения выросли до 35 млрд, но они и теперь были вдвое меньше английских и составляли 2/3 от французских. Из Франции вывозилось до 75 % накопленных капиталов и только 25 % вкладывалось в хозяйство Франции, а из Германии вывозилось только 20 % накопленных капиталов. Немецкие капиталы на мировых рынках сталкивались с конкуренцией английских и французских, уже ранее занявших сильные позиции. Правда, в другие страны Европы Германия вывозила больше капиталов, чем Англия, но это лишь подчеркивало узость сферы приложения капиталов за пределами Европы. Германии были нужны колонии.
Правда, Германия имела колонии главным образом в Африке. Территория германских колоний накануне мировой войны составляла 3 млн квадратных километров, а их население – 12,3 млн человек. Но английские колониальные владения были в 10 раз больше – 30 млн кв. км, а их население – даже в 32 раза больше – 377 млн человек. Германия опоздала к разделу колоний. По выражению Е. Тарле, ей достались лишь «остатки и обрывки».
На рубеже XX столетия канцлер Бюлов говорил в рейхстаге: «Мы не потерпим, чтобы какой-нибудь чужеземный Юпитер говорил нам: «Что делать, мир уже поделен». Стоять пассивно в стороне, как это мы часто делали раньше, мечтательно уклоняться, в то время как другие делят между собой сладкий пирог, мы не можем и не хотим». Германия предпринимает несколько колониальных авантюр, захватывая уже почти занятые другими колонии. Каждый раз мир висит на волоске. Об одном из таких событий Марк Твен писал: «Германия присмотрела добрый кусок Центральной Африки, где уже развевался английский флаг и всюду были разбросаны английские миссии и английские фактории, но, правда, были упущены некоторые формальности – отсутствовали дощечки с надписями «На траву не ступать», «Посторонним вход воспрещен» и т. д.; поэтому она вошла туда с холодной, спокойной улыбкой, сама расставила дощечки и без лишних разговоров выгнала оттуда англичан… Конечно, это была беспримерная наглость, однако Англии пришлось с ней примириться».
Колониальные захваты Германии начинались обычно с того, что частная компания приобретала определенную территорию, затем возникал конфликт с местным населением или колониальными властями других стран, у берегов появлялась германская эскадра и устанавливался германский протекторат, обычно охватывавший и соседние земли.
В 1883 г. немецкий коммерсант Людериц купил у местного вождя в Юго-Западной Африке небольшую часть побережья. Но администрация английской Капской колонии считала эту землю зоной своего влияния. Людериц попросил у Бисмарка защиту. Владения Людерица были объявлены протекторатом Германии, а немецкие корабли подняли германские флаги на всем побережье Юго-Западной Африки далеко за пределами владений Людерица.
Два немецких банкира объявили своей собственностью часть Новой Гвинеи. Там тоже появились германские военные корабли и был установлен германский протекторат. Убийство двух миссионеров в Китае послужило предлогом для захвата бухты Цзяо-Чжоу (Кьяо-Чао) и острова Циндао.
Но чем меньше оставалось таких спорных «обрывков», тем труднее давались Германии колониальные захваты. Знаменитый «прыжок пантеры» не оправдался. Марокко было зоной интересов Франции. В 1911 г. германская канонерка «Пантера» была направлена в марокканский порт Агадир под предлогом защиты интересов находившихся там германских предпринимателей. Но на этот раз пришлось отступить, потому что английское правительство заявило о готовности всеми средствами поддержать французские притязания на Марокко.
Малые размеры германских колониальных владений не уменьшали масштабов жестокостей колониализма. Когда в Юго-Западной Африке восстали племена гереро и готтентотов, их подавление вылилось в такое методичное истребление всего населения (из 200 тыс. готтентотов осталось лишь 50–60 тыс.), что даже рейхстаг взбунтовался и в 1906 г. был распущен канцлером.
Раскол Европы на две враждующие коалиции произошел отнюдь не сразу. Бисмарк видел главного противника во Франции. Было очевидно, что захват Эльзаса и Лотарингии и огромная контрибуция чреваты реваншем. Франция не успокоится, пока не нанесет ответного удара. И Бисмарк, который больше всего боялся войны на два фронта, стремился не допустить союза Франции с Россией, укреплять дружбу с восточным соседом. Не случайно именно Берлин был центром размещения российских внешних займов. По свидетельству одного из его приближенных, канцлер стремился восстановить Россию против Франции, «как страны Коммуны и красных вообще» [2, с. 404].
Плодом его усилий стал союз трех императоров – российского, австрийского и германского – заключенный в 1873 г. Поскольку между двумя участниками этого союза, Россией и Австрией, были противоречия на Балканах, Бисмарк мог выступать в качестве арбитра между ними.
И все же конечным итогом политики «железного канцлера» стало заключение тройственного союза Германии, Австрии и Италии в 1882 г.: к этому времени уже стали очевидными контуры будущей Антанты, и надо было собирать силы для противостояния ей.
Бисмарк не мог ужиться с новым кайзером Вильгельмом Ни в 1890 г. подал в отставку. Внешнеполитические действия нового кайзера были сумбурными и вносили сумятицу в европейские дела, ускоряя развязывание войны. С одной стороны, он стремился нейтрализовать Россию, повернув ее активность на Восток. В 1895 г. в послании Николаю Нон писал, что «для России великой задачей будущего является дело цивилизации Азиатского материка и защиты Европы от вторжения великой желтой расы» [2, с. 435]. С другой стороны, в 1898 г. в Палестине он объявил себя покровителем всех мусульман. Это высказывание было связано со строительством Багдадской железной дороги, которое затрагивало интересы как Англии, так и России.
Но кульминацией стала военно-морская программа Тирпица 1900 г., которая намечала построить за восемь лет второй по величине в мире военный флот. Главное было не в том, что этот флот должен был стать вторым по величине, а в том, что флот «владычицы морей» Англии сразу терял прежнее превосходство: построенные до этого корабли Англии оказывались морально устаревшими по своим техническим характеристикам. И было совершенно очевидно, что эта сила направлена именно против Англии: с Францией и Россией у Германии были сухопутные границы, и для войны с ними надо было укреплять сухопутные вооруженные силы.
Бисмарк больше всего боялся войны на два фронта. Но к 1906 г. германский генеральный штаб разработал план Шлиффена, план войны на два фронта. Согласно этому плану германская армия должна была сначала нанести удар по Франции, стремительно разгромить ее вооруженные силы, а затем всю мощь направить против России. А так как на границах Франции находились сильные укрепления, которые было невозможно преодолеть одним броском, этот решающий удар намечалось нанести через территорию нейтральной Бельгии, во фланг французских войск. Этот план и был приведен в исполнение, только одним ударом Францию разгромить не удалось, а на Восточном фронте Германия завязла в длительной позиционной войне. Бисмарк был прав: война на два фронта оказалась гибельной для Германии.
Военно-морская программа Тирпица ослабила превосходство британского флота, но не ликвидировала его. К тому же в этой войне решающую роль играли не морские сражения, в которых могло проявиться техническое превосходство новых германских кораблей, а морская блокада, действия против мирных транспортов, доставляющих противнику хозяйственные грузы. Такой транспорт был беззащитен даже против устаревшего миноносца.
Перед войной Германия ввозила значительную часть продовольствия из России, но теперь этот источник закрылся. Морские порты были блокированы британским флотом, сосредоточенным у берегов Германии. Правда, Германия тоже топила морские суда, которые шли в Англию, но перекрыть все пути, ведущие в страны Антанты с востока и запада, она была не в состоянии. Германии не хватало собственного продовольствия. Началась «голодная блокада».
В 1915 г. была введена хлебная норма – 225 г муки в день на человека, а в 1916 г. – карточки на масло, мясо, картофель. Урожай зерна 1916 г. не обеспечивал даже этих голодных норм, поэтому в 1917 г. хлебная норма была сокращена до 170 г. В 1916 г. сбор картофеля упал вдвое. Картофель стали заменять брюквой, и голодная зима 1916/17 гг. получила название «брюквенной зимы».
Блокировался подвоз не только продовольствия, но и сырья, в том числе и сырья для военной промышленности. При Военном министерстве был создан «Военно-сырьевой отдел», который ввел реквизиции сырья на военные нужды. У населения забиралась металлическая утварь, посуда и даже дверные ручки. Естественно, это не могло спасти положения, и с 1916 г. началось падение промышленного производства, которое стало одним из факторов поражения Германии.
Во время войны главным покупателем и заказчиком промышленной продукции стало государство. В этих условиях роль государственной власти в экономике многократно увеличилась. В Германии был создан централизованный государственный аппарат управления хозяйством, который стал прообразом государственной системы управления экономикой в гитлеровской Германии.
О проекте
О подписке