11-го возвратились в Петербург его королевское высочество в карете, а царь и царица водою, со всею флотилиею. Его высочество из Стрельны-мызы ездил с царским маршалом (Олсуфьевым) на дачу последнего, где со всею своею свитою должен был очень много пить, и оттуда уже отправился домой в карете царицы.

12-го его высочество весь день оставался дома, потому что чувствовал еще усталость после совершенной поездки.

13-го один из моих хороших приятелей, бригадир Ранцау, который был в числе ездивших в Кронслот, рассказал мне следующее об этой поездке.

Отплыв из Петербурга 30 июля, в 11 часов утра, они, по причине слабого ветра, прибыли в Кронслот только часов в 6 или 7 вечера и остановились там в доме великого адмирала Апраксина.

31 июля царь показывал его высочеству и нашей свите сперва три большие окруженные больверком гавани, где стоят корабли, потом большую кронслотскую батарею, обращенную к морю. После того они поехали на нескольких шлюпках в собственно так называемую крепость Кронслот, которая окружена со всех сторон водою, а оттуда, осмотрев ее, к двум стоявшим вблизи бомбардирским галиотам. Когда они взошли на первую, царь опять сам все показывал и объяснял его высочеству. Он думал сначала, что она та самая, на которой было приказано им устроить все для увеселения герцога; но узнав, что для того приготовлена другая галиота, поспешно отправился на нее, и там в присутствии его высочества бросали разные бомбы. После всего этого они возвратились в Кронслот, откуда царь спустя несколько времени поехал с небольшою свитою в Петергоф. В его отсутствие князь Меншиков в тот же день угощал его высочество и всю нашу свиту. Вечером царский маршал Олсуфьев сказал тайному советнику Бассевичу, что так как его высочество взял с собою своих поваров, то им можно приказать требовать всю нужную провизию, которая готова к их услугам. Поэтому герцог на другой день, 1 августа, угощал всех русских министров, при чем очень много пили. Рано утром князь Меншиков уезжал в свое поместье Ораниенбаум; однако еще до обеда приехал назад и участвовал в пиршестве. Его величество царь вечером возвратился из Петергофа в Кронслот и на следующий день, 2 августа, в 7 часов утра, прислал к его высочеству графа Пушкина с приглашением приехать на флот, для чего и были приведены два судна, потому что царь находился уже на яхте. Пушкин думал, что его величество на несколько дней поедет к флоту, и просил герцога не брать с собою других вещей, кроме постельного белья, говоря, что его высочество будет иметь особую яхту, где найдет все удобства для себя и для шестерых или семерых кавалеров, и что для остальных и для прислуги приготовлены еще два судна. Кроме того, он имел поручение сообщить его высочеству, чтоб он и его свита были без шпаг, потому что и сам государь оставит при себе только небольшой кортик. Требование этот тотчас же было исполнено как его высочеством, так и всею свитою. Герцог отправился на транспортное судно, т. е. на прекрасную яхту «Принцесса Анна», где его встретили царский маршал и капитан яхты, который немедленно снялся с якоря и направился к флоту, находившемуся в 30 верстах от Кронслота. Во время плавания его высочество обедал на яхте со всеми русскими вельможами. Царь потом также присоединился к ним. Около 6 часов вечера они подошли к месту, где стояли корабли, и бросили якорь, после чего его величество царь с его высочеством объехали на шлюпке вокруг всего флота, состоявшего из 18 линейных кораблей^[18] и 3 фрегатов, которые были расположены в виде треугольника кормою или задом наружу, а носом внутрь. Проезжая мимо каждого из них, царь пил за здоровье капитанов, стоявших у кормы своих кораблей. Совершив весь круг, они возвратились на транспортную яхту. Здесь царь простился с герцогом и поехал опять к флоту, а его высочество остался на ней и провел весь вечер один с своею свитою, что пришлось очень кстати после вчерашней пирушки. Я забыл сказать, что когда они подъехали к флоту, с него раздался сигнальный пушечный выстрел, после которого в один миг все корабли украсились бесчисленным множеством маленьких и больших разноцветных флагов и вымпелов; эффект был удивительный, тем более что вслед за другим выстрелом их так же быстро опять опустили. На следующий день, 3 августа, утром, его высочество получил через молодого Трубецкого приглашение приехать на царский корабль «Ингерманландия». С прибытием туда герцога все якоря по данному сигналу были подняты, и царь объявил его высочеству, что хочет повеселить его морскими маневрами, для которых, чтобы иметь более места, необходимо выйти далее в открытое море. Корабли двинулись на несколько верст вперед без особенного порядка; но подойдя к месту, где должно было происходить сражение, они выстроились в две линии, по 9 кораблей на каждой. Царь командовал правою, а князь Меншиков левою. Его величество в качестве командующего находился на среднем корабле, пятом в линии, и держался прямо против пятого же другой линии. Все сигналы подавались с этих двух адмиральских кораблей посредством вымпелов или флагов, из которых каждый имеет свое значение и тотчас же поднимается и на других кораблях. Для хранения сигнальных флагов сделаны, говорят, особые ящики, на которых они, для скорейшего их приискания, нарисованы в миниатюре. Кроме того, при них на кораблях вывешивается еще доска, где они также все нарисованы, и где находится объяснение каждого на русском и голландском языках. По ней наша свита при появлении сигналов могла сейчас видеть, в чем заключалась воля царя, и что он приказывал кораблям. Этот флот, составленный из двух линий, маневрировал более часа, сопровождая свои движения то ружейными, то пушечными залпами. Во всем сохранялся удивительный порядок, и зрители имели много удовольствия, тем более, что дым от сильной пальбы не приходил на их сторону, и что ядер и пуль нечего было опасаться. По окончании этого великолепного увеселения корабли стали опять возвращаться туда, где стояли на якорях, и тут можно было видеть, который из них шел лучше, потому что на каждом употреблялись все усилия, чтобы придти вовремя на прежнее место. В продолжение маневров и морского сражения они должны были поднимать и направлять свои паруса смотря по тому, какой требовался ход, чтобы постоянно оставаться друг против друга; но на обратном пути каждому из них предоставлена была свобода делать все возможное для обгона других. Царь, говорят, приказал арестовать нескольких флотских капитанов за то, что они в сражении иногда не совсем держались в линии; но на другой день их освободили. По этому случаю у государя был сильный спор с контр-адмиралом Сиверсом, который слишком горячо принял сторону офицеров и приписывал недоразумения отчасти ему самому. Все присутствовавшие не могли надивиться терпению его величества во время этого спора.

На другой день, 4 августа, его величество царь был с его высочеством на 6 или 7 военных кораблях, где сам все показывал и объяснял. В этот день много пили, потому что на каждом корабле были угощения. От них будто бы даже и наш герцог был порядочно навеселе.

5 августа они уехали с флота и к вечеру возвратились в Крон-слот, а на другой день, 6 августа, со всею флотилиею, состоящею из 80 или 90 судов, оставили Кронслот и около полудня прибыли в Ораниенбаум, откуда царь вечером уехал вперед в Петергоф.

7 августа, в час пополудни, его высочество со всею флотилиею отплыл в Петергоф. Он прибыл туда благополучно и был очень хорошо принят.

8 августа их величества (царица, не участвовавшая в поездке, выехала в Петергоф навстречу царю) ездили за 23 версты оттуда в имение великого канцлера Головкина, где готовилось прорытие трех маленьких речек для проведения воды в резервуары петергофских фонтанов. Царь и знатнейшие русские вельможи собственноручно открыли работы, и притом так, что его величество прежде всех приложил к земле заступ. В этот день все общество собиралось у великого канцлера, который угощал его, но не роскошно, потому что, несмотря на свое богатство, чрезвычайно скуп. У него, говорят, есть там странная лошадь, которую по приказанию царя выводили и показывали его высочеству: она двуполая, но ржет как жеребец.

9 августа осматривали Монплезир и остальную часть Петергофа. На следующий день, 10 августа, все поехали сухим путем в Стрельну-мызу, где осматривали строящийся новый дворец и находящийся при нем сад, а потом весело пировали. После обеда его величество царь, его высочество и вся их свита ездили верхом осматривать окрестности и круглое место, с которого видны 12 аллей (но там, говорят, есть еще другое место, где сходятся 16 аллей). На этой прогулке посланник Штамке, бывший очень навеселе, имел несчастье упасть с лошади и так повредить себе ногу, что и до сих пор еще не оправился.

11 августа, в последний день поездки, их величества царь и царица со всею свитою отплыли в Петербург, где возвращение флотилии было приветствовано пушечною пальбою с крепости, а его высочество с своими кавалерами и с маршалом Олсуфьевым отправился в каретах царицы и приехал в Петербург почти в одно время с флотилиею. Дорогой они обедали на даче, принадлежащей маршалу, где так сильно пили, что некоторые из наших кавалеров вечером возвратились домой порядочно пьяные. В Стрельне царь подарил герцогу прекрасного иноходца, на котором его высочество ездил верхом на вышеупомянутую прогулку. Этим окончился рассказ моего приятеля…

14-го я переехал к тайному советнику Бассевичу, у которого в доме было довольно места. Прежняя моя квартира была и скучна, и дурна. После обеда приезжал царский маршал Олсуфьев и просил нашего герцога пожаловать к нему на другой день обедать. Его высочество не мог отказаться, особенно когда узнал, что царь и царица также там будут…

25-го капитан Курке, который был женат на одной из сестер моего покойного отца, простился со мною и отправился опять в Казань, где стоит его полк. Его присылали сюда на короткое время с казенными деньгами и с какою-то просьбою. Прежде он находился в шведской службе, но потом вместе с многими другими офицерами по необходимости должен был вступить в здешнюю. Родом он, если не ошибаюсь, лифляндец и уже немолод, но человек очень приятный и добрый…

29-го его высочество был после обеда у князя Репнина, приехавшего сюда недавно из Риги. В этот день я с придворным проповедником и с асессором Сурландом ходил в царскую Кунсткамеру, собранную его величеством царем с большими издержками и заключающую в себе множество замечательных предметов по части естественной истории и других^[19]. Там между прочим находится живой человек без половых органов, вместо которых у него род грибообразного нароста, похожего на коровье вымя и имеющего посредине мясистый кусок величиною в талер, откуда постоянно выходит густая моча. К наросту, для сохранения в чистоте белья, привязан пузырь, куда она стекает. Все это до того отвратительно, что многие вовсе не могут видеть бедняка. Поэтому легко себе представить, каково ему. Впрочем, он свеж и здоров, рубит дрова и исправляет разные другие работы; но жить должен в особой комнате, потому что распространяет от себя невыносимый запах. Человек этот, как говорят, из Сибири, и родители его зажиточные простолюдины. Он охотно дал бы сто рублей и более, чтобы только получить свободу и возвратиться на родину, откуда родственники должны были выслать его вследствие царского указа^[20], повелевающего препровождать в Петербург из всего государства все неестественное и неизвестное в каком бы то ни было роде. Губернаторам предписано точно исполнять его под страхом тяжкого наказания. Вот почему здесь набрано такое множество предметов по части естественной истории и самых разнообразных уродов. Между анатомическими препаратами находятся и собранные в Амстердаме знаменитым доктором Рюйшем (Ruysch), которые царь купил у его наследников за 10 000 рублей^[21]. В Кунсткамере расставлено большое количество сосудов, в которых сохраняются в спирту всякого рода звери, птицы, рыбы, змеи и тому подобные, также разные части человеческого тела, целые трупы, уроды, зародыши обоего пола. Далее показываются все артерии и нервы человеческого тела, сделанные из цветного воску. Между многими другими подобными предметами я особенно заметил голову, в которой превосходно сделаны из красного воску все артерии, изображающие сложное устройство мозга, потом – постепенное развитие человеческого зародыша от первого зачатия. В сосудах, наполненных спиртом, можно видеть: матку, перед отверстием которой лежит младенец с совершенно образовавшимися головою и лицом, множество младенцев, вырезанных из утробы, с кожей и без кожи, человеческого урода с одною головою, но двумя лицами, много других уродов с двумя головами, четырьмя руками, четырьмя ногами, многими пальцами и т. д.; постепенное видоизменение лягушек и их зарождение из головастиков; животное pigritia (названное так по причине медленности его на ходу – оно может делать не более 20 шагов в день) с короткими ногами и широкою мордою, обросшею волосами^[22]; особенный род лягушек, рождающихся из спины самки, что и видно на одной из них, очень широкой, из которой выходят до 20 детенышей, частью до половины, частью только головою; еще одно большое животное, называемое philander (с белою шерстью, похожее на молодую кошку), у которого под брюхом род мешка, куда оно собирает своих детенышей, когда переходит или переплывает с места на место (в этом мешке и было их несколько)^[23], и мн. друг. Мы осматривали еще шкаф, наполненный сосудами с partes genitales feminae^[24] разной величины, и другой – с восковыми изображениями partium genitalium viri^[25], из которых можно видеть, что нижняя, мясистая их часть состоит только из нервов; потом видели взрезанную утробу, с большою кишкою внизу и пузырем вверху, где все артерии сделаны из красного воску, и полный foetus (зародыш) в его естественном положении. Кроме того, нам показывали свинью с человеческим лицом (обросшим, впрочем, щетиною), которую только недавно привезли сюда из-за Москвы миль за 100^[26]. Наконец мы видели нескольких живых мальчиков, имеющих на руках и на ногах только по два пальца, которые похожи на клешни рака, однако ж не мешают им ходить, поднимать и брать деньги, и проч. При Кунсткамере находятся прекрасный мюнц-кабинет и довольно большая библиотека, собранная большею частью в Польше. При ней же помещается особо и библиотека бывшего лейб-медика Арескина, состоящая преимущественно из книг медицинских, физических и философских, но дорогих и редких. Все книги красиво переплетены. Теперешний библиотекарь, Шумахер, послан за границу для покупки разных редкостей. В его отсутствие место его занимает один аптекарь, который заведует Кунсткамерою…

Сентябрь

1-го, в пять часов утра, я отправился ко двору и собрал музыкантов, с которыми пошел к обер-егермейстеру, чтобы дать ему серенаду из 6 валторн и просить его не уходить никуда до обеда. Около 12 часов его высочество с тремя тайными советниками, также Штенфлихт, Ранцау и все мы, в зеленых костюмах, поехали к нему верхами для поздравления с нынешним днем. Тайный советник Бассевич от имени его высочества говорил ему речь и, кроме того, поднес еще подарок. Затем вся наша процессия отправилась к посланнику Штамке, у которого обедали…