Людмила Смыкова

Нижний Новгород

До 90-х инженер-проектировщик. В 90-е – в декретном отпуске и одновременно уличный продавец. После 90-х – инженер-проектировщик, далее главный специалист проектного института.

Как я гребла золото лопатой

А я в 90-е умудрилась родить, в 41 год, остаться одна с ребенком, похоронить мать…

93-й год, наша организация в глубоком кризисе, впереди у меня декрет, а женатый отец моего ребенка уже возил товары из Китая, у них торговля шла вовсю, благосостояние росло. Там благополучие, здесь нищета, слухи о некоем женихе, которого мне нашла подруга. В итоге отец ребенка бросил меня.

А я была счастлива ожиданием своего малыша! Отложила денег на черный день, родители – пенсионеры, помощи ждать неоткуда. Нового жениха обмануть не могла, тихонько отодвинула его.

В январе 1994 года у меня родился сын. Во время беременности причуд особых не было, правда, ужасно хотелось манной каши, но манка в магазинах была только для участников войны. По талонам женской консультации давали сахар и творог, а вот манку нет.

Наш губернатор Немцов роженицам комплекты для новорожденных дарил и небольшое пособие. Правда, нас в роддоме было раз-два и обчелся: шестиместная палата заполнялась трое суток! Это крупный роддом в городе-миллионнике!

Дальше пошли будни, сначала терпимо, потом скудно. Сбережения взяла из банка: старенький холодильник не выдержал жары 1994-го. Потом кланялась ему – банк через месяц лопнул, не сломайся холодильник, все равно ни с чем бы осталась. У меня еще был вклад в крупном, любимом населением банке – на полмашины накопила, пригодился – купила аж два килограмма сливочного масла!

Через год перестали платить вовремя пособие, нашла подработку: в подземном переходе стиральный порошок импортный продавала, мне его привозили на дом, накладные, разрешение на уличную торговлю, все чин чином. Порошок отличный, шел на ура, на ежедневную зарплату хоть еды покупала. Звали они меня постоянно работать в свой магазин, многие мои подруги побросали свои дипломы, и на рынок, а мне жалко стало свою инженерную работу. Два годика сыну исполнилось, и я вышла на полдня. Скоро детсад дадут, жизнь налаживается, но тут слегла мама. Водила по врачам – на одну руку она опирается, за другую сынок цепляется, семенит рядом, томится по очередям.

Добрались до онкодиспансера, оказалось, это конечный пункт. Пока ухаживала за мамой, на надомную работу перешла, даже в больничный коридор чертежи таскала. Ненадолго сестра приехала из другого города, ночевала с сынишкой моим, пока я ночью у мамы дежурила.

Через полгода мамы не стало, сынок стал в садик ходить. Пособие матери-одиночки не получала: моя зарплата превышала прожиточный минимум на 30 рублей. Выжила. Сейчас удивляюсь – как? Немного помогал мой отец (подарки на дни рождения мне и внуку). Но там жадная рука его второй жены руководила: «Люда богатая, ей вон даже детские не положены».

Кстати, детские стали платить, потому что тем, кому зарплату задерживали по три месяца, как мне, несмотря на богатство 30-рублевое, полагалось выплачивать пособие. Только соцзащитная дама мое заявление выбросила со словами: «Вы богатая!»

Помню, с грустью ответила ей: «Лопату только купить не на что». «Какую?» – спросила она. «Да золото грести чтоб было чем!»

Пришлось жаловаться, но год почти так и пропал – заявление-то первое выкинули, словно и не обращалась я.

Выжили, садом немного кормились, грибы, ягоды в лесу. На работе наладилось понемногу, до главного специалиста дослужилась. Домишко в саду недавно достроили, сын вырос, окончил университет. Выжили!!!

Его отец нажил много богатств – огромный коттедж в элитном поселке. Явился через годы, сыну уж лет 18 было. Пока думала, брать ли его, он взял и умер внезапно. На его богатства нашлись другие наследники, среди них есть и весьма пьющие. Но это, как говорится в одной передаче на НТВ, совсем другая история!

Надежда Ковалева

Вишневогорск, Челябинская область

Работала и до сих пор работает учителем.

Студенческие 90-е

Девяностые годы были для нашей семьи студенческими.

Живем мы в небольшом городке за 150 километров от вузовских городов. Понятно, что наши дети в основном туда и поступали. У нас было две дочери-студентки, с разницей 3 года. Школу окончили с медалью. На наше счастье, обе поступили на бюджетные места в ЮрГУ, в то время это еще было доступно. И жили в общежитии, недорого. Но дед как предвидел: «С двумя студентами без штанов останетесь». Пока училась только первая дочь Лена, мы еще как-то перебивались. Сажали 10 соток картошки, закатывали по 200 банок огурцов, столько же помидор, салатов. Свой сад позволял экономить на продуктах, а свой труд не считается. Сейчас уже не могу поверить, как я успевала за вечер и ночь по 20–30 банок готовить. И ведь все уходило. Каждую неделю мы отправляли с автобусом сумки с продуктами – банки солений, варений, салатов, картошка, овощи, фрукты из сада. И обязательно пирог с картошкой и пирожки. Бывало, входишь в автобус, а в нем не запах бензина, а пирогами пахнет. Много нас, таких родителей, было. В то время никто багажные отделения не проверял, вот в воскресенье и забивалось это пространство сумками, пакетами для студентов. Водителю, конечно, давали на сигареты, но часто он и не брал ничего. А на автовокзале уже встречали наши детки автобус, разбирали свои сумки, часто неподъемные (с подружками, друзьями приходили), и питались неделю всей комнатой, а часто и друзей подкармливали. Старшая дочь, когда начала работать, варенье лет 10 не ела. Наелась, говорит, за студенческие годы. Утром хлеб с вареньем, если не успели приготовить что-то на обед, то опять хлеб с вареньем. Чай с вареньем, денег-то давали только на самое необходимое.

С одеждой тоже приходилось выкручиваться. Хорошо, хоть девчонки были не избалованы. Да и остальные студенты, похоже, были в основном нашего уровня. Единственное – я всегда дочерей спрашивала: «Вы не хуже других одеты?» Старшая дочь еще в школе научилась шить. В то время в школе в старших классах обучали какой-то специальности, и в нашей школе старшеклассницы учились на швей и даже получали удостоверения, что окончили профтехучилище. Шить ей нравилось, фантазия была, так что нарядами себя обеспечивала.

На зиму купили ей на рынке кроличью шубку, понятно, что китайскую. На вид была приличная. Через месяц все кусочки меха стали рваться, вот и пришлось самим перешивать. Но года на три хватило. Правда, постоянно подшивали.

Осенью дали младшей дочери деньги на зимние сапоги и наказали покупать не на рынке, а в магазине. Еще по старой памяти верили, что уж в магазине товар хорошего качества. Приезжает она домой на выходные в новых сапогах, я дверь в квартиру открыла, встречаю. Она поднимается по лестнице, а за ней черные кусочки остаются на ступеньках. Это подошва рассыпается. Слезы. На другой день уезжать, не отпустишь же ребенка в мороз без теплой обуви. А денег нет, и занять в то время было не у кого. В поселке только пенсионеры более или менее стабильно пенсию получали. Ладно, одна из коллег подрабатывала продажей обуви, дала новые сапоги в долг.

А когда дочь через день пошла в торговый центр с чеком, чтобы вернуть сапоги, этот отдел уже был закрыт, и никто не знал, куда он переехал.

Трудно было, но молодость есть молодость. И сейчас студенческие годы вспоминаются ими как что-то яркое и светлое. Несмотря на то что в жизни все устроились по-разному, они сохранили дружбу, поддерживают отношения.

Георгий Барабанов

Калининград

До 90-х служба в армии: Германия, Афганистан. В 90-е уволен в запас в звании полковника. После 90-х – военный пенсионер.

Воспоминания полковника

О себе. Я, Барабанов Георгий Николаевич, проживаю в Московском районе города Калининграда, на острове Канта. Пенсионер Министерства обороны. Полковник в отставке. Ветеран боевых действий.

В 1993 году ушел по доброй воле на пенсию. Решил, что боевому офицеру не пристало служить в «потешных войсках». В те годы так было: сегодня не знаю, что будет завтра. По несколько месяцев не платили (в том числе и офицерам, и всем остальным военным). Армию «дооптимизировали» так, что в полку на построении стояла треть рядового состава, треть прапорщиков и треть офицеров. Лейтенанты ходили старшими в наряд по кочегарке, по столовой и т. д. Боевой подготовки не было вообще.

Были порушены семейные узы, забыты традиции, исчезли надежда и вера в будущее. Люди вешались, спивались, сходили с ума. В том числе и в армии. Нечем было кормить детей. Легче застрелиться, чем смотреть в голодные детские глаза! Начал расцветать беспредел. Бандюки делили имущество и сферы влияния. Много людей пропадало.

Купил я на выходное пособие сад (4 сотки) в 10 минутах ходьбы от дома. Бабка Анфиса продала сад потому, что ее дед как-то с вилами остался на ночь караулить грядки в саду. Этими вилами его и закололи. Звереть начали люди! Слева небольшое озеро Круглое, справа – небольшое озеро Длинное. В 4 утра ходил поливать грядки и рыбачил. Ловил плотву, карасей и линей. Вечером с 16 часов все повторялось. Гонял бомжей, которые все на огородах «вычищали», несли сумки к магазинам. Там шел обмен: бабке – сумку, а она бомжу – бутылку дешевой «паленки». Позже такой обмен стал называться иноземным словом «бартер».

* * *

Как-то вечером, в 17 часов, подъехала машина, вышел полноватый, невысокий вальяжный мужчина. Шофер постелил одеяло, поставил бутылку водки, нарезал колбасы и хлебушка. Старшой позвал и меня в компанию. Я не отказался и пропустил одну. Шофер назвался Германом из Казахстана. Мой земляк, так как сам я из Кустаная. Выпили, разговорились:

– Кто такой?

– Пенсионер.

– А почему такой молодой?

– Служил.

– Где служил?

– Сибирь, Германия – дважды, Комсомольск-на-Амуре, Афган, Прибалтика.

– А человека убить можешь?

– Могу. Только мне трудно доказать, что он этого заслуживает.

– Ладно, если будет надо, то найдем (это он Герману).

На этом знакомство и закончилось. Я ушел продолжать рыбалку, а они посидели со своими какими-то разговорами минут тридцать, собрались и уехали. Больше мы не встречались. Потом только до меня дошло, что это была самая настоящая вербовка и я мог стать киллером, если бы к тому времени не имел квартиры и денег на прожитье. А эти мне больше не встречались, у них в те времена жизнь была коротка.

* * *

На рынке пострадал кто-то из мелких милицейских чинов. На халяву он захотел выиграть у наперсточников. Забрали они у него за проигрыш кожаную куртку. Ушел, а через полчаса нагрянул ОМОН. Так разбирались по всему рынку, что пару недель южные хлопцы в городе не маячили. Мораль сей басни – своих не обижай, отомстят!

* * *

В саду жену спрашиваю, что она посадила? Взошла метровая полоска чего-то. Жена говорит: «Выдерни, это мак». «Нельзя, – говорю, – наркоманы спилят яблони в отместку».

Как-то идем мы с ней домой, и у уличной торговки вижу морковь. «Смотри, – говорю жене, – точно как у нас». Дома переоделся и пошел в сад. Грядка моркови пустая. В сердцах я повыдергивал весь мак, бросил все в кучу морковной ботвы и перетоптал. Получилось так, будто это все второпях проделали бомжи. На следующий день на табличке с номером своего садового участка читаю надпись черным маркером: «Кто сюда залезет – труп. Гарик». И еще большая буква «М» написана с одной длинной ногой со стрелкой на конце. Больше с дачи у меня ничего не пропадало, хоть кошелек с деньгами забудь!

* * *