1. «О „смерти вдвоем“» и «Необычный случай „смерти вдвоем“»

Эрнест Джонс

БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Эрнест Джонс (1879–1958) родился в Уэльсе и обучался медицине в медицинском колледже при Лондонском университете. Один из основателей психоаналитического движения в Великобритании, он был тесно связан с Зигмундом Фрейдом и его ближайшими единомышленниками, входящими в знаменитый «Комитет»^[5]. Широко известна написанная им подробная биография З. Фрейда в трех томах.

Приведенные ниже две статьи относятся ко времени жизни Джонса в Торонто (1908–1913); из-за предъявленных ему обвинений и неприятностей, возникших в его личной и профессиональной жизни, он был вынужден покинуть Лондон и на несколько лет поселился в Канаде, активно участвуя в работе Американской психоаналитической ассоциации. Хотя позже он писал, что «был тогда несчастлив в личной жизни» (Jones, 1959), это был период его наивысшей продуктивности.

Jones Ernest. “On ‘dying together’ ” (1911) and “An unusual case of ‘dying together’ ” (1912) // Ernest Jones. Essays in Applied Psychoanalysis I. L.: Hogarth Press, 1951. Р. 9–21. (Ранее эти статьи были опубликованы отдельно на немецком языке в Германии: первая – Zentralblatt fьr Psychoanalyse. 1911. V. 1. September. S. 563; вторая – Zentralblatt fьr Psychoanalyse. 1912. V. 2. May. S. 455.) слиянии, сексуальном (каннибалистическом) воссоединении с матерью, путешествии и об обратном рождении как обретении рая».

КОММЕНТАРИЙ

Читатели данных статей убедятся, что Джонс обладал глубокими познаниями в мифологии, фольклоре, сравнительном религиоведении и в других областях. «Из анализа известно, – напоминает он, – что идеи пола, рождения и смерти теснейшим образом связаны друг с другом». Пациенты, озабоченные суицидальными переживаниями, неизменно подтверждают эту мысль. Их вера в то, что смерть является странствием, ведущим к обретению покоя, представляет собой плодородную символическую территорию, в сконденсированном виде в ней содержатся фантазии о вечном сне, Бернд Генрих Вильгельм фон Клейст (1777–1811) – немецкий поэт и драматург, в прошлом солдат, изучавший право и философию, крайне неустроенный в бытовом отношении, а возможно, шпион, чья эксцентричность и склонность к постоянной перемене мест позволяют предположить, что он страдал биполярным аффективным расстройством. Пребывая в постоянном движении, он жил то в Германии, то в Швейцарии, то в Париже, то в Праге. К концу жизни Клейст испытывал материальные лишения и разочарование, вызванное холодным приемом некоторых его произведений. В то время у него развилась болезненная страсть к женщине по имени Генриетта Фогель. 21 ноября 1811 года он застрелил ее на берегу озера Ванзее близ Потсдама, а затем покончил с собой.

Психология «смерти вдвоем» касается многих суицидальных синдромов, включая самоубийства по договоренности и суициды-убийства. Они нередко получают отражение в литературе и других видах искусства (примером может служить опера Вагнера «Тристан и Изольда»).

Джонс поднимает вопрос о «смерти вдвоем» для случая суицида-убийства. Самоубийства нередко следуют за совершением убийства, особенно в Европе. Доналд Дж. Уэст (West, 1967) отмечал, что подобным образом обстояло дело в одной трети наблюдавшихся им случаев в Англии и Уэльсе; в Дании это происходит в 42 % случаев. В Соединенных Штатах частота этого явления существенно ниже и составляет менее 5 % (Alien, 1983; Dalmer, Humphrey, 1980). Показано, что во многих подобных инцидентах жертва убийства сама провоцирует фатальный исход. Аналогичная тема присутствует и в договоренностях о совместном совершении самоубийства (Santy, 1982; Rosenbaum, 1983). Иногда двойное самоубийство является фатальным исходом индуцированного помешательства (folie-а-deux) (Salih, 1981).

ЛИТЕРАТУРА

Alien N. H. (1983). Homicide Followed by Suicide: Los Angeles, 1970–1979 // Suicide and Life Threatening Behavior. V. 13. P. 155–165.

Dalmer S., Humphrey J. A. (1980). Offender – Victim Relationships in Criminal Homicide Followed by Offenders’ Suicide, North Carolina 1972–1977 // Suicide and Life-Threatening Behavior. V. 10. P. 106–118.

Jones E. (1959). Free Associations. N. Y.: Basic Books.

Rosenbaum M. 1983. Crime and Punishment // The Suicide Pact. Archives of General Psychiatry. V. 40. P. 979–982.

Salih M. A. (1981). Suicide Pact in a Setting of Folie-a-Deux // Br. J. of Psychiatry. V. 139. P. 62–67.

Santy P. A. (1982). Observations on Double Suicide: Review of the Literature and Two Case Reports // Am. J. of Psychotherapy. V. 36. P. 23–31.

West D. J. (1967). Murder Followed by Suicide. Cambridge, Mass.: Harvard University Press.

I. О «смерти вдвоем» на примере самоубийства Генриха фон Клейста

В монографии, посвященной Генриху фон Клейсту, Сэджер (Sadger, 1910) обратил внимание читателя на ряд соображений, касающихся психологических предпосылок желания умереть вместе с любимым, разделить с ним смерть. Поскольку профессиональный журнал предоставляет больше возможностей для анализа, чем монография, предназначенная для широкой аудитории, мне хотелось бы прокомментировать два соображения, которые остались незатронутыми Сэджером (как я полагаю, преднамеренно).

Что касается общего психосексуального значения идеи смерти, то здесь добавить совсем нечего. Фрейд, Штекель и другие исследователи довольно подробно описали мазохистские фантазии, включающие в себя эту идею, это показано в монографии Сэджера. В целом мифологическое и фольклорное представление о смерти как духе, свирепо нападающем на человека, базируются именно на таких фантазиях.

Однако вопрос о «смерти вдвоем» является более сложным и определяется несколькими мотивами. Наиболее очевидный из них – вера в существование загробного мира, места, где осуществляются все несбывшиеся в этой жизни мечты. Заключенная в этой вере надежда на исполнение желаний играет ту же роль, которую она выполняет при неврозах и психозах; дающееся ею утешение, как единогласно признают теологи, возрастает по мере того, как жизнь переполняется разочарованием и скорбью. То же самое можно сказать и о желании умереть вместе с любимым человеком, что ярко иллюстрируется теми дополнительными обстоятельствами, которые побудили фон Клейста совершить самоубийство (Sadger, 1910, р. 60–61). Однако, как показывает Сэджер (Sadger, 1910, р. 56–58), Клейста безудержно влекло к смерти, и это нельзя объяснить его жизненными обстоятельствами. Большинство психоаналитиков, вероятно, согласилось бы с выводами Сэджера (Sadger, 1910, р. 60) о том, что «его желание умереть вместе с возлюбленной являлось практически тем же самым, что и желание спать или лежать рядом (изначально, конечно же, с матерью)», и «могила, к которой так стремился Клейст, была просто эквивалентом материнского ложа». Это ясно подтверждают слова самого фон Клейста: «Должен признаться, что для меня ее могила дороже ложа всех императриц^[6]мира». Мысль о том, что смерть состоит в возвращении на небеса, где все мы родились, то есть в утробу матери, знакома нам, в частности, из религии.

Более глубокие мотивы объединяют эту тему с некрофилией. Первым из них является садистический импульс, который может возгореться от мысли о соединении с мертвым человеком – отчасти из-за беспомощности и отсутствия сопротивления последнего, отчасти благодаря мысли, что мертвая любовница никогда не устанет от ласк, способна безгранично терпеть и остается навеки верной. Последняя мысль о ненасытности мертвых часто повторяется в литературе, посвященной вампиризму. Например, в стихах Гейне, посвященных «Доктору Фаусту»^[7], где вызванному духу Елены принадлежат такие слова:

 
Ты волшебными чарами вызвал меня
Из холодной и темной могилы,
И желанья огнем оживил ты меня –
Погасить это пламя нет силы.
О, прижми ты уста к моим жарким устам
С человеческим чудным дыханьем
И дай выпить умершей всю душу твою
Мертвецов ненасытным лобзаньем.
(Пер. М. Шелгунова)
 

Мой опыт психоаналитической работы с невротиками показывает, что некрофильные тенденции^[8]неизменно оказываются связанными с копрофильными фантазиями и фантазиями рождения. Фрейд первым отметил наличие связи между этими двумя видами фантазий (Freud. Sammlung kleiner Schriften…), и в дальнейшем существование этой связи было четко подтверждено большинством исследователей. С одной стороны, фекальный материал является неживым веществом, ранее бывшим частью живого тела, а теперь разлагающимся, – это способствует легкому установлению ассоциативных связей между ним и трупом. С другой стороны, согласно общей теории инфантильной сексуальности, фекалии являются материалом, из которого создаются дети, и, представляя собой удобрение, ассоциируются с общим принципом оплодотворения. Любовь или чрезмерный страх по отношению к мертвому телу может, таким образом, означать возврат инфантильных интересов и тягу к экскрементам. Это объясняет ту частоту, с которой в фольклоре, литературе, мифологии и распространенных поверьях возникают мотивы-близнецы: (1) мертвой женщины, рождающей младенца и (2) живой женщины, вступающей в связь с умершим мужем^[9]. Интересные детали, касающиеся разработки данного мотива (которые нет необходимости приводить здесь подробно), можно найти в рассказе фон Клейста «Маркиза фон О…» Фантазии, связанные с копрофилией и рождением, могли лежать в основе его необычного предложения Вильгельмине фон Ценге бросить все, поселиться в деревне и вести крестьянский образ жизни. Хорошо известно, что после ее отказа удовлетворить это «условие любви» он бессердечно разорвал помолвку. Сэджер приводит в этой связи следующее его суждение: «У персидских магов существовало религиозное правило, гласящее, что человек не способен совершить ничего более угодного богам, чем возделать поле, посадить дерево и произвести на свет ребенка. Я считаю это мудростью, и еще ни одна истина не проникла так глубоко в мою душу. Вот что следует совершить мне, вот в чем я абсолютно уверен. О Вильгельмина, какая несказанная радость должна скрываться в убеждении, что ты выполняешь свое предназначение в полном соответствии с велением Природы». Я полностью согласен с утверждением Сэджера (Sadger, 1910, р. 62), что в этом есть скрытый сексуальный смысл. Кроме того, я замечал (хотя не уверен, является ли это общим правилом), что пациенты с таким комплексом часто проявляют поразительную нежность к объекту своей любви, наподобие матери, обожающей своего младенца; такое же чувство характеризовало последнюю вспышку «дифирамбного восторга» у фон Клейста по отношению к Генриетте, их «обмен ласкательными прозвищами граничил с сумасшествием» (Sadger, 1910, р. 59).

Далее Сэджер комментирует значение совместной смерти как «путешествия». Связь между идеями смерти и путешествия возникла в первобытные времена; вспоминаются греческие и тевтонские мифы о процессиях умерших душ, Гамлет с его «боязнью страны, откуда ни один не возвращался». С тех пор как Фрейд впервые обратил внимание, что дети очень часто воспринимают смерть как «уход», «путешествие» (Freud, 1900), этот факт получил широкое признание и служит дополнительным доказательством естественности и стабильности данной ассоциации. В случае фон Клейста в этом контексте можно упомянуть о его странной маниакальной склонности к путешествиям, которые, по мнению его друзей, были совершенно бесцельными и необъяснимыми. Здесь явственно просматриваются два мотива. Во-первых, смерть может рассматриваться как занимательное путешествие, странствие по краям, где могут открыться некие сокровенные тайны. У меня было несколько верующих пациентов, чье общее и сексуальное любопытство возбуждалось этой идеей^[10]. Сэджер отмечает страстность желания фон Клейста достичь абсолютной, точной истины и приводит его высказывание: «Познание представлялось мне единственной целью, достойной приложения усилий, а истина^[11]– единственным богатством, достойным обладания». Изучение деструктивной кантовской критики концепции Абсолюта и потусторонней жизни потрясло его до глубины души. Фон Клейст следующим образом описывал свои переживания: «В этом кошмарном смятении чувств оставалась одна мысль, с которой в жгучем ужасе боролась моя душа: единственная, наивысшая цель пала». Во-вторых, Путешествие можно предпринять не одному, а в компании с другим человеком, и существенное значение имеет тот факт, что в своих сумасбродных путешествиях фон Клейст поступал именно таким образом. Сэджер прослеживает эту тенденцию вплоть до детского желания восстать против отца и скрыться с матерью в неком отдаленном месте, где отец не мог бы помешать их взаимоотношениям; таким образом, на бессознательном уровне смерть вдвоем может означать бегство с матерью и, следовательно, исполнение тайных желаний (Sadger, 1910, р. 60). Маниакальная тяга к путешествиям является одним из многих побуждений, которые могут выражаться в полетах во сне^[12], и в этой связи мне хотелось бы высказать некоторые предположения. Фрейд полагал, что изначальным источником подобных сновидений является приятно возбуждающая погоня за детством (Freud, 1900), и особо подчеркивал связь между телесными движениями вообще и сексуальностью (Freud, 1900; Sadger, Bd. 3). В своей психоаналитической практике я во многих случаях обнаруживал связь с различными анально-эротическими мотивами, которые могут кое-что добавить к названным выше желаниям. Сам факт, что дефекация в быту нередко обозначается словами, связанными с движением^[13], указывает на существование внутренней связи между двумя темами, не имеющими, на первый взгляд, между собой ничего общего^[14]. Нет необходимости приводить здесь множество аргументов для объяснения данной ассоциации.

Отмечу лишь, что если акт дефекации доставляет особое удовлетворение, он нередко достигает значимости сексуальной «проекции»^[15], подобно моче и семени. На сеансах психоанализа и в фольклорных источниках (о чем я собираюсь более подробно написать в отдельной статье^[16]), мне удалось собрать множество данных, свидетельствующих о том, что (а) в бессознательном это дополнительное значение сексуальной проекции и движения наиболее тесно связано с актом испускания газов^[17], и (б) благодаря идее проникновения на далекое расстояние этот акт иногда рассматривается детьми как основная составляющая полового акта, который, таким образом, состоит во впускании газов в женскую клоаку. Из-за ассоциации с движением (и, следовательно, полетом в газообразной среде – воздухе) последняя фантазия, наряду с копрофильными, садистическими и инцестуозными, о которых говорилось выше, является наиболее пригодной для того, чтобы выразить любовные предпосылки совместной смерти, и я полагаю, что изучение с этой точки зрения других подобных случаев могло бы оказаться достаточно плодотворным.