И. Н. Селиванов[3]
Аннотация. Рассмотрены основные этапы жизни и деятельности Анастаса Ивановича Микояна, занимавшего в течение нескольких десятилетий ключевые посты в партийно-государственной системе СССР. Показан его вклад в развитие советской внутренней и внешней политики, рассмотрены различные оценки деятельности в отечественной и зарубежной историографии и публицистике.
Ключевые слова: человек в истории, советский левый проект, Анастас Микоян, внутренняя политика СССР, внешняя политика СССР, историография истории СССР.
Несмотря на то, что Анастаса Ивановича Микояна уже более четырех десятилетий нет в этом мире, не утихают споры по поводу того следа, который он оставил (или мог бы оставить при определенных «благоприятных» для страны обстоятельствах) в советской истории. Начав свою политическую карьеру еще при Ленине, Микоян ее завершил при Брежневе. Такое уникальное для советских времен «долгожительство» на вершине власти и то политическое наследие, которое он после себя оставил, не может не вызывать интерес к его деятельности. Причем, порой, с диаметрально противоположными оценками одних и тех же фактов его биографии.
По нашим наблюдениям, вплоть до второй половины 1980-х гг. в коллективной народной памяти образ Микояна в целом был положительным, в общественном мнении с его именем связывали многие позитивные процессы, происходившие в советской внутренней и внешней политике. На фоне большинства других политических деятелей «сталинского» и «хрущевского» времен он выглядел очень достойно в глазах не только советских людей, но и иностранцев.
Чем меньше в «брежневские» времена о нем старались вспоминать на официальном уровне, тем больше микояновский образ в народном сознании приобретал черты авторитетности и значимости на фоне постепенно дряхлевших «кремлевских старцев», по своим личным и деловым качествам сильно ему уступавшим.
Многим современникам импонировала его природная интеллигентность и одновременно «фирменная» деловая хватка, умение находить компромиссы порой в очень сложных ситуациях. Да и сами политики «брежневского призыва» (может быть, за исключением нескольких фигур) наверняка понимали, насколько спонтанно созданный в народе образ Микояна контрастировал с представлениями о них.
Выходившие в 1970-е гг. сильно отредактированные цензурой мемуары Микояна читались простыми людьми намного охотнее и по содержанию были гораздо интереснее, чем, например, широко разрекламированные воспоминания, приписывавшиеся перу «дорогого Леонида Ильича» («Малая земля», «Целина» и пр.). А зависть в политике – вещь, несомненно, сильная. Особенно, если политический лидер хочет показаться значительнее, чем есть на самом деле.
Положительные оценки деятельности Микояна под влиянием новой информации, почерпнутой, в основном, из исторической публицистики, начали постепенно изменяться в общественном сознании в период «перестройки». Его имя, наряду с некоторыми другими советскими руководителями, стали привязывать к негативным явлениям, происходившим в стране в сталинский и хрущевский периоды. Прежде всего, к необоснованным репрессиям, о которых, после длительного перерыва, вновь заговорили как на самом верху, так и среди рядовых граждан, особенно интеллигенции.
Приведем лишь один, на наш взгляд показательный, пример. В 1988 г. увидела свет и получила широкий резонанс книга Л. А. Гордона и Э. В. Клопова, посвященная сталинскому периоду советской истории. Пафос авторов состоял в изобличении его главных пороков. Микоян там упомянут не как один из «приближенных» Сталина, а причислен к когорте «старых большевиков», инициировавших разоблачения преступлений периода «большого террора»[4].
В конце того же года имя Микояна уже как «одного из организаторов» (Выделено нами – И. С.) сталинских репрессий, наряду с другими членами высшего советского руководства (Молотов, Каганович, Берия, Ворошилов, Жданов, Маленков, Хрущев, Булганин, Андреев, С. Косиор и Суслов) было выделено специальной комиссией, созданной Политбюро ЦК КПСС. Никаких прямых документальных доказательств этому утверждению в составленной по итогам ее работы справке приведено не было[5], но в те времена об этом мало кто задумывался. Важнее было, считали «архитекторы перестройки», быстро освободиться от «груза прошлого» и перейти в новое «демократическое» измерение.
Естественно, что в советском обществе возникла потребность заполнить «белые пятна» истории новым фактическим и, отчасти, теоретическим материалом, в том числе обличительного свойства. Характерный пример такого подхода – вышедшая в 1990 г. в СССР книга известного публициста и бывшего диссидента Р. А. Медведева под характерным названием «Они окружали Сталина», где, в числе прочих, был выписан образ Микояна с негативными «вкраплениями». Все это укладывалось в контекст «перестроечных» представлений о «личностном факторе» в истории советской эпохи 1930-х – начала 1950-х гг.[6]
Позднее, после распада СССР, зачастую подобного рода оценки делались произвольно, лишь на основании того факта, что Микоян многие годы входил в состав высших органов власти и просто не имел возможности не участвовать в одобрении сталинских беззаконий [7].
В конце 2000-х гг. вышло несколько изданий биографического характера, в которых, в целом, образ Микояна был представлен в позитивных тонах. В первую очередь, это работы М. Ю. Павлова[8], К. В. и В. Р. Каспарянов[9], а также исследование И. В. Глущенко, в котором автором главный упор был сделан на роли Микояна в качестве организатора советской пищевой промышленности[10].
Исследования, посвященные различным сторонам деятельности Микояна, выходили и позднее[11].
В постсоветский период на территории бывшего СССР критика деятельности Микояна по понятным причинам часто звучала в Азербайджане[12], а также на его родине – в Армении. Заметный всплеск дискуссий о его роли в советской истории там возник в мае 2014 г. в связи с постановлением мэрии и совета старейшин Еревана установить Микояну памятник в одном из городских районов. Разброс высказываний сторонников и противников этого решения был весьма широк: от выдающегося политического деятеля, гордости армянского народа и вплоть до сталинского подручного, на совести которого огромное число ни в чем не повинных людей[13].
В конце 2018 г. начался новый виток критики Микояна уже в российских социальных сетях, поводом к которой стало распространение фотокопии записки наркома внутренних дел СССР Ежова от 22 сентября 1937 г., в которой тот ссылался на якобы просьбу Микояна к органам НКВД об усилении масштабов политических репрессий в Армении[14]. Вторым аргументом критиков стало широкое тиражирование видеоролика с фрагментом выступления Микояна 20 декабря 1937 г. на торжественном заседании в честь 20-летия советских органов государственной безопасности[15].
Весной 2019 г. названные выше материалы были воспроизведены в документальном видеопроекте российского блогера Ю. Дудя «Колыма». Из его содержания обычному зрителю, не посвященному в исторические реалии того времени, вообще можно было сделать вывод, что именно такие политики, как Микоян, и вдохновляли на террор Сталина, страдавшего повышенной подозрительностью. При этом авторы сценария проигнорировали большое количество значительно более убедительных материалов по данной теме, относившихся к другим сталинским соратникам.
Посыл людей, начавших по разным мотивам антимикояновскую компанию, был достаточно прозрачен – показать его как человека и политика в сугубо негативном свете. Кто-то из «либерально» настроенных публицистов в очередной раз вспомнил о событиях 1962 г. в Новочеркасске и стал обвинять Микояна (несмотря на свидетельства очевидцев и документы, этот факт не подтверждающих) в инициировании в этом городе применения войск против простых людей, недовольных повышением цен на товары повседневного спроса[16].
Безусловно, перечисленные выше и некоторые другие непростые страницы политической биографии Микояна нуждаются в дальнейшем объективном изучении, но не на основе зачастую надуманных умозаключений, а с привлечением достоверных документов и других исторических источников, не вызывающих сомнений в их объективности. Пока, к сожалению, в оценках большинства пишущих о Микояне и его месте в «советском левом проекте» преобладают эмоции и политические пристрастия.
Конечно, не стоит отрицать очевидное. Как справедливо отмечает российский историк А. С. Стыкалин, лица, находившиеся в сталинский период на ключевых должностях, были связаны круговой порукой, никто из них не мог остаться в стороне от причастности к политике сталинских репрессий, поскольку это противоречило базовым законам сложившейся системы. Но когда появились необходимые условия, именно Микоян выступил в роли «одного из самых значительных и последовательных» ее реформаторов[17].
Это обстоятельство, на наш взгляд, и сегодня не дает покоя некоторым представителям «неосталинистского» направления в историографии и публицистике, причисляющих Хрущева и Микояна к группе «предателей» дела их кумира, своей практической деятельностью после марта 1953 г. якобы положившим начало негативным процессам, которые в конечном итоге и привели к развалу Советского Союза.
Такого рода эмоциональные выводы во многом перекликаются с обвинениями некоторых зарубежных политиков, например, албанского коммунистического диктатора Э. Ходжа и китайских руководителей во главе с Мао Цзэдуном, высказывавшимися подобным образом еще в первой половине 1960-х гг. во время резкой полемики с КПСС по важнейшим вопросам тории марксизма-ленинизма, социалистического строительства и международной политики[18].
Более умеренно настроенные исследователи советской эпохи дают Микояну компромиссную оценку как «мягкому сталинисту», стремившемуся отдавать при решении тех или иных проблем приоритет «политическим», а не «репрессивным» методам[19].
Некоторые российские историки объясняют микояновскую мотивацию и осторожное поведение тем, что в советском руководстве существовало негласное разделение на «политиков» и «хозяйственников» и причисляют Микояна ко второй группе, объясняя сугубо прагматическими соображениями его меньшую ориентированность на репрессии[20].
Как нам представляется, все обстояло намного сложнее. Особенно в контексте реалий той исторической эпохи и взглядов людей, сформировавшихся в своей основе под влиянием ужасов Первой мировой и Гражданской войн. Принцип «свой-чужой» во— многом определял их мышление и поведение. Причем «чужим» в один момент, под влиянием тех или иных политических веяний, мог стать политик, совсем недавно причислявшийся к «своим». Человеческая жизнь для того поколения, прошедшего все это, уже не имела той ценности, о которой сегодня так много говорят и пишут историки и публицисты, выросшие и сформировавшиеся как специалисты совсем в иное время.
В общем, прийти к единому знаменателю в этом вопросе вряд ли когда-то получится. Да и надо ли?
Так кто же такой Микоян? В каком виде он предстает сегодня перед потомками, особенно молодым поколением, родившимся и воспитывавшимся уже после распада СССР? Попытаемся хотя бы частично ответить на эти и некоторые другие схожие по своей сути вопросы.
Согласно официальной биографии, Анастас Иванович (Ованесович) Микоян, родился 25 ноября 1895 г. в бедной армянской семье[21]. Как и некоторые другие высшие советские руководители, он не имел высшего образования. В силу объективных причин его базовые знания были получены в духовной семинарии (Нерсесяновской гимназии), которую он закончил в 1916 г. в Тифлисе, а затем некоторое время учился в Эчмиадзине.
Стоит отметить, что Нерсесяновская гимназия была одним из главных мест подготовки армянской интеллигенции, из ее стен вышли многие выдающиеся интеллектуалы, а также будущие известные большевистские руководители армянского происхождения [22]. Возможности поступления в нее были открыты и представителям малоимущих слоев, в том числе проживавшим в сельской местности.
После возвращения с фронта, где Микоян воевал добровольцем с конца 1914 г., в конце 1916 г. он вступил в РСДРП. Потом была гражданская война и ответственная партийная работа – секретарем Нижегородского губкома и Северо-Кавказского крайкома партии.
Именно на этом историческом отрезке многочисленные критики Микояна уже несколько десятилетий видят первое «пятно» в его биографии, которое кратко можно свести к вопросу: почему погибли 26 Бакинских комиссаров, а 27-й (Микоян, хотя он таковым и не являлся) сумел избежать такой незавидной участи? В разгар «большого террора» подобного рода вопрос Микояну, по его собственным свидетельствам, задавал лично Сталин.
На сегодняшний день все эти обстоятельства уже стали достаточно ясными, и спасение Микояна представляется делом счастливого случая[23], но поиски истины мало кого из микояновских недоброжелателей когда-либо волновали, да и не волнуют сегодня. Периодически всплывают, в качестве доказательства «беспринципности» Микояна, и вольно интерпретируемые факты его военной службы.
В первой половине 1920-х гг. произошло сближение взглядов и позиций Микояна по важнейшим вопросам строительства «новой жизни» с И. В. Сталиным. От одной утопической идеи – «мировой революции», являвшейся определяющей при приходе большевиков к власти, они перешли к другой – возможности «строительства социализма в одной отдельно взятой стране».
Сегодня, на наш взгляд, несостоятельность реализации на практике в тех исторических условиях идеи социализма как более высокого уровня по сравнению с капитализмом очевидна для любого объективного исследователя советской истории[24], но в те годы иллюзии по данному поводу были весьма сильны. В первую очередь потому, что за плечами политиков, ее озвучивавших в качестве первоочередной задачи, не было еще того практического опыта, который накопится в течение трех десятилетий нахождения у власти Сталина. Да и представления каждого из них о том, что же такое есть социализм на практике были самыми разными.
Микоян в этом отношении не составлял исключения. Как и многие другие большевики, он наверняка оправдывал свои юношеские максималистские взгляды и действия известным изречением, приписываемому Наполеону Бонапарту – «надо вначале ввязаться в драку, а там посмотрим».
Сегодня легко поставить это в вину Микояну, а можно постараться вникнуть в суть той противоречивой эпохи и попытаться понять мотивацию молодого человека и начинающего политика, субъективно желавшего участвовать в строительстве «самого справедливого» в мире общества. Конечно, в этой связи вспоминается крылатая фраза о «благих намерениях, которыми вымощена дорога в ад», но есть и другая: «движение – все, конечная цель – ничто».
С самой положительной стороны Микоян проявил себя во время работы в должности секретаря губкома партии в Нижнем Новгороде в 1920–1922 гг., а затем и в качестве руководителя партийной организации Северо-Кавказского края в Ростове-на-Дону[25]. Он показал себя как хороший организатор, а на Северном Кавказе еще и как политик, нашедший общий язык с казачеством и представителями многочисленных горских народов региона.
Умение решать межнациональные проблемы в тот момент очень высоко ценилось. Тем более, что и сам Сталин считался в среде большевиков большим «знатоком» национального вопроса.
О проекте
О подписке