Понимая, что это всего лишь шутка, я с облегчением вздыхаю. Мне немного стыдно: она ведь даже не догадывается о том, что пятью минутами раньше ее дочь лапали в этой самой комнате. Сердце стучит так громко, что я боюсь, как бы Карен не услышала.
– Карен, – окликает ее Сикс. – Если вам от этого полегчает, то знайте, что с нами только что развлекались два горячих парня, но мы прогнали их как раз перед вашим приходом, потому что они были под мухой.
У меня отвисает челюсть, и, повернувшись, я посылаю Сикс взгляд, пытаясь донести до нее, что сарказм не смешон, когда он правда.
Карен смеется:
– Что ж, может быть, завтра вам достанутся какие-нибудь милые трезвые мальчики.
Пожалуй, мне можно не беспокоиться, что Карен услышит стук моего сердца, потому что оно вовсе остановилось.
– Трезвые мальчики? Думаю, я смогу это устроить, – подмигивает мне Сикс.
– Останешься на ночь? – спрашивает Карен, направляясь к двери.
Сикс пожимает плечами:
– Наверное, сегодня останемся у меня. Последнюю неделю сплю в своей постели, а потом уезжаю на полгода. К тому же у меня на плоском экране есть записи Ченнинга Татума
[1].
Я мельком смотрю на Карен и замечаю, что начинается.
– Не надо, мама. – Направляясь к ней, я вижу, как ее глаза застилает пелена слез. – Нет, нет, нет!
Но уже слишком поздно. Она ревет в голос. Чего я не выношу, так это ее плача. Не потому, что он вызывает у меня сочувствие, – напротив, дико раздражает. И это так странно.
– Ну, еще разок, – говорит она, устремляясь к Сикс.
Сегодня мама уже обнимала Сикс раз десять. Мне начинает казаться, что отъезд Сикс огорчает ее больше, чем меня. Сикс отвечает на одиннадцатое объятие Карен и подмигивает мне через ее плечо. Приходится буквально отрывать их друг от друга, чтобы дать Карен выйти из комнаты.
Подойдя к двери, она в последний раз оборачивается.
– Желаю тебе познакомиться с горячим итальянским парнем, – говорит она Сикс.
– Лучше даже не с одним, – невозмутимо откликается та.
Когда за Карен закрывается дверь, я прыгаю на кровать и хлопаю Сикс по руке.
– Ну ты и стерва, – говорю. – Это совсем не смешно. Я думала, что попалась.
Она смеется и, хватая меня за руку, поднимается на ноги:
– Пойдем. У меня есть «Роки-роуд».
Ей не приходится приглашать дважды.
Понедельник, 27 августа 2012 года
7 часов 15 минут
Я прикидывала, не пробежаться ли утром, но в итоге заснула. Я бегаю каждое утро, кроме воскресенья, но сегодня нет смысла вставать слишком рано. Первый день в школе сам по себе уже пытка, и я решаю отложить пробежку на время после занятий.
К счастью, я уже год езжу на собственной машине и поэтому в состоянии сама добраться до школы вовремя. Я даже приезжаю на сорок пять минут раньше. Моя машина третья на стоянке, и мне достается хорошее место.
До занятий я решаю осмотреть стадион рядом с парковкой. Если придется участвовать в отборочных соревнованиях по легкой атлетике, то я, по крайней мере, буду знать, куда идти. Да и не сидеть же мне полчаса в машине, считая минуты.
Подойдя к стадиону, я замечаю какого-то парня, который бегает по кругу, и поднимаюсь на открытую трибуну. Я сажусь на самый верх и обозреваю непривычную панораму. Отсюда мне видно все здание школы. Она не кажется такой уж большой и грозной, как я себе представляла. Сикс нарисовала мне карту и даже написала несколько советов. Я вытаскиваю из рюкзака листок бумаги и впервые рассматриваю его. Наверное, она очень старалась, поскольку переживала, что покидает меня.
Я смотрю на школьную территорию, потом снова на карту. Все достаточно просто. Классные комнаты расположены в правой части здания. Столовая – в левой. Площадка для легкой атлетики позади гимнастического зала. У меня длинный список советов Сикс, и я приступаю к чтению.
– Никогда не пользуйся туалетом у научной лаборатории. Никогда. Ни за что.
– Носи рюкзак только на одном плече. Никогда на спине, это глупо.
– Всегда проверяй дату на пакете молока.
– Подружись со Стюартом из отдела технического обслуживания. Хорошо бы заручиться его поддержкой.
– Кафетерий. Всячески избегай его, но если зайдешь в плохую погоду, сделай вид, что у тебя все под контролем. Они чуют страх.
– Если по математике у тебя будет мистер Деклэр, садись подальше и не смотри на него. Он любит старшеклассниц – ну, ты поняла. Или садись в первом ряду, пятерки тебе обеспечены.
Список продолжается, но я не могу читать дальше. Меня заклинило на словах «они чуют страх». В такие моменты я жалею, что у меня нет сотового, а то сразу бы позвонила Сикс и потребовала объяснения. Сложив листок, я кладу его в сумку и перевожу взгляд на одинокого бегуна. Он делает на беговой дорожке упражнения на растяжку, повернувшись ко мне спиной. Не знаю, ученик он или тренер, но если бы Грейсон увидел этого парня без футболки, то перестал бы светить своим прессом.
Парень поднимается и, даже не взглянув на меня, идет в сторону трибун. Он выходит за ворота и направляется к машине на парковке. Открыв дверь, достает с переднего сиденья футболку и натягивает ее через голову. Потом запрыгивает в машину и уезжает. Парковка к этому времени начинает быстро заполняться.
О господи!
Я хватаю рюкзак и намеренно продеваю в лямки обе руки, после чего спускаюсь по лестнице, ведущей прямиком в Ад.
* * *
Я сказала «Ад»? Это еще мягко сказано. Муниципальная школа – это все, чего я боялась, и даже хуже. Классные комнаты еще ничего себе, но меня угораздило (в силу необходимости и неведения) зайти в туалет у научной лаборатории. Я, правда, выжила, но впечатлений осталось на всю жизнь. Достаточно и того, что Сикс в своей памятке назвала это место настоящим борделем.
Скоро начнется четвертый урок, и почти от каждой девчонки, встретившейся мне в коридорах, я услышала не очень внятно произнесенные шепотом слова «шлюха» и «потаскуха». А куча долларовых купюр, выпавших из моего шкафчика вместе с запиской, откровенно показывает, что мне здесь не сильно рады. Записка подписана директором, но в это верится с трудом, поскольку слово «твоего» написано как «твоево». В записке сказано: «Извини, шлюшка, что в комплект твоево шкафчика не входит шест для стриптиза».
Неловко улыбаясь, я таращусь на записку, со стыдом принимая жизнь, добровольно избранную на два следующих семестра. Я искренне считала, что люди поступают так только в книгах, а теперь на собственном опыте убеждаюсь, что идиоты действительно существуют. Остается надеяться, что шутки на мой счет сведутся к чаевым стриптизерши, как сейчас. Какая дура швыряется деньгами, чтобы оскорбить? Полагаю, богатая. Или богатые.
Хихикающие девицы в дорогих шмотках у меня за спиной, конечно же, ждут, когда я побросаю вещи и со слезами помчусь в ближайший туалет. Их ожиданиям не суждено сбыться по трем причинам.
Я никогда не плачу. Никогда.
Я уже была в этой уборной и ни за что больше туда не пойду.
Я люблю деньги. Зачем бежать?
Я ставлю рюкзак на пол и поднимаю деньги. По полу разбросано не менее двадцати долларовых купюр, а в шкафчике остается больше десяти. Эти я тоже сгребаю и засовываю в рюкзак. Схватив учебники, запираю шкафчик, потом с улыбкой надеваю рюкзак:
– Передайте своим папочкам благодарность от меня.
Игнорируя злобные взгляды, я прохожу мимо стайки девиц, которым уже не смешно.
* * *
На большой перемене я смотрю на потоки дождя, которые заливают двор, и думаю, что это месть судьбы. Только непонятно, кому именно.
«Я справлюсь».
Взявшись за ручку двери кафетерия, я открываю ее, почти готовая увидеть адское пламя. Я переступаю через порог, но встречает меня не огонь, а невообразимый шум. Такое впечатление, что каждый пытается перекричать соседа. Господи, я поступила в школу, где состязаются во всем.
Я изо всех стараюсь изобразить уверенность, не желая привлекать к себе ненужное внимание парней, группировок, изгоев или Грейсона. Мне удается проделать полпути к раздаче, когда вдруг кто-то берет меня под руку.
– Я тебя поджидал, – говорит он.
Я не успеваю толком рассмотреть его лицо, а он уже, пробираясь между столами, ведет меня через кафетерий. Надо бы воспротивиться этому неожиданному вмешательству, но такая удивительная вещь происходит со мной впервые. Он тянет меня за руку. Я перестаю сопротивляться и вливаюсь в поток.
При взгляде на него со спины чувствуется стиль, каким бы странным он ни был. На нем фланелевая рубашка, отделанная по краю тканью того же ярко-розового оттенка, что и кроссовки. Брюки черные, обтягивающие и выгодно подчеркивающие фигуру… если бы речь шла о девушке. В его случае они подчеркивают хрупкость. Темно-каштановые волосы коротко острижены по бокам и чуть длиннее на макушке. Его глаза… в упор смотрят на меня. Тут я смекаю, что мы остановились и он уже не держит меня за руку.
– Если только ты не вавилонская блудница.
Он улыбается. Вопреки сказанному, выражение его лица на удивление дружелюбное. Он садится за стол и жестом приглашает меня последовать его примеру. Перед ним два подноса. Он придвигает ко мне один:
– Садись. Нам надо заключить союз.
Я не сажусь. Некоторое время обдумываю ситуацию. Я понятия не имею, кто этот паренек, но он ведет себя так, словно ждал меня. Не стоит игнорировать и то, что он назвал меня блудницей. И, судя по всему, купил мне… обед? Пытаясь разгадать его замысел, я искоса смотрю на него, но тут замечаю на стуле рядом с ним рюкзак.
– Любишь читать? – спрашиваю я, указывая на книгу, уголок которой торчит из рюкзака. Это не учебник, а обычная книга. То, что я считала потерянным для нынешнего поколения фанатиков Интернета. Протянув руку, я вытаскиваю ее и сажусь напротив. – Какой жанр? Только не говори, пожалуйста, что это научная фантастика.
Он откидывается на стуле и ухмыляется с видом, будто что-то выиграл. Черт, может, оно и так. Я ведь сижу перед ним.
– Разве жанр имеет значение, если книга интересная? – говорит он.
Я листаю страницы, пытаясь понять, роман это или нет. Я большая любительница романов, как и мой собеседник, судя по виду.
– А эта? – листая книгу, спрашиваю я. – Интересная?
– Да. Возьми себе. Я как раз дочитал на лабораторной.
Я поднимаю на него взгляд и замечаю, что он по-прежнему сияет от сознания своей победы. Я засовываю книгу к себе рюкзак и смотрю, что у меня на подносе. Прежде всего, проверяю дату на пакете с молоком. Свежее.
– А вдруг я вегетарианка? – спрашиваю я, глядя на куриную грудку с салатом.
– Тогда ешь гарнир.
Я беру вилку, нанизываю на нее кусок и подношу ко рту.
– Ну, тебе повезло, потому что я не вегетарианка.
Он с улыбкой берет вилку и начинает есть.
– Против кого мы заключаем союз?
Мне любопытно знать, почему выбрали именно меня.
Он оглядывается по сторонам и, подняв руку, размахивает ею туда-сюда:
– Придурки. Качки. Фанаты. Потаскушки. – Он опускает руку, и я замечаю, что ногти у него выкрашены в черный цвет. Увидев, что я смотрю, он кривит губы. – Черный лучше отражает мое нынешнее настроение. Если поддержишь меня, переключусь на что-нибудь более жизнерадостное. Возможно, желтый.
– Ненавижу желтый, – качаю я головой. – Пусть будет черный – как твоя душа.
Он смеется. Его искренний смех вызывает у меня улыбку. Мне нравится… этот паренек. Но я даже не знаю имени.
– Как тебя зовут? – спрашиваю я.
– Брекин. А тебя Скай. По крайней мере, так я считаю. Пожалуй, надо бы убедиться, прежде чем познакомить тебя с деталями моего коварного садистского плана захвата школы нашим союзом.
– Я действительно Скай. А тебе не о чем беспокоиться, поскольку пока ты не раскрыл никаких деталей своего коварного плана. Интересно, однако, откуда ты меня знаешь. Я знакома с четырьмя или пятью ребятами из этой школы и с каждым из них встречалась. Ты не из их числа, так в чем же дело?
На долю секунды я замечаю в его глазах проблеск сожаления. Повезло же ему, что это был только проблеск.
Брекин пожимает плечами:
– Я здесь новичок. Если ты еще не поняла по моему безукоризненному чувству стиля, могу признаться, что я… – Он наклоняется вперед и прикрывает рот ладонью. – Мормон, – шепчет он.
Я смеюсь:
– А я решила, ты скажешь: «Гей».
– И это тоже, – говорит он, взмахивая кистью. Затем складывает руки под подбородком и подается ко мне. – Серьезно, Скай. Сегодня я заметил тебя в классе и понял, что ты тоже новенькая. А когда увидел, как перед четвертым уроком из твоего шкафчика выпали эти деньги, а ты и бровью не повела, понял, что мы с тобой заодно. Вот и подумал: если мы объединимся, то сможем в этом году предупредить по меньшей мере два подростковых самоубийства. Ну, что скажешь? Хочешь быть моим лучшим другом на всем белом свете?
Я смеюсь. Как не посмеяться?
– Конечно. Но если твоя книга – отстой, придется сделать переоценку дружбы.
Понедельник, 27 августа 2012 года
15 часов 55 минут
Так получилось, что Брекин стал для меня Божьей милостью… и он действительно мормон. У нас много общего, и многое нас отличает, что делает его еще симпатичнее. Он тоже был усыновлен, но поддерживает тесные отношения с семьей настоящих родителей. У Брекина есть два брата – не приемные и не геи, – поэтому неродные родители объясняют его гомосексуальные наклонности происхождением из другой семьи. Он говорит, они надеются, что, если усердно молиться, все это постепенно пройдет к окончанию школы, но сам он уверен, что оно, напротив, расцветет пышным цветом.
Он мечтает стать знаменитой бродвейской звездой, но признается, что у него нет способностей к пению или актерской игре, а потому придется отказаться от этой мечты и поступить в коммерческий колледж. Я рассказала ему, что хочу изучать литературное мастерство и заниматься только тем, что сидеть в штанах для йоги, писать книги и есть мороженое. Он спросил, в каком жанре я собираюсь работать, и я ответила:
– Неважно, было бы хорошо написано, верно?
Думаю, это замечание решило нашу судьбу.
Сейчас я иду домой, размышляя, написать ли Сикс об удивительных событиях первого дня или пойти в магазин за дозой кофеина, необходимой мне перед ежедневной пробежкой.
Побеждает кофеин, несмотря на то что моя любовь к Сикс немного перевешивает.
Мое минимальное участие в ведении семейного хозяйства заключается в еженедельной закупке продуктов. Благодаря нешаблонному веганскому подходу Карен к питанию, вся еда в нашем доме без сахара, без углеводов и без вкуса, поэтому я предпочитаю отовариваться сама. Хватаю упаковку из шести бутылок содовой и самый большой пакет сникерсов, бросаю в тележку. У меня в спальне есть замечательный тайник для припасов. Большинство подростков припрятывают сигареты и травку, а я – сласти.
Дойдя до кассы, я узнаю девушку, пробивающую чек. Она была со мной на втором уроке английского. Я уверена, что ее зовут Шейна, но на беджике значится Шейла. В Шейне / Шейле есть все, о чем можно мечтать. Высокая и загорелая соблазнительная блондинка. В хорошие дни я тоже ничего себе. Можно было бы постричь мои прямые каштановые волосы или даже сделать мелирование. Но волос у меня целая копна, и будет не так-то легко содержать их в порядке. Они спадают с плеч дюймов на шесть, но из-за жары и влажности я обычно убираю их наверх.
– У нас естествознание? – спрашивает Шейна / Шейла.
– Английский, – поправляю я.
Она бросает на меня снисходительный взгляд.
– А я и говорила по-английски, – обиженно произносит она. – Я спросила: «У нас естествознание?»
Боже правый! Может, такой блондинкой мне быть вовсе не хочется.
– Нет, – отвечаю. – Я имела в виду, что у нас с тобой общий английский, а не естествознание.
Несколько мгновений она тупо смотрит на меня, потом смеется:
– А-а!
На ее лице появляется осмысленное выражение. Она смотрит на монитор и называет сумму. Я засовываю руку в задний карман джинсов и достаю кредитную карту, стремясь поскорей закончить этот не слишком умный разговор.
– Бог мой, – тихо произносит она. – Посмотри, кто там сзади.
Я поднимаю на нее взгляд. Она пристально смотрит на кого-то, стоящего неподалеку в очереди к соседней кассе.
Нет, выражусь точней. Она исходит слюной, глядя на кого-то, стоящего в очереди к соседней кассе.
– Привет, Холдер, – обольстительно произносит она, сверкая белозубой улыбкой.
Неужели она хлопает ресницами? Угу. Она и впрямь похлопала ресницами. Я всерьез полагала, что такое можно увидеть только в мультиках.
Я оборачиваюсь посмотреть, кто такой этот Холдер, которому удалось развеять подобие самоуважения, оставшегося у Шейны / Шейлы. Парень смотрит на нее и с безразличным видом кивает в знак того, что узнал.
– Привет… – Он скашивает взгляд на ее беджик. – Шейла. – Потом поворачивается к своей кассирше.
Неужели проигнорировал? Одна из самых смазливых девиц в школе откровенно завлекает его, а он раздражается. Он вообще из человеческой породы? Ребята, которых я знаю, так бы себя не вели.
Она фыркает.
– Шейна, – поправляет она, досадуя на то, что он не знает ее имени.
Я поворачиваюсь к Шейне и провожу кредитку через считывающее устройство.
– Извини, – обращается он к ней. – Ты ведь знаешь, что на твоем беджике написано «Шейла»?
Она скашивает и приподнимает беджик, чтобы прочитать.
– Ха! – Погрузившись в раздумья, она сдвигает брови. Было бы куда погружаться! – Когда ты вернулся? – спрашивает она Холдера, напрочь игнорируя меня.
Я только что провела свою кредитку и почти уверена, что теперь очередь за Шейной, но она поглощена мыслями о скорой свадьбе с этим парнем и начисто забыла, что у нее клиент.
– На прошлой неделе, – отрывисто отвечает он.
– А тебе разрешат вернуться в школу?
С места, где я стою, слышно, как он вздыхает.
– Это неважно, – бесстрастно произносит он. – Я не вернусь.
Это последнее высказывание вызывает явное неодобрение Шейны / Шейлы. Закатив глаза, она обращает внимание на меня.
– Досадно, что к такому телу не прилагаются мозги, – шепчет она.
От меня не ускользает ирония ее утверждения.
Когда она наконец начинает набивать цифры на кассовом аппарате, я пользуюсь возможностью оглянуться вторично. Мне любопытно еще раз взглянуть на парня, которого бесит длинноногая блондинка. Посмеиваясь над словами кассирши, он заглядывает в свой бумажник. Я сразу замечаю три вещи:
Чарующая улыбка, обнажающая идеальные белые зубы.
Ямочки, появляющиеся в уголках губ и на щеках, когда он улыбается.
Меня бросает в жар.
Или это томление. Или, может быть, пищевая инфекция.
Чувство это мне совершенно незнакомо. Я вообще не понимаю, что