Епископ Башни был стар. «Выглядит он, – подумал Джиб, – моложе отшельника и все-таки дряхлый старец». Ряса, которую он носил – златотканая, из тончайшего шелка, – за долгие годы изрядно пообтрепалась. Впрочем, при взгляде на лицо епископа поношенные одежды как-то сразу забывались. Старца словно окутывал незримый покров доброты и могущества; то был не просто епископ, а епископ-воин. Стоило мысленно слегка подправить его заострившиеся черты, вообразить здоровый цвет кожи и румянец на щеках, и на месте старика возникал вдруг суровый ратник. Седые волосы на голове епископа были столь редкими, что казались случайно прицепившимся к ней пухом, который вот-вот сорвется и улетит, подгоняемый ветерком, проникавшим внутрь Башни сквозь многочисленные трещины в стенах. Огонь в очаге бессилен был справиться с холодом. Комната была обставлена весьма скудно: грубый стол, за которым сидел на колченогом стуле епископ, в углу непритязательное ложе, шаткий обеденный стол со скамьями вдоль него; в самодельном шкафчике стояла дюжина-другая книг, внизу громоздились свитки, некоторые из них были изгрызены мышами.
Епископ взял книгу в кожаном переплете, раскрыл ее и принялся медленно перелистывать страницы. Потом закрыл и отложил в сторону.
– Ты говоришь, мой брат во Христе отошел с миром? – спросил он у Джиба.
– Он знал, что умирает, – ответил тот, – знал и не боялся. Он был таким старым…
– Да, старым, – произнес епископ. – Я помню его с тех пор, когда сам был еще мальчишкой, а он – человеком зрелого возраста. Наверно, ему тогда исполнилось тридцать или около того. Впрочем, я могу ошибаться. Уже тогда он служил Господу. Я в его годы воевал, был капитаном здешнего гарнизона, оборонявшего Пограничье от демонов Пустынного Края. Лишь постарев и расставшись со своими солдатами, которых отозвали отсюда, я стал слугой Господа. Ты говоришь, мой друг пользовался всеобщей любовью?
– Никто не желал ему зла, – сказал Джиб. – Он дружил со всеми: с Народом Болот и Народом Холмов, с гномами…
– Но вы не его веры. Я подозреваю, вы не придерживаетесь никакой веры вообще.
– Знаете, ваша милость, если я правильно понял, что вы имеете в виду, то вы угадали.
– Как это на него похоже! – Епископ покачал головой. – Как похоже! Он никогда не спрашивал у человека о его вере. По-моему, ему было все равно. Даже если его воззрения были ошибочны, он заслуживает уважения. И то, что вы все вместе принесли мне предметы, которые он поручил передать, – лишнее тому доказательство. Только не подумайте, что я вам не рад. Мы всегда рады гостям, они бывают у нас так редко!
– Ваша светлость, – сказал Корнуолл, – по поручению отшельника к вам явился только Болотный Джиб. Хэл из Дерева-с-дуплом был нашим проводником.
– А дама? – спросил епископ.
– Она под нашим покровительством, – ответил Корнуолл с запинкой.
– Вы очень ловко избегаете говорить о себе.
– Мы с гоблином направляемся в Пустынный Край. Что касается Енота, он – приятель Хэла.
– Еноты меня не интересуют, – заметил довольно-таки раздраженно епископ, – хотя я против них ничего не имею. Любопытное создание, этакая мохнатая игрушка.
– Он не игрушка, ваша светлость, – возразил Хэл, – он друг.
Епископ сделал вид, что не расслышал, и обратился к Корнуоллу:
– Вы сказали, в Пустынный Край? Не многие люди ныне отваживаются проникать туда. Позвольте предупредить вас: там небезопасно. Что вами движет?
– Он ученый, – объяснил Оливер, – ищет истину. Он идет туда, чтобы провести исследования.
– Хорошо, – одобрил епископ. – Человеку не пристало гнаться за мирскими богатствами. Искать знания – значит угождать душе, хотя, боюсь, ваше стремление к истине будет вам не слишком надежной защитой.
– Ваша светлость, – проговорил Корнуолл, – книга…
– Ах да, книга. Праведная книга и весьма, весьма полезная. Сотни лекарственных рецептов, большинство из которых, я уверен, были до сих пор известны лишь отшельнику. Но скоро о них узнает все человечество.
– Кроме нее, – продолжал Корнуолл, – отшельник послал вам еще один предмет.
– Конечно, конечно. – Епископ как будто смутился. – Я совсем забыл. Увы, старость не радость. Память с возрастом, к сожалению, лучше не становится.
Он взял завернутый в ткань топорик, развернул его – и застыл в изумлении. Потом молча повертел в руках и наконец положил перед собой на стол, поднял голову, оглядел путников и остановил свой взгляд на Джибе.
– Ты знал, что несешь? – спросил он у болотника. – Отшельник тебе рассказал?
– Он сказал, что это ручной топорик.
– А тебе известно, что такое ручной топорик?
– Нет, ваша светлость.
– А вам? – Епископ посмотрел на Корнуолла.
– Да, ваша светлость. Старинный инструмент. Кое-кто считает…
– Знаю, знаю. Таких «кое-кого» всегда хоть пруд пруди, равно как и тех, кто вечно пристает с вопросами. Интересно, почему отшельник его хранил, да еще столь бережно, и почему завещал передать мне? Топорик-то не из тех вещей, что подобает иметь служителю Господа. Он изготовлен Древними.
– Древними? – переспросил Корнуолл.
– Да, Древними. Вы никогда о них не слышали?
– Наоборот, их я и ищу! Поэтому и направляюсь в Пустынный Край. Вы можете мне сказать, существуют ли они на самом деле или их выдумали?
– Существуют, – ответил епископ, – и этот инструмент надо им возвратить. Когда-то кто-то, наверно, украл его…
– Я могу взять его, – предложил Корнуолл. – Я возьму его и передам по назначению.
– Нет, – возразил Джиб. – Отшельник доверился мне, а потому я верну топорик…
– Но тебе нет никакой необходимости идти туда! – воскликнул Корнуолл.
– Не было, – поправил Джиб. – Возьмешь меня с собой?
– Я Джиба не брошу, – проговорил Хэл. – Мы с ним дружим слишком давно, чтобы я отпустил его одного навстречу опасностям.
– Похоже, – заметил епископ, – вы все торопитесь умереть, за исключением дамы.
– Я тоже иду, – сказала Мэри.
– И я, – раздался голос от двери.
Услышав его, Джиб резко обернулся.
– Плакси! – воскликнул он. – А ты что здесь делаешь?
Обычно епископ питался скромно: тарелка кукурузной каши или, скажем, ломтик бекона. Умерщвляя плоть, он, как ему казалось, питал дух и одновременно подавал достойный пример своей немногочисленной пастве. Однако, будучи по натуре чревоугодником, он радовался гостям, ибо их прибытие позволяло ему как следует наесться; к тому же проявляемые им радушие и хлебосольство шли во благо матери Церкви.
На столе чего только не было: молочный поросенок с яблоком в пасти, оленина, ветчина, седло барашка, пара гусей, пирог с фазанятиной, сладкие пирожки, горячие хлебцы, огромное блюдо с фруктами и орехами, приправленный коньяком пудинг с изюмом и четыре сорта вина.
Отодвинувшись от стола, епископ вытер губы льняной салфеткой.
– Вы уверены, – обратился он к гостям, – что вам больше ничего не хочется? Мои повара…
– Ваша светлость, – сказал Плакси, – вы нас закормили. Мы не привыкли к столь обильному угощению, столь обильному и столь вкусному. Лично я роскошнее пиршества не видывал.
– Дело в том, – пояснил епископ, – что к нам редко кто заглядывает. Поэтому мы стараемся принимать путников так тепло, как только можем. – Он откинулся на спинку стула и похлопал себя по животу. – Когда-нибудь мой аппетит сведет меня в могилу. Как я ни пытаюсь, настоящий церковник из меня не получается. Я истязаю плоть, дисциплинирую дух, но меня постоянно снедает голод, который не уменьшается даже с возрастом. Я говорю о голоде в широком смысле слова. Ваша затея представляется мне безумной, но меня так и подмывает бросить все и присоединиться к вам. Должно быть, причиной тому эта башня, в которой обитали в былые времена доблестные воины и творились великие дела. Сейчас на границе царит покой, а ведь не так давно солдаты Империи сражались с существами из Пустынного Края. Башня наполовину развалилась, но я помню ее гордой и неприступной: сторожевая башня, окруженная стеной, которая спускалась к реке. Теперь той стены нет и в помине, ее разобрали по камушку на дома, курятники и изгороди местные жители. Когда-то здесь, в башне и на стене, находились люди, воины, которые отражали набеги тех нечестивцев, что населяют Пустынный Край, но то было давно.
– Ваша светлость, – перебил Плакси, – вы отступаете от истины. В прошлом Братство вполне уживалось с людьми. Но потом те начали вырубать леса, не щадя ни священных деревьев, ни волшебных лощин, начали прокладывать дороги и строить города, и вот тогда возникла вражда. Как же можно говорить о нечестивцах, когда именно люди…
– Человек вправе поступать с землей так, как ему представляется нужным, – провозгласил епископ. – Он обладает божественным правом. А всякие безбожные твари…
– Не безбожные, – возразил Плакси. – У нас были свои священные рощи, которые вырубили под корень ваши топоры, феи танцевали на зеленых лужайках, которые вы потом распахали и превратили в поля. Даже столь безобидные существа, как феи…
– Ваша светлость, – прервал гнома Корнуолл, – боюсь, нам с вами не устоять. Нас, христиан, тут всего двое. Однако остальные – верные, преданные друзья. Я рад, что они вызвались идти вместе со мной, хотя, признаться, меня терзают опасения…
– Полагаю, вы правы, – отозвался епископ добродушнее, чем можно было ожидать. – Не пристало ссориться тем, кто сиживал за одним столом, тем более – за таким. Нам и без того хватает что обсуждать, чтобы еще приниматься за выяснение отношений. Значит, сэр книжник, вы ищете Древних из научного любопытства? Должно быть, вы о них читали?
– Это уж точно, – подтвердил Оливер. – Я наблюдал за ним ночь за ночью. Он сидел за столом, изучал старинные манускрипты, брал с полок книги, к которым не прикасались на протяжении столетий, сдувал с них пыль, перелистывал страницы при свете свечного огарка, потому что не мог позволить себе покупать новые свечи слишком часто. Зимой он дрожал от холода, ибо, да будет вам известно, все университетские помещения, и библиотека в том числе, – просто-напросто каменные мешки, по которым привольно гуляет ветер.
– Так поведайте нам, что вы нашли, – попросил епископ.
– Не много, – ответил Корнуолл. – Предложение тут, другое предложение там, но достаточно – по крайней мере для меня, – чтобы убедиться в том, что Древние – не совсем миф. Я отыскал книгу, скорее книжицу, настолько она была тонкая и изобиловала досадными пропусками, которая могла при желании послужить самоучителем языка Древних. Я выучил его, хотя до сих пор не знаю, в самом ли деле это язык Древних. К сожалению, мой запас слов невелик, я не способен передавать собеседнику свои мысли во всей их полноте. Как бы то ни было, я убежден, что человек, составлявший самоучитель, искренне верил в то, что обрабатывает язык Древних.
– А откуда он его узнал? Он ничего не объясняет?
– Нет. Но мне кажется, это не фальшивка.
– Вера, – заметил епископ, – весьма разумное основание для поступка.
– По-моему, да, – отозвался Корнуолл, – однако для других, возможно, нет.
– Что касается меня, – подал голос Оливер, – вера – мое оправдание. Я не желаю до конца жизни оставаться чердачным гоблином и тратить отпущенный мне срок впустую!
– Пожалуй, – произнес Корнуолл, – я тебя понимаю. Знаешь, Оливер, в университете есть что-то такое, что словно проникает в плоть и кровь. Он словно не от мира сего, как будто порожден чьей-то фантазией, где-то даже безумен. Погоня за знаниями становится самоцелью, которая не имеет никакого отношения к действительности. Но я беспокоюсь за Джиба и Хэла. Может, ты все-таки отдашь мне топор?
– Ты беспокоишься, – сказал Джиб, – и предлагаешь взять у меня топор потому, что ты не знал отшельника. Он столько для нас сделал, а мы так и не сумели его отблагодарить. Мы глядели на утес, у подножия которого он жил в своей пещере, и нам казалось, что само его присутствие избавляет нас от грехов. Иначе я объяснить не могу, уж не обессудьте. Я сидел рядом с ним в его последний час, я закрыл его одеялом, когда он отошел, и завалил вход в пещеру камнями, чтобы не забрались волки. Мне остается лишь одно, и я исполню его просьбу, потому что он доверился не кому-нибудь, а мне.
– Насколько я могу судить, – проговорил епископ, ерзая на стуле, – переубедить вас мне не удастся: вы твердо решили сложить свои буйные головушки. Но мне не понять, почему так настаивает на том, чтобы идти с вами, это милое дитя…
– Ваша светлость, – сказала Мэри, – у меня есть свои причины. Когда я была совсем маленькой, кто-то поставил меня на тропинку, я пошла по ней, и она привела меня к двум старикам, которым я стала дочерью. Я долго думала, откуда же вела та тропинка. Ведь она шла из Пустынного Края…
– Уж не хочешь ли ты сказать, – воскликнул потрясенный епископ, – что родилась в Пустынном Краю? Прости меня, но это же какая-то нелепость!
– Порой, – продолжала Мэри, – мне кое-что вспоминается: старый дом на вершине высокого холма, товарищи по играм, которые просят меня узнать их, но я никак не могу… Я не знаю, кто они, что они такое.
– Тебе не нужно знать, – заявил епископ.
– По-моему, ваша светлость, вы ошибаетесь, – не согласилась Мэри. – Мне нужно это узнать, и я узнаю.
– Пускай идет, – вмешался Плакси. – Хватит к ней приставать, у нее надежные спутники, и, сдается мне, ее примут любезнее, чем кого-либо из нас.
– А ты, Плакси? – спросил Хэл делано небрежным тоном. – Собрался навестить родные места?
– Я испугался, что не буду спать по ночам, – фыркнул гном. – Я оказался замешан во всем этом чуть ли не с самого начала. Посуди сам: я выковал тот меч, которым вооружен книжник, я выковал его не иначе как по велению судьбы. А то почему бы мы набрели на залежи руды? Не забывай, мы наткнулись на богатое гнездо в сносной, однако гораздо более бедной породе. Нет, это гнездо очутилось там неспроста, ибо все в мире происходит неспроста. И я не могу отделаться от мысли, что оно изначально предназначалось для клинка.
– Если так, – сказал Корнуолл, – то меч попал не в те руки. Я недостоин носить его, я не боец.
– Ночью в конюшне ты доказал обратное, – возразил Хэл.
– Что такое? – удивился епископ. – Какая такая конюшня? Вы с кем-то дрались?
– Да, у нас вышла небольшая стычка, – ответил Корнуолл. – Мы не стали рассказывать вам о ней, ваша светлость, поскольку, думается, все считали, что так будет лучше. Мы по-крупному повздорили с человеком по имени Лоуренс Бекетт. Вы слышали о нем?
– Как же, как же, – угрюмо усмехнулся епископ. – Да, более опасного врага, чем Бекетт, вы выбрать не могли, даже если бы очень постарались. Я никогда с ним не встречался, но слухами, как говорится, земля полнится. Он – чудовище в человеческом облике. Что ж, если вы с ним не поладили, пожалуй, вам и впрямь стоит попытать счастья в Пустынном Краю.
– Однако он тоже направляется туда, – заметил Джиб.
– Вот как? – Епископ подался вперед. – Почему же вы не сказали мне этого раньше?
– Отчасти потому, – ответил Корнуолл, – что Бекетт принадлежит к Инквизиции.
– И вы решили, что он пользуется доверием и поддержкой всех служителей Святой матери Церкви?
О проекте
О подписке