Как только мы перешли дорогу и оказались внутри фабричного магазина, все словно с ума посходили. Нам дали скидку на и без того недорогую пряжу, потом все толпились возле автобуса с огромными сумками, которые нужно было еще умудриться запихнуть в багажный отсек. Однако я осталась самодовольным снобом, думая про себя: «На своем веку я навидалась всякой пряжи. Я выше того, чтобы покупать больше только потому, что попала в заводской магазин и мне дали скидку». И чтобы это себе доказать, ограничилась лишь одним набором круговых спиц из палисандра.

Отсюда мы отправились на север к полуострову Снайфедльснес, и двухчасовая поездка к месту назначения заметно нас утихомирила.

Дорога шла прямо вдоль побережья, а затем нырнула вниз, вниз, вниз на 750 метров под Хваль-фьорд. Двухполосный туннель тянулся почти пять километров. После нескольких легких шуток о клаустрофобии Рейнир что-то пробормотал, и Рагга вытащила микрофон. «Наш водитель только что рассказал, что в прошлом году этот туннель был ненадолго закрыт после взрыва грузовика». Впервые с начала поездки он улыбался.

У нас заложило уши, мы поднимались по дороге вверх, направляясь в более отдаленную, дикую местность. Справа вздымались зазубренные горные вершины, мягкие зеленые склоны элегантно спускались к пенистой береговой линии слева, пейзаж достойный платья от Диор. Внешняя граница Северной Атлантики осталась позади, и теперь перед нами предстал Датский пролив.

Внезапно мы свернули с дороги и въехали на парковку исландского придорожного супермаркета. «Окей, народ! – по громкой связи объявила Рагга. – Так! Это последний продуктовый магазин на довольно долгое время. Если вам нужны продукты для перекуса на следующие несколько дней, то сейчас самое время пойти и купить, что нужно».

Все послушно пошли внутрь, склонив головы перед жестоким ветром и начавшимся дождем. Можно подумать, мы были исследователями труднодоступных мест, готовящимися провести целый год где-то в глуши – настолько оказались завалены наши тележки печеньем, крекерами и чипсами. Прогуливаясь мимо сушеных фруктов, разглядывая консервы, школьные принадлежности и… Я остановилась. Там, в обычном старом продуктовом магазине, был целый отдел пряжи. Не одна-две полки, а полки, стеллажи, корзины и целая стена исландской пряжи всевозможных цветов и толщины, от едва спряденной Plötulopi до пухленькой Álafosslopi, от тяжелой Bulkylopi до более легкой Léttlopi и изящной кружевной Einband.

Внезапно из задней части автобуса донесся крик: «Овцыыыыыыы!»

Здесь было то же самое, что и в том фабричном магазине. Но что-то в обстановке супермаркета заставило меня уступить. Вересковые цвета внезапно стали изысканными и неотразимыми. Именно тогда я решила, что свяжу маленькое покрывало во время этой поездки, что-то, чем я могла бы укутать колени, вспоминая об этом времени в Исландии. Кэт и Фрог присоединились ко мне, пополнив свои запасы множеством оттенков зеленого для одного проекта, который они планировали связать во время своего путешествия и на самом деле его связали.

«Ты видела этот отдел с пряжей?» – спрашивали мы друг друга в автобусе, раскладывая сумки с печеньем и напитками.

Рагга терпеливо улыбалась.

«Там пряжа!» – повторяли мы, не веря своим глазам.

«В продуктовом магазине!»

«Я ЗНАЮ!»

Тот факт, что цены здесь не имели никакого смысла, делал все это еще более захватывающим. Если у вас нет калькулятора или особых способностей к математике, почти невозможно точно знать, сколько вы только что потратили. Все одновременно казалось удачной покупкой и полным расточительством, ни в чем нельзя было быть уверенными.

Мы мчались вверх по полуострову, убаюкиваемые монотонным вжух-вжух-вжух дворников. Сиденье Рейнира жило своей собственной жизнью. Каждый раз, когда автобус наезжал на кочку – а это случалось все чаще и чаще, – его сиденье высоко подскакивало, а затем снова опускалось, издавая медленное шипение.

Внезапно из задней части автобуса донесся крик «Овцыыыыы!» Все незамедлительно повернули головы, чтобы увидеть первую, настоящую, с большой буквы и Исландскую овцу. Там! В дикой природе! Мы вытащили фотоаппараты. Охали и ахали. Именно поэтому мы здесь.

Исландская овца – диковина в современном мире. Ее гены можно проследить до тех самых животных, привезенных на остров первыми поселенцами – викингами – в девятом веке. В то время люди во всем полагались на овец – во всем, что касалось молока, мяса, шерсти и кожи. А те отращивали самые разнообразные шубы с шерстью от тончайшего шелка до длинных, прочных нитей, которые лучше всего использовать для веревок. Все шло от этих овец. Даже паруса на кораблях викингов были сделаны из этой шерсти, которую пряли вручную на веретене.

И когда с конца 1700-х годов все в мире начали «улучшать» свои породы овец, чтобы вырастить более крупные тела и более мягкую, более светлую шерсть, исландские овцы остались нетронутыми. Они меньше, чем среднестатистические коммерческие породы овец с горой мышц, их шерсть все так же состоит из двух различных видов волокон. Толстые, длинные прочные волокна называются tog, и они выступают в качестве подпорок для пряжи, делая ее прочной и долговечной. Короткие, изысканно тонкие волокна называются thel, они создают воздушный слой изоляции, делая эти прочные и долговечные предметы одежды необычайно теплыми. Исландские овцы все еще отращивают шерсть в великолепном множестве естественных оттенков далеко за пределами обычного ослепительно белого. Полное отсутствие генетического вмешательства превратило этих овец в своего рода точную капсулу времени девятого века, что, в свою очередь, в наши дни сделало Исландию настолько привлекательным туристическим направлением.

Через несколько минут раздался еще один крик и снова щелканье фотоаппаратов. Потом еще один крик и еще, пока крики не превратились в шутку, потому что овцы были повсюду.

Ландшафт стал бескрайним и изрезанным, не было ничего, кроме приподнятых дорог и ирригационных канав, указывающих, где, вероятно, заканчивается одно землевладение и начинается другое. Независимо от того, куда посмотреть или чья это была собственность, мы видели овец. Везде. Эти пушистые маячки, пухлые маленькие зефирки, словно упавшие с небес, при ближайшем рассмотрении все оказались овцами. Не было никакой логики или смысла в том, где они бродили или как им удалось туда добраться.

Подобно праздношатающимся подросткам, овцы стояли поодиночке или небольшими группами. Чем отдаленнее была местность, тем более опасливыми они были. Поджидали, пока мы не окажемся на расстоянии вытянутой руки, только лишь чтобы развернуться и убежать; их мохнатые зады, покачиваясь и переваливаясь со стороны на сторону, шарахались от нас, пока овцы, не почувствовав себя в безопасности, не останавливались, чтобы обернуться и поглазеть.

Возможно, овцы – самые распространенные животные на острове в наши дни, но прибывшие сюда первые викинги также привезли с собой коз. В конце концов они поняли, что им нужна более калорийная пища, чем та, которую могли обеспечить козы, поэтому овцы завоевали большую популярность. Но козы никуда не делись. На сегодня их самый главный враг – разъяренный фермер, который вовсе не оценит, что его тюки с сеном разворошили и сожрали.

Здесь живет женщина, которая делает все возможное, чтобы сохранить и увеличить местную популяцию коз. Зовут ее Йоханна, мы добрались до ее фермы Háafell как раз перед обедом. В ее стаде сохранились самые древние гены местных коз во всей Северной Европе, восходящие к тем самым ранним животным поселенцев-викингов. Эти козы не только дают мясо и молоко, но и отращивают – как и их кашемировый родственник Capra hircus laniger (кашмирская коза) – нежный подшерсток из необычайно теплых тонких волокон. Стадо пока недостаточно велико, чтобы обеспечить достаточное количество шерсти для производства пряжи, но хозяйка надеется, что однажды это произойдет.

После небольшой прогулки по пастбищу, в время которой Хелен вновь исчезла, чтобы сделать лучшие фотографии, мы собрались на обед в маленьком домике из шлакоблоков. Йоханна накрыла красивый стол с мясным ассорти, тонкими ломтиками черного хлеба, кусочками масла, маленькими порциями козьего сыра, печеньем, йогуртом и кувшином свежего козьего молока. В крошечной вазе стояли розы из ее сада.

Я наблюдала, как наша группа вежливо прошла мимо мясной нарезки и выстроилась в очередь к маслу. С этим маслом мы были похожи на термитов, пожирающих каждую его порцию, куда бы ни пошли. Не знаю, действительно ли это масло было лучше или это был соблазн вдали от дома забыть все диетические правила, но масло в Исландии на самом деле вкуснее, и все были согласны с этим.

А еще мы удвоили потребление печенья в шоколадной глазури, прекрасно стимулирующего пищеварение. Джейн из Сиэтла налила мне тепловатого козьего молока в высокий стакан, и я взяла его с унылой улыбкой. Утренний завтрак, состоявший из сушеной рыбы, вымоченной в масле, и последующая поездка по трясучей дороге немного выбили меня из колеи.

Отгоняя мух с тарелок, мы слушали, как Рагга переводит для Йоханны. У нее не было лицензии на организацию общепита, поэтому она не могла продавать молоко или сыр, которыми мы угощались. Вместо этого она использовала козье молоко для изготовления собственных домашних средств по уходу за кожей. А это означало, что после обеда мы покорно выстроились в очередь, чтобы купить баночки кремов, лосьонов и мазей, которые обещали восстановить нам молодой цвет лица.

Потом все вернулись в автобус, чтобы еще час потрястись на кочках и добраться до крошечного домашнего магазинчика, которым управляли старые друзья Рагги. Пригнувшись, проходя через маленькую прихожую, я почувствовала затхлый запах и посмотрела направо, где заметила что-то белое в чаше с жидкостью ярко-красного цвета. Свежеотрубленная овечья голова. Из рогов вырезали пуговицы, а что делают с остальным, я не стала спрашивать.

Нам показали изделия ручной работы, такие вещи, как красивые войлочные шерстяные тапочки и резные пуговицы из овечьего рога. Нащупав клочок шерсти в кармане, я взглянула на Раггу. Она подняла бровь и указала под низкую полку в конце комнаты. Мой пульс участился.

Эта ферма была участником небольшого кооператива по обработке шерсти, который мало известен за пределами Исландии. Вместо того чтобы продавать свою шерсть компании Истекс, они все вместе собирают ее и отправляют в тот же самый шерстомойный цех, который использует Истекс, однако технология очистки их шерсти была иной.

Используется вода более низкой температуры, что позволяет сохранить больше натуральных жиров в шерсти. Подозреваю, что «Истекс» промывает волокна при высокой температуре воды, потому что там понимают, и, вероятно, вполне обоснованно, что основные покупатели пряжи не настолько очарованы запахом овец, как некоторые вязальщицы. Но надо признать, что такие слегка промытые волокна дают более нежное, мягкое ощущение, сохраняя при этом и естественный овечий аромат. Эти волокна затем сплетают в пряжу в стиле Plötulopi на заводе Истекс, и любой член кооператива может ее продавать.

Пряжа Plötulopi настолько соответствует вязанию из натуральных овечьих волокон, насколько это возможно. Это едва скрученные волокна, напоминающие пряди волос; обычно их вяжут в две нити. Сама по себе такая пряжа может быть ломкой и нежной, но стоит связать из нее одежду, как получится полотно прочное, как сталь. Остальная исландская пряжа представляет собой привычные нам мотки или клубки, но Plötulopi выходит прямо из чесальной машины в виде дисков или лепешек.

В тот день под прилавком у них нашлось всего несколько кипенно-белых лепешек. Остальные были серыми, шоколадно-коричневыми и относительно редкими угольно-черными. В другой комнате хранились большие сетчатые мешки с вычищенными, непрядеными ровницами для продажи. Довольная, как порывшаяся в помоях свинья, я вернулась в автобус и запихала свои сумки в багажный отсек. Справедливости ради я рассказала остальным, почему эта пряжа такая особенная, и не заграбастала ее всю для себя.

Солнце уже клонилось к закату, когда мы наконец остановились на ночлег в хостеле. До приземистого здания из шлакоблоков доносился раскатистый шум океана. Мы посмотрели в небо как раз вовремя, чтобы застать огромную радугу, непрерывную от гор до воды. Внутри большой радуги появилась вторая.

Свернувшись калачиком на узкой кровати, я хорошо выспалась в ту ночь. Со всех сторон меня окружали успокаивающие звуки хостела: открывающиеся и закрывающиеся двери, приглушенные голоса, шаги по линолеуму. Наши грязные сапоги были аккуратно выставлены в ряд на ковриках перед каждой дверью. Дождь барабанил по крыше всю ночь. Ветер все шумел и пыхтел, но ему не удалось сдуть наш домик.

На следующее утро за завтраком Хелен из Род-Айленда вбила себе в голову, что хочет покататься на одной из знаменитых исландских лошадей размером с пони. Она уже нашла все это на своем iPad. Точно знала название места, расписание, стоимость, в общем все. Ей просто нужно, чтобы помощница Рагги – Фанни – позвонила туда.

«Еще кто-нибудь хочет прокатиться верхом?» – прозвучал вопрос, когда Фанни достала телефон. Какого черта я подняла руку.

И вот наша небольшая группа забралась в автобус, и мы направились к конной ферме, до которой было всего несколько километров вверх по дороге. Для нас оседлали красивых маленьких исландских лошадок и привели их в конюшню, которая была чище, чем дома многих людей. Нас по очереди подводили к лошадям и помогали взобраться.

«Моя двигается! – закричала Нэнси со своей лошади. – Они что, должны двигаться?»

Отъехав всего на пару метров от сарая, Нэнси заявила, что с нее хватит: «Я еще не готова к такому!» И ей повезло, что она отказалась, потому что через несколько минут, как раз в окружении потрясающих пейзажей, кто-то совершил ошибку, предложив перейти на рысь. Так вот, у нормальных лошадей всего три аллюра: шаг, рысь и галоп. Но у исландских лошадей есть два дополнительных аллюра: tölt и skeið. И хотя tölt – якобы очень плавный и удобный аллюр, он также славится своим внезапным ускорением. И мы не собирались переходить на обычную рысь, нет. Мы перешли на tölt.