Непросто бегать по незнакомому миру после чересчур сытного обеда и долгих дней безделья. Спустя полчаса Рэнсом уже не бежал, а брел, зажимая рукой ноющий бок и напряженно вслушиваясь: нет ли погони? Хлопки выстрелов и крики (не только людские) за спиной вскоре сменились грохочущей пальбой из винтовки; потом и они затихли. Повсюду, насколько хватало глаз, Рэнсом видел лишь гигантские стебли, тонувшие в лиловых сумерках. Опахала прозрачных листьев наверху застилали солнечный свет, поэтому в лесу царил торжественный полумрак. Порой Рэнсом, собрав силы, снова переходил на бег. Под ногами мягко пружинила земля, покрытая все той же резиновой травой, пару раз дорогу перебегали какие-то мелкие красные зверьки, но в остальном лес не подавал признаков жизни. Значит, для одинокого путника нет никакой опасности… Если забыть, что он плутает по неведомым зарослям без еды и питья в тысячах или даже миллионах миль от человеческого мира.
Рэнсом вспомнил о сорнах – а то несомненно были именно они, те самые существа, которым его собирались отдать. Они не имели ничего общего с кошмарными образами, которые успела нарисовать фантазия, потому-то их появление и застало его врасплох. Куда там Уэллсу со своими кошмарными чудищами; эти твари, казалось, воплотили в себе все детские, практически забытые страхи Рэнсома. Великаны, людоеды, привидения, скелеты – вот кем они были в его глазах. Призраки на ходулях, пугала с кривыми лицами, словно вышедшие из-под кисти сюрреалиста. И все же паника понемногу отпускала. Полный решимости бороться до последнего, Рэнсом шептал слова молитвы, ощущая за поясом тяжесть ножа. Его охватывало странное чувство привязанности к собственному «я»: он даже едва не сказал вслух: «Будем держаться вместе».
Идти, однако, стало сложнее, и о размышлениях пришлось забыть. Пологий склон уткнулся справа в крутую скалу: видимо, Рэнсом, сам того не замечая, огибал высокий холм, понемногу на него взбираясь. Дорогу теперь то и дело преграждали каменистые гребни, видимо, тянувшиеся от этой самой возвышенности. Отчего-то Рэнсом полез прямиком через них. Видимо, сказались отрывочные представления о земной географии: мол, на низменных участках возле реки лес растет не так густо, а на равнине сорны быстро поймают кого угодно. Карабкаясь по хребтам и оврагам, Рэнсом не переставал поражаться их неожиданной крутизне, хотя преодолевать их было не так уж сложно. Он обратил внимание, что даже самые маленькие холмики ничуть не похожи на земные: слишком узкие возле основания, к вершине они и вовсе заострялись. Совсем как те волны на синем озере… Фиолетовые листья, к слову, тоже в подражание холмам тянулись к небу. Края их, невзирая на размеры опахал, не свисали книзу, и со стороны лес походил на скопище огромных вееров. И сорны – Рэнсом содрогнулся – сорны тоже были до отвращения высокими.
Он плохо разбирался в физике, однако все равно предположил, что этот мир меньше Земли, сила притяжения слабее, а значит, природа вольна тянуться к небу, сколько ей угодно. Странно… Куда же его все-таки занесло? На Венеру? Крупнее она или мельче Земли, не помнилось, но там вроде бы должно быть жарче… Может, Марс? Или Луна? От последней мысли, впрочем, Рэнсом быстро отказался: ведь тогда при посадке они видели бы Землю. Впрочем, у Луны есть обратная сторона, поэтому он вполне может блуждать и по неизведанным пространствам земного спутника… Отчего-то вдруг стало еще горше.
В оврагах часто встречались синие шипящие ручейки, бегущие в долину слева. Вода, как и в озере, была горячей и согревала окрестный воздух; во время блужданий Рэнсом то и дело словно попадал из одной климатической зоны в другую. Вскарабкавшись на очередной холм после жаркой лощины, он заметил, что в лесу стало намного свежее. Огляделся и понял, что свет тоже угасает. В своих расчетах Рэнсом совсем забыл про ночь – а кто знает, что на незнакомой планете сулит темное время суток? Он застыл, вглядываясь в сгущающийся мрак, и порыв холодного ветра вдруг всколыхнул фиолетовые стебли; они закачались, напоминая о своей легкости и гибкости, удивительной для таких размеров. Мигом дали о себе знать голод и усталость, до сих пор отступавшие перед страхом и волнением. Вздрогнув, Рэнсом заставил себя сделать очередной шаг. Ветер усиливался. Листья заплясали над головой, меж ними порой мелькало бледнеющее небо, на котором неожиданно вспыхнули первые звезды. Лес больше не молчал. Рэнсом испуганно озирался, опасаясь хищных зверей, но пока что видел только густеющую тьму.
Он решил устроить привал в одной из лощин. Дальше идти не стоило: впереди могла подстерегать опасность, лучше немного перевести дух. Возле ручья он хотя бы не будет мерзнуть… Рэнсом устало переставлял ноги, однако овраги отчего-то больше не попадались. Неужто все остались позади? Он уж было решил вернуться, как земля вдруг ушла из-под ног, Рэнсом поскользнулся и съехал на спине прямиком в воду. Деревьев (он, вопреки очевидному, упрямо именовал про себя эти странные растения «деревьями») здесь практически не было, а сама вода немного мерцала, поэтому ему хватило света оглядеться. Ручей тек под большим уклоном. Влекомый смутным желанием найти для ночлега место «получше», Рэнсом прошел несколько ярдов вверх по течению. Склон стал еще круче. Здесь ручей срывался в небольшой водопад. Вода была еще горячее, чем в озере: видимо, подогревалась подземным источником. Впрочем, Рэнсома волновало лишь одно: можно ли ее пить? Наверное, лучше не испытывать зря судьбу… Может, усталость пересилит и он сумеет уснуть, невзирая на жажду. Рэнсом встал на колени, сполоснул в теплом потоке руки, вытянулся на боку в выемке возле водопада и зевнул.
Неожиданно громкий зевок, множество раз звучавший в детской, в школьном общежитии и гостевых спальнях, породил вдруг странное чувство жалости к себе. Рэнсом подтянул к груди колени и обнял их руками. Его захлестнуло почти сыновней любовью к собственному телу. Он поднес наручные часы к уху: стоят. Жалобно, почти хныча, он ругнулся и подумал о людях, которые ложатся сейчас спать на далекой-далекой планете Земля: о мужчинах в клубах и отелях, о женатых отцах семейств и младенцах, дремлющих под бдительным оком нянюшки, о пропахших табаком солдатах, теснящихся в окопах и корабельных кубриках. Отчаянно хотелось хоть с кем-то перемолвиться словом. «Мы с тобой, Рэнсом. Мы тебя не бросим, старик». В голову пришла жуткая мысль: в ручье вполне может обитать зубастое страшилище вроде того, что напало в озере! «Да, Рэнсом, ты прав, – пробормотал он. – Не стоит оставаться здесь на ночь. Мы отдохнем чуть-чуть, тебе станет легче, и снова в путь. Только не сейчас. Погоди немножко».
Проснулся Рэндом от жажды. Во сне он согрелся, хотя одежда отсырела, и теперь сверху на него падали солнечные лучи, а рядом плясал водопад, искрясь всеми оттенками синего и бросая причудливые отблески на трепыхавшиеся листья. Потом Рэнсом вспомнил о вчерашнем, и тяжесть его нынешней ситуации невыносимым грузом обрушилась на плечи. Не потеряй он самообладание, давно погиб бы уже от лап сорнов. Впрочем, тут вспомнилось, что в этих лесах блуждает человек (вот бедняга!). Надо найти его, сказать: «Эй, Рэнсом!»… Стоп. Это же он и есть – Рэнсом. Или нет? Кого же тогда он вчера привел к теплому ручью, уложил спать и велел не пить странную воду?.. Наверное, какого-нибудь новичка, еще не освоившегося в здешних местах, в отличие от самого Рэнсома…
Вопреки собственному совету, он решил напиться. Лег на берег и окунул голову в теплый бурлящий поток. До чего же вкусная вода! С легким минеральным привкусом и очень приятная. Рэнсом пил и пил, пока к нему не начали возвращаться силы. В голове прояснилось, он понял, что никакого второго Рэнсома нет. Что ему грозит помешательство. Вскочив, он испуганно принялся отряхивать одежду, шепча слова молитвы. Впрочем, что страшного в сумасшествии? Наверное, это давно уже случилось, и нет никакой Малакандры, а он лежит сейчас на койке в английской лечебнице для душевнобольных. Вот было бы здорово! Можно было бы тогда попросить Рэнсома… Проклятье, опять начинается! Он торопливо зашагал прочь.
Приступы умопомрачения повторялись каждые несколько минут. Рэнсом старался ни о чем не думать, чтобы безумные мысли сами утекали прочь из сознания. «Нечего их бояться, все равно это не поможет. Зато потом ты снова станешь здравомыслящим человеком»…
Больше тревожило отсутствие еды. Рэнсом на пробу потыкал ножом в одно из «деревьев». Стебель ожидаемо был не жестким, как положено древесине, а податливым, словно овощ. Под ножом гигантское растение затряслось до самой макушки, будто Рэнсом одной рукой умудрился встряхнуть корабельную мачту. Он засунул в рот крохотный кусочек и принялся жевать. Тот оказался совсем безвкусным, но тошноты не вызывал. Вот только проглотить его так и не удалось. Здешняя древесина годилась лишь как жвачка. И все же, отпиливая и разжевывая новые кусочки, он немного унимал резь в животе.
Сегодня Рэнсом уже не удирал от погони, а блуждал по лесу в поисках хоть какой еды. Пока тщетно. Есть ли вообще на Малакандре хоть что-нибудь пригодное для человеческого желудка? И если да, то как эту пищу опознать? Один раз он перепугался до полусмерти, когда вышел на большую поляну и увидал огромную желтую тушу, потом вторую, а затем еще десяток, и те вдруг поперли на него. Не успел он опомниться, как оказался в окружении толпы огромных мохнатых существ, похожих на жирафов, только порой встающих на дыбы и шагающих на задних лапах. Они запросто дотягивались до верхних листьев и с аппетитом объедали фиолетовые стебли. Заметив пришельца, зверюги уставились на него большими влажными глазами, басовито зафыркали, однако нападать не спешили. Прожорливости их можно было позавидовать: за несколько минут они объели верхушки сотни фиолетовых «деревьев», впуская в заросли солнечный свет, и двинулись дальше.
Эта встреча, как ни странно, Рэнсома успокоила. Он уже начал опасаться, что на планете нет других живых существ, помимо сорнов. А так он увидал вполне пристойных на вид животных, которые, вероятно, даже поддаются приручению. Кроме того, их пища может сгодиться и для человека. Надо лишь вскарабкаться на «дерево»! Рэнсом примерился взглядом к ближайшему стволу, прикидывая, как бы половчее за него ухватиться, и вдруг заметил над объеденными верхушками те самые светло-зеленые пики, которые он увидал за озером еще вчера, сразу после приземления.
Теперь они стали гораздо ближе. И оказались ужасно высокими: чтобы увидеть их вершины, приходилось запрокидывать голову. Отсюда одни пики походили на острые тонкие иглы, макушки же других были увенчаны плоскими на вид набалдашниками – того гляди упадут. Склоны изрезались трещинами, между двумя соседними пиками застыла блестящая синяя лента: очевидно, водопад. Значит, это и впрямь горы, хоть и причудливых очертаний. Изумление в душе Рэнсома сменилось сказочным восторгом. Эти горы в его глазах воплотили то стремление ввысь, которое вольно или невольно выражалось в каждом встречном представителе здешней флоры и фауны. Скалы будто взметнулись к небесам струями каменного фонтана, да так и застыли в воздухе – столь легкие и тонкие, что в сравнении с ними самые высокие земные горы подобны приземистым холмикам. Уныние понемногу отпускало.
Однако в следующий миг сердце вновь застыло в груди. На светлом фоне гор, совсем рядом с ними (а до гор было рукой подать – не более четверти мили), возник силуэт. В его сторону шагал великан; огромный рост, смертельная худоба, длинный нос крючком, как у ведьмы… Сорн! Тот раздвигал листья по-паучьи тонкими, почти прозрачными руками (а может, и лапами), опустив к земле узкую вытянутую голову. Рэнсом сразу понял, что пришелец явился по его душу, – и в тот же миг рванул прочь, в самые густые заросли.
Он бежал, сам не зная куда, желая одного: удрать от сорна как можно далее. На бегу горячо молился, чтобы эта тварь была здесь одна: вдруг весь лес кишит ими, вдруг им хватило ума окружить его и загнать в ловушку? Хотя без разницы: надо бежать, бежать со всех ног, сжимая в ладони нож… Даже страх ушел, уступив место холодной решимости. Рэнсом, как никогда в жизни, был готов к последнему испытанию. Он несся по склону все быстрее и быстрее, а земля ныряла вниз так круто, что на родной планете пришлось бы карабкаться на четвереньках. Вдруг впереди что-то сверкнуло. Один миг – и он выскочил из леса. Рэнсом зажмурился: в глаза ударило яркое солнце, бликами плясавшее на воде. Он стоял на берегу широкой реки. Впереди разлеглась долина, изрытая ручьями и озерами, очень похожая на ту, где они высадились.
Вроде бы погони не было… Рэнсом лег на живот и жадно стал пить воду. Проклятье, как всегда горячая! Он перевел дух и прислушался. Синяя поверхность впереди неожиданно всколыхнулась, со дна поднялись пузыри, по речной глади побежали круги. И вдруг в снопе брызг пушечным ядром из воды выскочило нечто черное, круглое и блестящее. Рэнсом увидел глаза и пасть в обрамлении бороды из пузырей. Глянцевито-черное существо вышло на берег и встало на задние лапы. Росту в нем было футов шесть или семь, однако оно, как и все здешние обитатели, отличалось привычной уже стройностью. Тело покрывала густая шерсть, лоснящаяся, как у тюленя, ноги – очень короткие с перепончатыми ступнями, а еще у неведомого создания имелся хвост: то ли как у рыбы, то ли как у бобра. Между пальцами (или когтями) верхних конечностей тоже оказались перепонки, а на животе – какое-то утолщение, наверное, гениталии. В общем, существо походило на пингвина, выдру и тюленя разом. Даже от горностая что-то было – уж больно гибко оно двигалось. Голова, круглая и усатая, и вовсе была точь-в-точь как тюленья, только лоб пошире, а пасть – поменьше.
Бывают моменты, когда человек в минуту опасности действует на одних лишь рефлексах, не испытывая ни ужаса, ни надежды. Вот и Рэнсом замер, вжимаясь всем телом в траву, словно мог остаться незамеченным. Вместо страха пришло какое-то отстраненное понимание, что вот, собственно, и настал конец его приключениям: на земле поджидает сорн, в воде – большой черный зверь. Правда, где-то в уголке сознания крутилась смутная догадка, что такие челюсти не могут принадлежать плотоядному хищнику.
Затем произошло нечто такое, что совершенно переменило ход его мыслей. Отряхивающийся от воды зверь, пока еще не заметивший на берегу неожиданного гостя, разинул вдруг пасть и стал издавать разные звуки. В этом не было ничего удивительного, если бы Рэнсом, всю жизнь посвятивший лингвистике, не понял, что на самом деле это связная речь! Существо умеет говорить!.. Человеку, не смыслящему в филологии, трудно понять, какое потрясение испытал в эту секунду наш герой. На новый мир он уже нагляделся, однако новый, нечеловеческий язык – о-о, это совсем другое дело! Прежде, удирая от сорнов, Рэнсом и не думал, как они между собой общаются, зато теперь на него словно снизошло вдохновение. Любовь к знаниям тоже сродни безумству. Едва Рэнсом осознал, что черный зверь умеет говорить, он забыл о грозящей ему гибели, отбросил все страхи с тщетными надеждами и в воображении затеял грандиознейший проект – учебник малакандрийской грамматики! «Введение в малакандрийский язык», «Лунные глаголы», «Краткий марсианско-английский словарь» – названия так и замелькали в голове. О, какие открытия сулит изучение внеземного языка, разительно отличающегося от всех известных человечеству наречий! Причем в руках Рэнсома сама его первооснова!.. Он невольно приподнялся на локте, глядя на черного зверя. Тот замолк. Огромная голова качнулась, и местный обитатель уставился на пришельца большими янтарными глазами. Ветер над рекой стих, и минута за минутой текли в полной тишине, пока представители двух чуждых рас изучали друг друга.
Рэнсом встал на колени. Зверь отшатнулся, не спуская с него глаз, и они снова замерли. Потом уже тот шагнул вперед, а Рэнсом, втрепенувшись, отскочил – не далеко. Набравшись храбрости, он вытянул перед собой руку, но зверь, неправильно истолковав этот жест, напрягся и попятился к воде. Однако не убежал: видимо, и его мучило любопытство. Оба опасались неведомого субъекта, что возник из ниоткуда, – и все же, не в силах себя сдержать, рвались разглядеть чужака поближе. Их вело уже не просто любопытство, а восторженный трепет в душе, нечто наподобие любовного влечения, словно первый мужчина на Земле вдруг увидал первую женщину. Впрочем, встреча представителей разных полов заложена самой природой, им несложно преодолеть первоначальный испуг. Все это ничто по сравнению с первым контактом двух абсолютно разных – притом разумных – рас.
Однако черный зверь вдруг развернулся и побрел прочь. Рэнсом в приступе отчаяния крикнул ему вслед на английском:
– Вернись!
Чужак обернулся, вскинул руки, застрекотал на непонятном языке, но возвращаться не стал. Пройдя еще ярдов двадцать, наклонился, что-то поднял и зашагал обратно. В руке (а его перепончатую лапу Рэнсом уже считал рукой) он держал раковину вроде устричной, только более изогнутую и круглую. Он зачерпнул ею воды из озера, потом поднес к животу и стал в нее… мочиться? Рэнсома передернуло. Впрочем, он быстро понял, что выпуклость на животе – не гениталии, это вообще не часть тела, а нечто вроде пояса, увешанного мешочками. Чужак поднес ракушку к губам и сделал пару глотков (не запрокидывая при этом голову, как человек, а втягивая воду в себя, словно лошадь). Потом проделал все это еще раз: набрал воды и плеснул немного жидкости из сосуда – своеобразной кожаной бутыли. Наконец, держа раковину обеими руками, протянул ее Рэнсому. Трудно было не понять, чего он хочет.
Рэнсом нерешительно, почти робко приблизился и взял чашу. Кончиками пальцев он задел перепончатые лапы, испытав при этом неописуемый восторг, смешанный с отвращением. Вода на вкус оказалась на удивление приятной – видимо, добавленная в нее жидкость содержала примесь здешнего спирта. Рэнсом жадно осушил раковину до дна.
– Спасибо, – произнес он на английском. – Весьма признателен.
Зверь вдруг стукнул себя кулаком в грудь и издал некий звук – наверное, пытался сообщить свое имя… или, скорее, название расы.
– Хросс. Хросс.
И снова похлопал себя по груди.
– Хросс, – повторил Рэнсом, ткнул пальцем в себя и произнес: – Человек.
– Чхел… Чхело-век, – кое-как выговорил хросс.
Затем с узкой полосы берега, где не так густо росла трава, он поднял горсть земли.
– Хандра.
Рэнсом повторил. И вдруг ему в голову пришла одна мысль.
– Малакандра? – вопросительно произнес он.
О проекте
О подписке