Цитаты из книги «Христианство (сборник)»

Вы, может быть, помните, что когда я говорил о целомудрии, то предупредил вас, что центр христианской нравственности не там.

Согласно христианскому учению, самый главный порок, самое страшное зло – гордыня

способны так упиваться ненавистью, что отказаться от нее нам не легче, чем бросить пить или курить.

Возможно, нам легче будет это усвоить, если мы вспомним, что именно так любит нас Бог: не за приятные качества, которыми, по нашему мнению, мы обладаем, а просто потому, что мы – люди. Помимо этого нас, право же, любить не за что. Ведь

Словом, мы должны желать ему добра. Вот что имеет в виду Библия, когда говорит, чтобы мы возлюбили своих врагов: мы должны желать им добра, не питая к ним особой нежности и не говоря, что они – люди хорошие, если они совсем не такие.

Мы можем убивать, если это необходимо, но не должны ненавидеть и упиваться ненавистью. Мы можем наказывать, если надо, но не должны испытывать при этом удовольствия. Иными словами, надо уничтожить глубоко гнездящуюся в нас враждебность, стремление отомстить за обиды. Я не хочу сказать, что любой человек может прямо сейчас покончить с этими чувствами. Так не бывает. Но всякий раз,

Отношения семьи с внешним миром – так сказать, внешнюю политику – должен, в конечном счете, контролировать муж. Почему? Потому что он обязан быть (и, как правило, бывает) справедливее к посторонним. Женщина сражается за детей и мужа, против всех остальных. Для нее их требования, их интересы перевешивают все. Она – их чрезвычайный поверенный. А муж – следит за тем, чтобы это естественное предпочтение не было очень уж сильным, когда вы общаетесь с другими. За ним должно оставаться последнее слово, чтобы он, в случае необходимости, мог защитить других от семейного патриотизма своей жены.

Христос имел в виду и это, когда сказал, что ничто не может жить, пока не умрет[59].

Человеческий дух стал жильцом или даже узником в своем собственном доме; разумное сознание стало таким, как теперь, – слабым мерцанием части мозга. Но это ограничение власти было все же меньшим злом, чем порча самого духа. Он отвернулся от Бога, поклонился самому себе, и возвращение к Богу стоило теперь больших усилий[17]. Гордыня и высокомерие, желание нравиться себе и подавлять соперников, зависть, беспокойное недовольство и всерастущая тревога легко зародились в нем. Такой дух не только слабо, но и дурно правил плотью; он посылал в психофизический организм гораздо худшие желания, чем этот организм посылал ему. Это передалось по наследству всем последующим поколениям, так как было не «приобретением признаков», а новым типом человека.

Во всяком случае, Он стал им править иначе – через законы природы, а не духа[16]. Органы, не руководимые более человеческой волей, подпали под власть низших, биохимических законов и не были уже защищены от боли, старости и смерти. И диктовать душе стали не разум, не выбор, а физиология и среда. Да и сама душа подпала под психологические законы ассоциаций, подобий, созданные Богом для высших антропоидов.