– Так-то и Светланке моей повеселей будет и тебе с дитём полегче – размышлял в слух старик Ермолаич по дороге, отправившись в Ярославль вместе с Антониной в качестве сопровождающего и с оказией навестить сестру. Но, как говорится, из огня да в полымя.

Они прибыли в Ярославль в тот злополучный день, 6 ноября 1941 года, в тот самый момент, когда немецкие Не-111 начали массированную бомбардировку Московского вокзала, сбросив на него почти сотню фугасных бомб. Антонина с Катюшкой погибли на месте, сам Ермолаич был ранен, о чём и поведал жителям Климцева, когда через месяц вернулся домой, прямиком из больницы, в которой пролежал три недели. Рассказывал, что видел собственными глазами, как «бонба» разорвалась прямо под ногами у Антонины, когда они, выскочив из поезда, бежали неизвестно куда – лишь бы подальше от этого адского места.

Как-бы там ни было, но маленькая Катя тогда осталась жива. Когда собирали погибших, и то, что от них осталось, кто-то, среди бетонных, деревянных и железных обломков, наткнулся на маленький свёрток. Предусмотрительная Антонина, ещё в начале пути, догадалась засунуть внутрь пакет с метрикой дочери.

Налёты «Люфтваффе» на стратегические объекты Ярославской области начались ещё в августе, а в октябре происходили почти каждый день. Санитарный состав на станции Козьмино, Игнатово, Сосковец, Пантелеево. Эшелон с детьми из блокадного Ленинграда близ деревни Почесновики, в котором погибли почти все. Но, как ни странно, тогда повезло Костроме.

Рассказывают, что Ольга Чехова – потомок великого писателя, ещё в тридцатые годы, отдыхая в этом старинном русском городке, чуть было не утонула в Волге. Якобы, какой-то молодой парень спас её тогда, но сам не смог выбраться из воды и погиб. Говорят, что во время войны Ольга Чехова находилась в Берлине и «вращалась», как это принято сейчас говорить, в самом высоком обществе третьего рейха, и что она лично попросила, командующего немецкой авиацией Германа Геринга, о том, чтобы не трогали город, в котором она получила свое второе рождение. И он обещал выполнить просьбу, очарованный её красотой. Правда это или нет, – кто знает? Но Кострому не бомбили.

Когда выяснилось, что девочка жива и здорова, обнаружили и пакет. О том, что мать её, Антонина Новосёлова, погибла, выяснилось сразу, на месте, у Антонины были при себе документы. Сделали запрос в Климцево, но узнав, что отец девочки на фронте, а других родственников у неё нет, оставили в доме малютки.

Антонину похоронили там же, на Туговой горе. В результате той катастрофически сложной обстановки, которая сложилась в первый год войны, с её локальной неразберихой со связью, о том, что девочка осталась жива, в Климцеве узнали только через год, а сама Екатерина Новосёлова вернулась в родную деревню только через 14 лет, которые провела в детском доме города Ярославля.

Соседи приняли девочку сдержанно, не о чем не расспрашивая и только Ермолаич, выбравшись из толпы, подошёл к ней, обнял и горько заплакал. Потом отколотил доски, которыми были забиты окна и дверь и ушёл к себе в дом. Бабы повздыхали и тоже потихоньку стали расходится, удивляясь между собой такому проявлению чувств стариком, потому, что никто никогда не видел, чтоб он собственных-то детей баловал подобным образом.

С тех пор Катя одна вела хозяйство и каждый день ждала, что вернётся отец, числившийся к тому времени пропавшим без вести. Была скромна и трудолюбива, с людьми ладила, но замуж вышла поздно, – уже почти в сорок лет. Был ли это последний вагон уходящего поезда, как многие в деревне считали – сказать трудно. Чужая душа потёмки. Но жили складно, не скандалили. Вот, казалось бы, и наступило тихое счастье. Была Екатерина, уже на девятом месяце, когда средь бела дня, примчалась соседка Клавдия и плача, рассказала, что в административном здании леспромхоза случился большой пожар и, что, муж Екатерины – Николай, сгорел, вытаскивая людей из огня. Екатерина молча сползла по стене и уселась на ступеньки крыльца. Через минуту, также, не проронив ни слова, вскочила и выбежала на дорогу. Пометавшись на одном месте по сторонам, сообразила, и побежала в ту сторону, где за лесом поднимался чёрный столб дыма. Деревенские бабы ринулись за ней, но смогли догнать лишь тогда, когда она, пробежав почти полкилометра, упала посреди дороги и так и лежала, уткнувшись лицом в дорожную пыль, сотрясаясь всем телом в беззвучном рыдании, в окружении соседок, тщетно пытающихся привести её в чувство, пока не пришла машина и не увезла её в районную больницу.

Через неделю, когда соседка Клавдия и новый учитель Михаил Иванович, приехали за Катериной на стареньком «Москвиче», она уже ждала их на улице, сидя на лавочке рядом с приёмным отделением, держа на руках младенца завёрнутого в одеяльце. Увидев их, слабо улыбнулась, поднялась и пошла к ним навстречу. Михаил Иванович открыл дверцу и помог устроиться Катерине на заднем сидении. После того как Клавдия, в очередной раз убедилась, что ничего не забыли, тронулись в обратный путь. Всю дорогу ехали молча, боясь разбудить ребёнка. До Климцева добрались уже ближе к вечеру. Бабы и несколько мужиков, скучившись, ждали у забора Катерининого дома. Когда Катерина вылезла из машины, бережно прижимая к груди маленький свёрточек украшенный красным бантом, дед Фома, что за свои девяносто лет «отломал» три войны, потеряв в последней троих сыновей, хромая отделился от толпы и, опираясь на палку, подошёл к ней. Осторожно поправив краешек одеяла, проговорил:

– Ты это, девонька, потерпи. Войну пережили и это переживём. –

– Да у меня, дед Фома, вся жизнь одна сплошная война. –

– Ничего девонька. Всяка война когда-нибудь кончается. –

Так оно и случилось. Вырастив и воспитав дочь Анну и внучку Дарью, Екатерина Алексеевна Новосёлова, вышла из этой беспощадной схватки с собственной судьбой безоговорочным победителем.

– Ну, что, Пиратка? Засиделись мы с тобой сегодня что-то?

Задремавший Пират вздрогнул и открыл глаза. Поднял морду и заглянул бабе Кате в лицо.

– Да. Да. Так-то. –

Солнце уже полностью скрылось за лесом. Туман слоями стелился над Тёбзой, и оттуда снизу, в деревню потянуло свежим холодком.

Пёс поднялся, отойдя, встряхнулся и нехотя побрёл в конуру.

Баба Катя приподнялась, обвела взглядом двор, потом огород и махнула рукой. Развернулась и, поднявшись по ступенькам, зашла в дом. Оставив у двери галоши, прошла до конца комнаты и остановилась у старого комода. Откинув кружевную салфетку, выдвинула верхний ящик и достала небольшой предмет, завёрнутый в платок. Села за стол, включила настольную лампу и надела очки. В платке у бабы Кати хранился мобильный телефон и половинка тетрадного листа, на котором крупными буквами от руки было написано – ТАК ЗВОНИТЬ ДАШЕ. Далее на листке следовала пошаговая инструкция, какие кнопки куда нажимать и в какой последовательности. Баба катя, шевеля губами, проделала немудреную операцию в соответствии с предписанием, но перед тем, как выполнить последнее действие, поднесла трубку к уху, прислушиваясь, как будто пыталась удостовериться в том, что всё сделала правильно. Еще раз, оглядев телефон на расстоянии вытянутой руки, дрожащим указательным пальцем, нажала на большую зелёную кнопку и приложила к уху.

5

– Да, Миха, привет. –

– Да ничего. –

– Аэродинамика?-

– Молчи, грусть, молчи. –

– А что вчера? –

– Да ну её к чёрту. –

– В парк иду. –

– Подваливай. –

– Как обычно. У Голицынского. –

– Да я уже почти там. –

– Давай. –

Егор сунул смартфон в задний карман джинсов и двинулся дальше по Ленинскому в сторону центра. Миновав особняк Пироговки, нырнул налево в Титовский проезд, потом прямо, мимо будки охранника, через несколько метров взяв правее, прошёл под Пушкинским мостом и, выйдя к Большому Галицынскому пруду, рухнул на скамейку напротив лодочной станции. Перевёл дух.

– Чуть-чуть осталось – успокоил сам себя Егор.

– Отдохну немного и туда, ближе к центру там, там точно есть. Из холодильничка. –

Чем ближе приближался Егор к заветной цели, тем ярче и реалистичнее становился образ чёрного сверкающего водопада.

– Вот, наверное, и беременные женщины так же – вспомнил Егор, вчерашний разговор с Серёгой на детской площадке, который, жалуясь на свою жену, рассказал, как та, разбудив его как-то, посреди ночи, отправила за мороженым.

– Всё-таки много у нас с женщинами общего – заключил Егор. От мысли, что он не одинок в своём безумии, и от ощущения солидарности с беременными женщинами всего мира, ему стало чуточку полегче.

И тут свершилось чудо. Силуэт на роликах в форменной одежде «Спранты» возник из ниоткуда и неумолимо двигался в его сторону.

– Есть Бог! – успел подумать Егор и зажмурился.

Когда снова открыл глаза, мираж не растворился, а наоборот продолжал невозмутимо приближаться, представая в воспалённом сознании Егора в образе снегурочки или даже само́й снежной королевы, несущейся к нему на красно-белом облаке с мешком подарков за спиной.

Когда нимфа поравнялась с ним, Егор, собрав последние силы, окликнул:

– Холодненькая, красавица? –

– Сущий лёд! – ответила снежная королева, резко затормозив перед ним.

Села рядом, вытянула ноги и раскрыла свой рюкзачок, в котором помимо воды, возила на дне два куска сухого льда завернутые в целлофановый пакет.

Достала запотевшую бутылку и протянула Егору – Держи горемыка.

Егор принял бутылку, всё ещё сомневаясь в реальности происходящего.

– Дай, поцелую, красавица. –

– Поцелуй свинью под хвостик! – огрызнулась снежная королева. – Меня Даша зовут.

– Всё-таки многое нас ещё с ними разделяет – успел подумать Егор, отворачивая крышку зубами. Поднёс бутылку к губам, закрыл глаза и, запрокинув голову, сделал три затяжных глотка. После чего выдохнул, передёрнулся и, утерев слезу, протянул Дашке руку. – Егор. –

Дашка пожала протянутую руку.

– Что-то не в бойком месте торгуете, Даша – оживился Егор, сам не зная от чего перейдя на «вы».

– Устала я. Жарко там и народу много. –

Егор протянул Дашке бутылку.

– Не, спасибо. Я уже. Ты это… крышечку-то не выкидывай. –

– Чего так? –

– Там код на миллион евро. –

– А чего не на три? –

– Щас начальству позвоню, узнаю. –

– Ладно, ладно. Не кипятись. Миллион тоже хорошо. -

– Я на счёт крышечки серьёзно. Моё дело предупредить, а там как знаешь. -

Егор завернул бутылку и сунул в карман жилетки.

– Да, и анкетку надо заполнить. Это быстро. –

Дашка достала планшет.

– Фамилия, Имя, Отчество, мобильный телефон и мыло. –

Егор продиктовал свои данные, и Дарья зарегистрировала очередного претендента на главный трофей рекламной акции.

В это время на дорожке показался Мишка. Егор махнул ему рукой.

– Собутыльник твой? – поинтересовалась Дашка.

– Нет. Он не пьёт. –

– Закодированный? –

Егор не ответил, пряча улыбку.

– Привет молодёжь! – Мишка явно был в настроении.

– Ну, как ты, старичок? – растянул Мишка губы в улыбке.

– Да вот. Мир не без добрых людей – кивнул Егор на Дашку.

– Познакомься. Дарья…не знаю как по батюшке. -

– Игоревна – вставила Дашка.

– Очень приятно. Михаил. -

– Михаил – троих удавил – отреагировала Дашка.

Мишка удивлённо посмотрел на Егора.

– На работе человек. Устал. – Егор снова улыбнулся, пытаясь сгладить неловкую паузу.

Дашка, не придав никакого значения этому эпизоду, откинулась на спинку скамейки, сняла бейсболку и расстегнула заколку.

Светлые волнистые волосы упали на плечи. Дарья была почти точной копией своей матери, но имела более утончённые черты лица, унаследованные от отца. Была повыше ростом, стройная, можно даже сказать, худенькая. Проще говоря – красавица, или как сейчас принято называть «девушка с модельной внешностью».

– Крашенные? – поинтересовался Мишка.

– Свои. –

– Можешь предоставить доказательства? –

– Дурак! – Дашка отвернулась.

– Да хватит вам – улыбнулся Егор. Ему заметно полегчало в последние минуты.

Был Егор самым обыкновенным московским пацаном. Жил с отцом и матерью в «двушке» большого «сталинского» дома на Ленинском проспекте, рядом с первой клинической Пирогова. Звёзд с небес не хватала, но четвёртый год, худо-бедно тянул инжэкин МАИ по специализации «маркетинг и менеджмент в ракетно-космической технике». Уже пора было начинать диплом, но всё дело тормозила проклятая аэродинамика. Егор вздохнул, провёл рукой по своим тёмным волосам, закинув чёлку назад. Потёр подбородок, посетовав, на то, что не догадался побриться, просто потому, что не любил растительность на лице.

– Ладно. Хорошо с вами. Но поеду, а то Тамарка приедет, искать будет. – Дашка снова заколола волосы и надела кепку козырьком назад.

– Ты здесь каждый день? – поинтересовался Егор.

– Пока да. –

– И мы здесь почти каждый день – поддержал разговор Мишка.

– Я здесь часто отдыхаю – продолжила разговор Дашка, надевая рюкзачок. – Хорошее место, спокойное. -

– А чего-то мы тебя здесь никогда не видели? – не унимался Мишка.

– Не знаю. –

– Да мы здесь по вечерам в основном – присоединился Егор.

– Это сегодня просто так…получилось – уточнил, пряча взгляд своих тёмно-карих глаз.

– Спасибо тебе, Снегурочка. Может, ещё увидимся. –

– Может быть – пожала плечами Дашка и, оттолкнувшись от скамейки, покатилась в направление к центру парка.

Никто из этой троицы, не обратил внимания на неприметного мужчину в сером плаще, что, всё это время, сидел на одной из скамеек неподалёку, отщипывая от батона кусочки хлеба и бросая их голубям.

6

Чёрный «Х5», появился на парковке, перед центральным входом парка Горького на Крымском валу, минут за двадцать, до того, как Дашка прибыла на своё рабочее место, покинув гостеприимный кабинет на 88-м этаже «Конфедерации».

Вот уже третий час в нём томились двое мужчин. Окон не открывали, хотя день выдался ясным и тёплым. Большую часть времени сидели молча, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами. В сосредоточенных лицах читались выдержка и терпение часовых почётного караула Мавзолея Ленина.

Наконец, один из них достал телефон из внутреннего кармана кожаной куртки, приложил к уху и внимательно слушал в течении секунд тридцати, после чего снова убрал телефон в карман и повернулся к напарнику.

– Ну, всё! Кукла пробочку сдала. Пацана можно брать. -

– Где он сейчас? –

– У Большого Галицынского. -

– Один? –

– Нет. С ним толстяк ещё какой-то. –

– О пробке знает? –

– Пока нет. –

В салоне Х5-го снова воцарилась тишина.

7

– Ну и зачем ты вчера Ирке пенчища ввалил? – снова расплылся в улыбке Мишка.

– Да, достала. –

– Девушка ревнует, беспокоится, а он драться – сел на любимую тему Мишка.

– Да я ей, что: муж, жених, парень, кум, сват, брат? Я её знать не знаю – разозлился Егор.

– Эх, брат, никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь – продолжал веселиться Мишка.

– Кажется, уже знаю – как-то неопределённо ответил Егор.

– А-а! – с наигранным удивлением протянул Мишка. – Вот она горькая, сермяжная правда жизни. В действии. Путь к сердцу мужчины, всё же лежит через желудок. Точнее сказать…через горлышко. -

– Да отстань ты. –

– Ладно, не грусти, брат. «Всё пройдёт, пройдёт и это, ты сама со временем поймёшь» – промурлыкал Мишка слова знакомой песенки. – Чего делать-то будем? –

– Не знаю. Я домой, наверное – снова приуныл Егор.

– Тю! – расстроился друг. – Может по пивку? По одной. –

– Не, Миха, харэ. Сегодня матери про аэродинамику объяснять придётся. Что ж так всё не во время-то? – мотнул головой Егор.

– Ну, пойдём тогда. Чего высиживать? – Мишка поднялся.

– Пойдём. –

Неприметный человек в сером плаще, через несколько секунд тоже поднялся, стряхнул с себя хлебные крошки и двинулся следом.

8

– Заводи! – скомандовал, тот, что был в кожаной куртке, уже не выпуская телефона из рук.

– Куда сейчас? –

– На Ленинский. Гордей их ведёт. Сейчас из Титовского выйти должны. А там посмотрим. -

«Х5» плавно тронулся, и, урча, как огромный чёрный кот, поплыл параллельно садовому кольцу.

Внедорожник подъехал к Титовскому, как раз когда друзья попрощались, и Мишка начал спускаться в подземный переход.

– Походу толстяк отвалился – прокомментировал «кожаная куртка».

Тот, что был за рулём, несколько раз одобрительно кивнул головой.

– Гордей говорит, что он где-то здесь живёт. Так, что во дворе и возьмём. –

Водитель бросил взгляд в сторону Титовского, где чуть в глубине смог различить силуэт в сером плаще. Гордей едва заметно махнул рукой вправо от себя.