Нет, умирать надо как Ингмар Бергман – в одиночестве на своём острове…

Ольга. Не у всех есть свои острова.

Корнилов. Не обязательно в буквальном смысле. Вот вы же живёте теперь на острове США…

Случевский. Надя, спектакль-то понравился?

Надя. Мне и дочке понравился, а Корнилов, как всегда, всё разнёс в пух и прах…

Ольга. Корнилов, за что? Я Меньшикова люблю…

Корнилов. Да, уж, он любимчик женщин с тех пор как прошёл в славу через «Покровские ворота». А я так после его провала в сериале про Остапа Бендера вдруг сообразил, что он уже весь состоит из своих актёрских штампов. Можно даже сказать, что в нашем театре есть такой штамп: Олег Меньшиков. Режиссёр-постановщик там какой-то новенький, я и фамилии-то его ещё не запомнил. Наворочали оборудования на сцену, звуком грузят так, что даже с моим плохим слухом уши вянут. Короче, Оскара Уайльда и себя жалко.

Случевский. А что ещё интересного в российском театральном мире происходит? Нам отсюда за театром сложнее всего следить: критику почитать можно, но на премьеры-то не походишь.

Корнилов. У твоего однофамильца есть такое стихотворение «В театре» – цитирую:

Они тень Гамлета из гроба вызывают,

Маркиза Позы речь на музыку кладут,

Христа Спасителя для сцены сочиняют,

И будет петь Христос так, как и те поют.

Больной фантазии больные порожденья,

Одно других пошлей, одно других срамней,

Явились в мир искусств плодами истощенья

Когда-то здравых сил пролгавшихся людей.

Толпа валит смотреть. Причиною понятной

Все эти пошлости нетрудно объяснить:

Толпа в нелепости, как море необъятной,

Нелепость жизни жаждет позабыть.

В позапрошлом веке написано, а характеристика положения дел в российском театре актуальнейшая. Плюс ещё за эти нелепости надо платить немеряные деньги, если соблюдать мой принцип, что в драмтеатре дальше седьмого ряда сидеть бессмысленно. Так что, пересматривайте лучше классику с великими актёрами – сейчас в сети почти любой спектакль, на которые в советские времена было не попасть, доступен бесплатно.

Надя. Не слушайте его. Мы на моё 55-летие ходили с Юрой на премьеру пьесы какого-то канадского автора с Хазановым и Добронравовым, ему тоже очень понравился спектакль…

Корнилов. Да-да, взять что-нибудь зарубежненькое, нейтральненькое, общечеловечненькое, но юморное… Хи-хи, ха-ха, внутри труха, ха-ха, хи-хи, поешь трухи… Нет, дуэт Хазанова с Добронравовым был великолепен, мы на него и ходили, и нам было всё равно, что за пьеса… (Пауза.) В общем, трусы они, в большинстве своём, наши театральные люди. Они лучше искорёжат известную вещь классика, или в сотый раз классически её поставят, чем сделают современный спектакль на современную тему нашего современного драматурга. Да ещё потом с умным видом будут втюхивать в СМИ, какие сверхзадачи перед собой ставят, когда показывают нам трёх сестёр-старушек или когда князя Мышкина делают педофилом Тьмышкиным. А впрочем, почему только театральные, большинство наших людей по собственной трусости себя всю жизнь корёжат под заданные обстоятельства, как актёры по системе Станиславского. Итого: искорёженная жизнь страны.

Случевский (хмыкает). Представил себе, что Станиславский не стал бы ставить в своём театре пьесы Чехова и Горького.

Надя. Хороший проект общероссийский был – театр в кинотеатрах по интернету. Мы в Среднеградске в кинотеатре «Мир» спектакли московских театров смотрели в прямом эфире…

Корнилов. Короче, дорогие Ас и Ося, главным событием, я бы сказал драматическим спектаклем-сериалом, в российском театральном мире за последнее время стал арест Кирилла Серебренникова, письмо по этому поводу Вани Вырыпаева к силачам этого мира и последующее поведение группы доверенных лиц главного лица всего российского мира в наступившем для них моменте истины… Ваня их хорошо подставил…

Надя. Кстати, о сериале. Расскажи, как ты с дочкой на целый день ездил в театр на трёхсерийный спектакль. Это-то тебе точно понравилось.

Ольга. Трёхсерийный, и не по телевизору, а прямо в театре?

Корнилов. Да-а, про это стоит рассказать, и есть, что рассказать. И даже не столько собственно про спектакль, сколько про последствия его просмотра. Но сначала надо хотя бы вкратце поведать про спектакль, чтобы было потом понятно про последствия. Когда мы с дочкой пошли на «Берег утопии», он уже почти десять лет шёл в РАМТЕ, молодёжном театре, ну помните, который слева от Большого и напротив Малого. Я слышал о нём периодически, поскольку спектакль и занятые в нём актёры и актрисы были осыпаны ворохом разных премий. Знал, что это по пьесе английского драматурга Стоппарда и что в действующих лицах там Герцен, Бакунин, Белинский, Огарёв, Тургенев и много кто ещё из известных нам по школьной истории и литературе российских, и не только российских, личностей середины девятнадцатого века. Но желания сходить-посмотреть не возникало по двум соображениям. Во-первых, думал, ну чего я там нового могу узнать – всё со школы известно: Герцена разбудили декабристы, и он потом звонил в Россию из-за границы в свой колокол; Бакунин – анархист и нехороший человек; Белинский хорошо разбирался в произведениях Пушкина, Лермонтова и Гоголя; Огарёв писал стихи и помогал звонить Герцену; Тургенев непрерывно охотился, в том числе за Виардо, и утопил муму; ну и т.д. и т.п. А, во-вторых, ну чего я там нового могу узнать тем более от англичанина, пусть и знаменитого. Поэтому, честно говоря, соблазнился только формой: целый день просидеть в театре – такого со мной ещё не бывало. Анька наша тоже любит новые театральные ощущения – вот и сходили.

Случевский. А Надежда Григорьевна?

Надя. Я побоялась, что физически не выдержу такого эксперимента.

Ольга. Я бы тоже не рискнула. Это Юра у нас тренированный театрал, можно сказать, профессиональный театральный зритель.

Корнилов. Да, уж… Я тоже так думал. До спектакля. А на спектакле у меня возникло ощущение, что корабль истории проходит мимо меня. Не через меня, не сквозь меня, не со мной на палубе, а мимо меня! Понимаете!? (Пауза.) Ми-и-мо-о… Так и прошёл… (Пауза.) В начале спектакля мы оказались сбоку от носа этого корабля. Билеты Аня купила, кстати, цена билетов на все три спектакля сериала равна цене одного обычного спектакля, на пятый ряд в правой части партера у прохода, а сцену-то вынесли в зрительный зал поверх стульев первых семи рядов центральной части партера. Ощущение проплывающего корабля по ходу сериала у меня усиливалось, потому что там ещё и стилизованные паруса сверху появляются по мере необходимости действа. А в конце мне нос стал казаться уже кормой. Понимаете?! (Пауза.) И я захлёбывался в бурунах после ушедшего от меня корабля. Захлёбывался от стыда, злости и тоски. (Пауза.) Первая серия там называлась «Путешествие», вторая – «Кораблекрушение», третья – «Выброшенные на берег». Так вот, я потерпел кораблекрушение и был выброшен на берег, не совершив путешествия. Надь, помнишь, мы с тобой в один из заездов в Турцию каждый вечер видели проплывающий мимо нашего отеля белый лайнер?

Надя. Девять лет назад в Мармарисе. Успокоился ты только после того, как мы сплавали на твои 55 по Средиземному морю, на лайнере покруче, чем тот.

Корнилов. Да, но тогда у меня по вечерам за ужином на открытом воздухе чудесная картинка стильного белого по спокойному синему среди островного зелёного вызывала лёгкое чувство зависти к пассажирам и острое желание однажды оказаться самому на подобном белом. В театре чувства были совсем иные…

Случевский. Слышали-слышали: стыд, злость и тоска. Объясни по порядку.

Корнилов. Стыд – от того, что я почти ничего не знаю о происшедшем на сцене-палубе кроме показанного мне театром восьмичасового действия. А значит, и мало что понимаю в происшедшем на корабле истории. Злость: на себя – от того, что я не подготовился как надо к этому культзаплыву; на театр – от того, что он меня бросил в море зрительного зала без плавсредств, а его программка подобна соломинке утопающего. На её обложке мужичок с завязанными глазами пробирается наощупь с вытянутыми руками. Так это не только про героев, но и про зрителей. Вот на балете либретто имеется, а для этого сериала нужно не только либретто, но ещё и краткий историко-биографический справочник. Дайте зрителю не классическую театральную программку, а хороший путеводитель по спектаклю, подробную карту плавания корабля, так сказать. Тоска – от снова осознания того, что мне уже 56, а я всё также таскаюсь по разным зрительным залам, а не плыву на корабле истории… И ни один драматург ни в какую пьесу меня не вставит, не говоря уже о режиссёрах и спектаклях…

Случевский (смеётся). О, помню-помню твои вечные платоновские причитания из «Неоконченной пьесы»: «Мне 35 лет, Лермонтов уже 8 лет лежал в могиле, Наполеон был генералом»…

Ольга. От той турецкой зависти, Юр, ты избавился благодаря средиземноморскому юбилейному круизу, а от последствий этих утопических театральных бурунов как?

Надя (обращается к Корнилову). А ты избавился?!

Корнилов. Разобрался с пьесой и спектаклем и за счёт этого избавился от стыда и злости по поводу сериала. Мне это стоило двухнедельной работы по вечерам. Сначала пришлось фактически сделать для себя тот самый путеводитель по нему, который должен раздавать театр зрителям. Я скачал себе в электронную книгу текст пьесы, нашёл в интернете видео спектакля по российскому телекультканалу, положил ещё рядом театральную программку и пропахал всё на нужную мне глубину: смотрел спектакль, параллельно читал пьесу, если возникали какие-то вопросы-непонятки добывал в сети нужную инфу, помогающую ответить-понять. Когда путеводитель у меня в голове сложился, я опять потратил целую субботу и заново посмотрел сквозным образом весь сериал. Короче, посмотрите сами – очень рекомендую – потом поговорим.