Цитаты из книг автора «Кирилл Рябов»

– Давайте уже обсудим вашего сына. – Так мы никак дождаться не можем. Начинайте. Мы слушаем, – сказал папа. Катя сцепила руки так сильно, что ладоням стало горячо. – Я пытаюсь быть деликатной. – Это похвально. Мы это ценим, – ответил папа. – Только вот у нас мало времени. А разговор все не начинается. Давайте я вам помогу. Хорошо? Наш сынок нахулиганил? Может, он кое-что показывал девочкам? Или их просил показать? – Насколько я знаю, ваш сынок ведет себя очень хорошо, – ответила Катя. – Ну да, мы постоянно спрашиваем у няни, то есть младшего воспитателя, как он себя вел. И ни разу не услышали ни одного замечания, – сказала мама. – Так в чем же тогда дело? – спросил папа. – Дело в его имени. Оно чудовищное! Как вам вообще могло прийти в голову так назвать ребенка? Сказав это, Катя испытала такое облегчение, что захотелось развалиться в кресле и вытянуть ноги. Она даже слегка улыбнулась. – Ты слышала? – спросил папа у мамы. – Я же не глухая, – ответила мама папе. – И кто-то тут говорил о деликатности. Поразительно! Мама закатила глаза, поджала губы и медленно пожала плечами: – Хамство. Других слов не подберу. – Но послушайте, – сказала Катя. – Вы же сами все прекрасно понимаете! Ладно бы мальчика звали… Не знаю… Да как

перекреститься, и потер большим о средний и указательный. – Об этом речь? – спросил он, глядя Кате в глаза. – Ну, начинается! – сказала мама. – На что в этот раз? Очередной ремонт? Замена сантехники? – Может, опять нужен свежий песок для песочниц, – хмыкнул папа. Катя слегка вспотела и ощутила нехватку кислорода. – Да вы что! – сказала она. – Как вам в голову такое пришло? – А что тут удивительного? – ответила мама. – Ваша предшеф… Предшвест… – Предшественница, – четко выговорил папа. – Да. Она постоянно ремонтировала. Правда, не очень заметно. – Ее, как видите, уже уволили, – сказала Катя. – Пф-ф-ф. Я узнавала, она теперь директор в детском доме, – сказала мама. – Хорошо быть дочерью депутата. – Или сыном, – сказал папа. Смартфон издал плямканье. Катя посмотрела. От ее мамы пришло голосовое сообщение. Длинное. Что там опять случилось? Стало тревожно. Разболелась голова. Захотелось вдруг попросить этих людей уйти, а потом залезть в шкаф и свернуться в позе эмбриона. – Дома неприятности? – спросил папа. Катя погасила экран. – Простите, но вас это не касается. – Безусловно, – хмыкнул он. – Прощаем, – добавила Гитлериха.

– Это герой моей пьесы. Ты забыла? – Послушай, мне некогда. Я работаю… – А я нет? И вообще, что ты хочешь этим сказать? На что ты намекаешь? – Ни на что. Просто мне некогда. С Валериком все в порядке? – А при чем тут Валерик? Он уроки делает. – Я перезвоню. Катя нажала отбой. От смущения хотелось стать невидимой. Родители Гитлера внимательно смотрели на нее. – Все в порядке? – спросил папа Гитлера. – Можем продолжить? – Да, – отозвалась Катя. – На чем мы остановились? – Мы еще даже не начали, – сказала мама Гитлера. – Вы все хотите что-то про нашего сына сказать. – Да. Так вот. Катя приоткрыла рот и тут же закрыла. А как правильно это что-то сказать? Валерий сбил с толку. В голове крутилось: «Грех! Огонь! Ураган! На колени!» – Э-э-э, – сказала Катя. – Ну-у-у… А вы сами не догадались еще? Они переглянулись. – А должны? – спросил папа. – Думаю, не должны, – сказала мама. – Странный какой-то разговор, Катерина Дмитриевна. Что-то мне стало не по себе. – А я, кажется, понимаю, в чем дело. Хотя и не уверен. – Правда? Скажи. Папа свел пальцы в троеперстие, будто собираясь

«Сникерсов», есть один «Марс», «Баунти» и «Кит-кат». Катя сцепила пальцы в замок. – Давайте поговорим о вашем сыне. – И то верно, – согласился он. – Говорите. – Ну… Ее перебил смартфон, заигравший песню «I'm Deranged». Звонил Валерий. – Простите, – пробормотала Катя. «Валерик пропал», – промелькнуло в голове. От этой мысли у нее потемнело в глазах. – Ничего страшного, – ответила мама Гитлера. – Да, – сказала Катя шепотом. – Что случилось? – Я хочу тебе кое-что показать, – ответил Валерий. – Только что придумал. – Ты о чем? – Послушай. Грех! Грех! Огонь! Огонь! На колени, безволосые! Целуйте следы наших ног! – заорал Валерий. – Бездушные животные, вы не заслужили иной участи! Только копошиться! Ползать! Издавать постыдные звуки! Ваши мягкие животы, о, ваши мягкие животы! – Подожди! Стой! Что ты говоришь? – Бездна и тьма! Ураган! Восторг! Немыслимое! Невыносимое! – продолжал Валерий. – Да что ты несешь?! – Я это написал сейчас, – ответил он. – Монолог Горохова. – Какого Горохова? Валерий засопел:

смутилась Катя. – Давайте познакомимся. Меня зовут Жукова Катерина Дмитриевна, я заведующая детским садом. – Да, у вас на двери это написано, – сказал он. – Рады знакомству, как говорится. Она достала из сумочки «Твикс-мини» и отправила в рот, содрав шелестящий фантик. – А мне? – Он протянул ладонь. Она достала «Сникерс-мини». – Я хочу «Твикс», – сказал он. – Это был последний, – ответила она. – И он подсох. Бери «Сникерс». Катя кашлянула. Они одновременно на нее посмотрели. – Болеете? – спросила она. – Вовсе нет. – Дать вам пастилку для горла? – спросил он. – Спасибо, не надо, – медленно ответила Катя. – У меня не болит горло. Я здорова. – А кашляете, – сказала она. – Или это из-за курения? – Я не курю. – Бросили? – И не курила никогда. Отвратительная привычка. Терпеть не могу табачный дым. – Не хочу «Сникерс», – сказал он. – А «Баунти»? – Ну давай… Он содрал фантик и сунул конфетку в рот. – Ой, а вы не хотите? – спросила она. – Есть еще пара

Ровно в пять часов в дверь коротко и громко постучали. – Прошу, входите, – сказала Катя. Она попыталась приветливо улыбнуться. Распрямила и без того прямую спину. Положила руки перед собой на стол. В кабинет вошли двое – мужчина и женщина. На вид им было лет по тридцать. Он темноволосый, в белой рубашке с подвернутыми рукавами и с застегнутой верхней пуговицей. Действительно, симпатичный. Она в джинсовой куртке, короткой юбочке и массивных белых кроссовках. – Няня сказала, что вы хотите поговорить с нами, – сказал он. – Присаживайтесь, – ответила Катя. Они сели напротив. Она осматривалась. Он внимательно чуть-чуть исподлобья глядел на Катю. – Только Маша не няня, а младший воспитатель. Но в остальном все верно. – А какая разница между няней и младшим воспитателем? – спросил он. – В общем, разницы нет. Просто должность теперь называется иначе. – Вот как, – кивнул он. – А вы знаете, чем отличается экорше от эщкере? – внезапно спросила она. – Честно говоря, первый раз слышу эти слова. – А. Кажется, она едва заметно ухмыльнулась. – И чем они отличаются? – спросила Катя. – Это в принципе не имеет значения, – вмешался он. – Давайте к делу. О чем вы хотели поговорить? – О вашем сыне, конечно. Нам необходимо обсудить кое-что серьезное. Для этого я вас и вызвала. «Эщкере – экорше – эршоке – эщерке – эркеще», – крутилось в голове. – Вызвали? – спросила она. – Так говорите, будто мы ваши подчиненные. – Нет-нет. Я хотела сказать, что пригласила, конечно, –

– Об этом не может быть и речи, – сказала Катя. – Точка. – Ну, как скажете. Только других идей у меня нет. А этот вариант, мне кажется, прекрасно всех устроит. Ну, либо продолжим делать вид, что все в порядке. – Почему всегда приходится выбирать между плохим и ужасным? – вздохнула Катя. – А мне, наоборот, кажется, что оба варианта неплохие. Даже хорошие. – Я подумаю, Лидия Андреевна, и приму решение. Когда старший воспитатель вышла, Катя позвонила Маше. – Слушаю внимательно, – ответила та. – Гигу еще не забрали? – Да рановато. Обычно около пяти приходят. – Когда придут, попросите, пожалуйста, зайти в мой кабинет – маму или папу, не важно. Смотря кто придет. – Ладно, скажу, – ответила Маша и отключилась. На часах было начало четвертого. Катя понятия не имела, как построить разговор с мамой или папой Гиги. Оставалось почти два часа, чтобы это придумать. Она взяла чистый лист и написала: «Здравствуйте! Меня зовут Катерина Дмитриевна Жукова, я заведующая детским садом. Мне бы хотелось поговорить о вашем сыне». Но больше в голову ничего не пришло. Чтобы успокоиться и собраться с мыслями, Катя изрисовала лист цветками, человечками и геометрическими фигурками. Рисовала она неплохо. Только это никак ей не помогло.

– Во-первых, мы объясним Гиге, кто такой Гитлер, что он плохого сделал и почему ему нужно отказаться от своего имени. После этого он попросит родителей дать ему другое имя. Например, Саша или Дима. А во-вторых, мы перед РОНО оправдаемся. – И вы считаете, пятилетний ребенок что-то поймет? – Мы подготовимся. Будем убедительны. – Покажем фото трупов из концлагерей, да? Кинохронику блокадного Ленинграда, правильно? – Ну, это тоже перебор, возможно, – сказала Лидия Андреевна. – Надо все четко продумать. – Простите, конечно. Но это безумие, – сказала Катя. – Вы только вдумайтесь, что вы предлагаете. – Ничего безумного тут не вижу, – поджала губы Лидия Андреевна. – Между прочим, в позапрошлом году соседи наши на девятое мая сделали постановку о подвиге Александра Матросова. И получили от РОНО грамоту. А мальчика, который играл Александра Матросова, пригласили потом на кремлевскую елку. – Я надеюсь, того мальчика, который изображал пулеметчика, не расстреляли? – Шутите? Катя закрыла глаза и загадала, чтобы происходящее обернулось сном. Потом открыла. Лидия Андреевна с любопытством ее разглядывала.

– Детский трибунал над детским Гитлером? – сказала Катя и вдруг почувствовала себя полной дурой из-за того, что это произнесла. – Да. Сделаем такое представление. – А потом понарошку его повесим? – спросила Катя. – Или расстреляем? – Нет, Катерина Дмитриевна, это перебор, конечно. Суд его приговорит стоять в углу. Недолго. Полчаса, например. – Да, Гитлеру такой приговор понравился бы, – сказала Катя. – Лидия Андреевна, а зачем это все? Что нам это даст?

Он замолчал. Катя тоже молчала, дожидаясь, пока он продолжит. Он не продолжал. Она вздохнула и спросила: – О работе? – В точку! О работе! Как будто я не работаю! А если бы не работал, то даже тогда не пошел бы к ней подчиненным. – Я все знаю. Давай не будем на эту тему. Валерик чем занят? – Мы пообедали. И я отпустил его поиграть в футбол на площадке. Он там с мальчишками. – Ты за ним смотришь? – Да, разумеется. Я прямо сейчас стою у окна. И машу ему рукой. А он машет мне в ответ. Катя улыбнулась: – Ладно. Хорошо. Слушай, я хотела кое-что спросить. В дверь осторожно, будто боясь, что она развалится от малейшего прикосновения, постучали. Потом появилась голова Лидии Андреевны. – Поговорим вечером, – сказала Катя. – Целую. – И я, – отозвался Валерий. Она нажала отбой. – Простите, что отвлекаю, Катерина Дмитриевна. – Вы не отвлекаете. Что-то случилось? – Мне пришла в голову идея. – Присядьте. Лидия Андреевна села. – Насчет Гиги? – спросила Катя. – Да, да, насчет Гиги. – Говорите. – Давайте устроим над ним суд, – сказала Лидия Андреевна. – Понарошку, понимаете? А дети примут участие. Такой детский Нюрнбергский трибунал.