Глава 2

С раннего детства Алекса предпочитала спать у стены. Мучаясь от бессонницы, она частенько бездумно водила по обоям указательным пальцем, повторяя очертания нарисованных мультяшных зверьков. Ей нравилось придумывать им имена и характеры. А как она протестовала, когда отец задумал сделать в её комнате ремонт и тем самым лишить маленькую девочку первых и самых верных друзей! Протестовала, отчаянно защищая тех, кому она доверяла все свои тайны.

Ведь среди сверстников не отыскалось желающих дружить с Окаянной. Порой дети бывают значительно более жестоки, чем взрослые. Она всегда чувствовала себя чужой среди своих.

Грустно улыбнувшись воспоминаниям детства, Алекса провела кончиками пальцев по стене перед собой – по острой листве и выпуклым стеблям зарослей бамбука; повторила изгибы искусно изображённой россыпи валунов по краям бурлящего белой пеной ручья; погладила вздыбленный загривок белогрудого медведя, нависшего над пойманной им рыбиной…

Она только начинала понимать, почему Леон назвал это место своим настоящим домом. Убранство его комнаты дышало заботой, создавая для потерявшего всё парня уголок спокойствия и уюта. Здесь его любили. По-настоящему.

Леон тревожно дёрнулся во сне. Его рука на талии Алексы ощутимо напряглась, подтягивая почти выскользнувшую девушку обратно. Прижавшись спиной к его груди, она успокаивающе прикоснулась к его предплечью. Парень что-то неразборчиво проворчал сквозь сон и снова расслабился, оставив её наедине со своими мыслями.

Слишком много мыслей… Противоречивых, создающих путаницу и ввергающих Алексу в смущение. Всегда холодная и сдержанная, как и полагается офицеру ИСБ, рядом с Леоном она становилась совершенно другой – чувственной, пылкой, искренней и порывистой. Впервые в жизни ей по-настоящему хотелось чем-то делиться с другим человеком. Делиться и узнавать его, постепенно подпуская всё ближе и ближе. Она доверяла ему, а он ей…

Но от этого не становилось легче. Скорее наоборот. С тех пор как она вернулась из столицы, минуло уже две недели. И с каждым днём приказ начальства становился всё более невыносимым.

– Привяжи его к себе, Бладштайнер. Привяжи и обеспечь лояльность империи. Любыми способами! – сказал тогда шеф отдела по контролю над иностранцами. – И проследи, чтобы он наконец-то принёс присягу! Иначе мы сами приведём его к ней!

Алекса вздрогнула и прижалась к Леону ещё крепче, словно пытаясь укутаться в его объятия, спрятаться от этих воспоминаний и согреться. На несколько секунд она обрела спокойствие и умиротворённость.

Но мысли не успокоились и лишь сменили русло. Слишком много мыслей… Должна ли она рассказать? И как это сделать, чтобы он не оттолкнул её от себя? Его характер…

Девушка даже поёжилась, представив его неистовство и злость. Ей уже доводилось ощущать их – как со стороны и издалека, так и «изнутри», повторно проживая некоторые эпизоды из жизни Леона. Например, его недавний инцидент с Иланой.

Алекса тяжело вздохнула. И решительно прогнала возникшую в сердце жалость к своему мужчине. Он не нуждался в подобном. И, с её точки зрения, поступил именно так, как должен был. Особенно, если учесть, что был неравнодушен к этой лесной колдунье. Но его ярость, его ненависть к ней в то мгновение были настолько ужасающими, что девушка очень долго не могла избавиться от отголосков того дня.

Встряхнув головой, Окаянная вновь попыталась очистить разум.

– Всё потом. Наслаждайся моментом, дурочка! – отчитала она себя, едва шевеля губами. – Решение придёт, и всё будет хорошо.

Прозвучало наивно и слегка по-детски. Но это временно успокоило её. На несколько секунд.

Слишком много мыслей…

На смену тревогам пришла ревность, ворохнулась и выразила робкий протест против формата сложившихся отношений. Алексе нравилось думать о себе как о будущей жене Леона, но… Ей, как и многим девушкам, хотелось быть единственной и неповторимой. А получалось только неповторимой. Патриархальное устройство мира и брачные традиции в этом плане совпадали в большинстве стран мира – полигамные браки в среде аристократии считались нормой и вряд ли могли кого-то удивить. Бладштайнер предстояло стать первой. И она уже знала о наложнице, той самой китаянке, из-за которой произошло столько всего…

– Сучка! И он тоже хорош! Пригрел змею! – раздражённо фыркнула Алекса себе под нос. Следом вспомнилась госпожа Астахова, с которой она провела незабываемые дни в заключении. Ещё одна… претендентка! – Альфа-самец!..

Остатки сна улетучились. Бесцеремонно сняв с себя руку, она села на кровати и мстительно стянула с парня его часть простыни, служившей им укрытием от ночного холода, по капле проникающего сквозь приоткрытое на проветривание окно. Леон сонно заворочался и, перевернувшись на другой бок, сграбастал в объятия подушку и вновь удовлетворённо засопел. Едва сдержавшись, чтобы не столкнуть его с кровати ногой (люлей-то получать не хочется!), девушка соорудила из простыни нечто вроде римской тоги и аккуратно выбралась из постели.

За прикрытым шторами окном игриво резвилась утренняя метель. Предрассветные сумерки исчезали под натиском восходящего солнца. Но его лучи ещё не пробились сквозь лесные чащи на горизонте, и небо по-прежнему сохраняло серо-стальные оттенки.

Зябко передёрнув плечами, Алекса отошла от окна и неохотно ступила босыми ногами на ламинат, начинавшийся за пределами комнаты. Сердце продолжало обиженно трепыхаться, не понимая: почему она должна делить любимого мужчину?!

– Такова наша бабская доля, – тоскливо сказала она сама себе, проскользнув в ванную комнату и замерев перед огромным зеркалом над умывальником. – Будь его отношения с Мэйли построены на расчёте, я бы…

Алекса осеклась, так и не договорив, понимая, что пытается солгать сама себе. Встретившись с отражением глазами, она укоризненно покачала головой и, словно почувствовав, что этого недостаточно, погрозила себе пальцем. Отражение послушно кивнуло и грустно поступило глазки.

Едва слышно щёлкнула дверь ванной комнаты. Девушка не успела даже дёрнуться, как Леон оказался за её спиной и, приобняв за талию, шутливо укусил за мочку уха.

– Просил же разбудить, если проснёшься раньше меня. Плохая девочка! Непослушная! Ещё и покрывало забрала!

– Какая есть, – задрала она носик, подставляя шею под его мягкие губы, и изящно подняла руки вверх, давая простыни соскользнуть с обнажённого тела. – Доброе утро, любимый! Пора просыпаться…

Покраснев от некоторой двусмысленности своих слов, она сквозь смежённые веки наблюдала за тем, что отражалось в зеркале – то, как одна ладонь её мужчины плавно скользнула вверх, накрывая её грудь и жадно сжимая, а вторая стекла вниз, прячась меж её бёдер, раздразнивая и разжигая в ней желание…

Поток мыслей в сознании девушки значительно истончился. И вскоре ей уже вообще не хотелось думать. Потом. Всё потом.

Алекса наслаждалась моментом. Была любима. И любила.

* * *

Кавалькада рычащих двигателями мотоциклов бодро вкатилась в распахнутые настежь ворота загородной базы ЧВК «Сибирский Вьюн», привлекая к себе внимание не только часовых на вышках периметра, но и немногочисленного техперсонала возле ангаров и трёх десятков пехотинцев, занятых отрабатыванием навыков перестроения в условиях открытого боя. Стальные кони чуть сбавили скорость и неторопливо проехали всю базу насквозь. Было в этом что-то мальчишеское и хвастливое.

И неудивительно. «Эскадрон» кадетов ВКШ понтовался вполне естественно и без свойственной возрасту натуги. Юноши вели себя, как и полагалось дружной компании молодых аристо: они задирались, бахвалились и были готовы ответить на любой вызов, при этом не смотрели на всех свысока и общались вполне свободно, а не разговаривали через губу. Наёмникам «Вьюна» такое поведение даже нравилось. Особенно после нескольких поединков, прошедших с переменным успехом и минимальными травмами для проигравших участников.

Поэтому очередной визит оголтелой молодёжи был воспринят весьма радушно. Всеми, кроме начальства базы.

– Вы чего припёрлись?! У вас экзамены по алгебре на носу! – недовольно прокричал я, выглянув из ворот технического ангара. Моя перемазанная техническим маслом физиономия не предвещала прогульщикам ничего хорошего. – Вы готовиться должны, а не…

– А не участвовать в различного рода сомнительных боевых операциях одного нахального молодого хана, – холодно парировал единственный безлошадный всадник, соскакивая с бронированного двухместного квадроцикла «Витязь». – И раз уж поучаствовали, нам бы хотелось пожинать её плоды вместе!

Калашников, так и оставшийся за рулём, уже стянул с головы шлем и языком жестов сигнализировал: «Командир ранен».

Судя по всему, в голову, раз у рыжего столь отвратное настроение. Староста тоже снял шлем и явил собравшимся хмурое, не выспавшееся лицо с тёмными кругами под глазами. Видимо, в отличие от остальных, не стал игнорировать учебу и остаток ночи просидел над учебниками. В остальном его недовольно можно понять.

– Можешь и дальше дуться. Не поможет, – отрицательно покачал я головой, уверенно встретив его недовольный взгляд. – Это не у меня на шее две несовершеннолетние японки с непонятным статусом! На тебе ответственность. А значит, и в операциях можешь участвовать только в качестве вспомогательных сил! Ещё раз повторить?! Или мне для ясности придётся это вырезать у тебя на подкорке?!

Рыжий протестующе выпрямился и уже открыл рот для отповеди, когда прошедший мимо него Хельги со смешком хлопнул его ладонью под челюсть.

Лёхины зубы звонко клацнули, а сам староста обиженно взвыл: прикусить кончик языка ему довелось в прямом смысле слова.

– Иначе он бы не заткнулся, – повинился варяг, приближаясь и протягивая руку. – Рад видеть тебя, брат!

– И я тебя, брат!

Воинское рукопожатие за предплечье и хлопок по плечу уже стали привычными, хотя в первое время после знакомства с парнями я ещё иногда кланялся. Поприветствовав остальных, я с сожалением отметил отсутствие Савелия.

– Сколько он будет восстанавливаться?

– Не менее недели. «Каменщик» ранга Ветеран, пятая степень совершенства, не меньше. Мы его еле-еле пробили, – отозвался Калашников, ткнув в бок смурного Джучи. – Этот деятель вообще два раза промахнулся!

– Полтора! Вторая пуля прошла вскользь по наплечнику «голема»! – возмутился потомок Чингисхана, зло сверкнув глазами. – Ему просто повезло!

– Ты промазал и засветил позицию. А «каменщик» правильно подставился, – обрубил я, вспоминая этот эпизод из записей со шлемов. – Повезло Димке, который удержал защиту, попав под дружественный огонь!

– Так это рикошет был?! Ну, всё, луноликий! Не выпущу с полигона, пока десять из десяти сто раз подряд не выбьешь! – взвился наш техник, отвесив незадачливому стрелку подзатыльник.

С трудом сдерживая смех, я покачал головой, мысленно отметив то, с какой лёгкостью парни рискнули жизнью. И уже не в первый раз.

Диего и близнецы Харальдсоны торопливо поздоровались и… свалили в один из гаражей, укатив туда свои мотоциклы. Как оказалось, они сумели договориться с техниками о какой-то модернизации – уникальной, родом из Свободных Земель. Боюсь даже представить, во что превратятся их двухколёсные монстры.

Кастилец во время операции очень спокойно воспринял свою роль охранника при транспорте и тем заслужил мою признательность. Даже доводы не понадобились. На брифинге дель Кастильо безразлично пожал плечами и ничем не выдал разочарования, понимая, что бойцу его редкой специализации одного выстрела весьма сложно будет случайно не прикончить противника.

– Так, парни… Пока выдвигаетесь в штаб, мне с доспехом надо закончить. Буду через полчаса. Пойдём разбалтывать «молчи-молчи».

– Что? – хором и одинаково заинтересованно произнесли Лёха, Хельги и Димка.

– Да, парни, – спокойно подтвердил я. – Мы поймали контрразведчика империи! Бывшего контрразведчика.

Удержать в плену стихийного бойца ранга Учитель не такая уж простая задача. Но только если заморачиваться соблюдением конвенций, а в моём случае – ещё и нескольких законов Российской империи. Само собой разумеется, что ничем подобным голову я себе забивать не стал.

Благородному не пристало вникать в уложения, противоречащие его священному праву на месть. Этот весомый аргумент довольно успешно использовался в суде на протяжении уже не одного столетия. Пленённый наёмник сам нарушил с десяток законов. И я был вправе решать его судьбу самостоятельно. И терпеливо ждал полной разгерметизации шлюза, преграждающего мне путь к его одиночной камере.

Бетонированное помещение глубоко под землёй освещалось десятком ослепительно ярких ламп дневного света. Сделав шаг под его низкие бугристые своды, я с любопытством огляделся по сторонам, подмечая бронезаслонки в тех местах, где располагались акустические динамики. Помещение не могло похвастаться даже скромным убранством – только голый холодный бетон, вытягивающий тепло из человеческого тела, и толстые якорные цепи, надёжно приковавшие Учителя за руки в центре камеры. Стальные фиксаторы на полу удерживали его ноги возле колен и на щиколотках. Максимально неудобное положение тела ограничивало силу любых его попыток встать и даже просто пошевелиться.

Также в стенах камеры располагались излучатели генератора Саймона, способные превратить высокорангового бойца в слабосилка. Но, увы, ни среди бойцов «Вьюна», ни среди «Ушкуйников» не отыскалось специалиста, способного обнаружить в теле пленника корундовые импланты. И потому полагаться на одни лишь достижения техники мне показалось неразумным. На помощь пришла химия. И несколько любопытных методов психологического давления. Если б я знал, каких именно…

Наёмник выглядел отвратительно: худое и костистое лицо, словно вырубленное из пористого бледно-серого камня, иссиня-чёрные провалы глазниц, протянувшаяся изо рта ниточка слюны и пустой, ничего не выражающий взгляд.

– Досадно, – разочарованно проронил я, просматривая выданную мне охранниками распечатку, и неожиданно прозрел: – Музыка жанра brutal death metal?! Двенадцать часов непрерывного прослушивания?!

– Мне тоже показалось слегка чересчур, хан Хаттори, – с трудом прохрипел пленник, поднимая на меня выцветшие серо-голубые глаза и болезненно щурясь от режущего белого света ламп. – Но я не в претензии. Что с моими людьми?

Вопрос наёмника остался без ответа. Повернувшись к шлюзу, я жестом пригласил ожидавших возле него друзей войти и с благодарностью принял протянутые Лёхой документы, распечатанные на гербовой бумаге. Мы подготовились к разговору ещё утром и запаслись весомыми аргументами.