Он проглотил это недвусмысленное «мою», что-то забормотал – в духе того, как зачитывает приговор судья, – быстро и невнятно. Что он не успел бы собрать деньги, но он хотел, вот только не дали, Кудесник гарантировал успех операции, кто же знал, что так получится…

– Господи, какой маразм, мои уши отказываются это слушать, – покачала головой супруга, встала из-за стола и отправилась к лестнице. Остановилась посреди пролета, посмотрела куда-то сквозь него. Странно, отметил чиновник – жена казалась совершенно спокойной. – Кстати, Александр, я уже в курсе твоей популярности у пользователей Интернета – прими поздравления. Надеюсь, у тебя хватит благоразумия не появляться сегодня ночью в моей кровати?

А наутро потрясения продолжались, сыпались как из рога изобилия! В восемь утра в вестибюле снова объявились полицейские: у подполковника Кудесника, прибывшего во главе колонны, родилось желание пообщаться с Антониной Геннадьевной. Женщины наблюдательны, возможно, она запомнила что-то интересное. Та спустилась из спальни в нарядном домашнем платье, с гордо поднятой головой. Привстал с дивана вялый Жирницкий. Никто и не заметил, как, позевывая, у ограды остановилась невысокая симпатичная девочка лет шестнадцати – в модных джинсах, футболке со стразами, в голубых уличных тапочках. Она забыла причесаться, сунула пятерню во взлохмаченную шевелюру, почесалась и заразительно зевнула. Потом прошла сквозь калитку, покосившись на припаркованные у тротуара полицейские машины. Побрела по дорожке. Сержант патрульно-постовой службы пытался заступить ей дорогу, но его схватил за локоть коллега и что-то зашептал на ухо. Оба уставились на девчонку, как на явление помолодевшей Богородицы. Она проследовала мимо замороженных полицейских, поднялась на крыльцо и вошла в холл, где скопились люди.

Немая сцена была выразительнее, чем у Гоголя. У людей отвисли челюсти. Что-то булькнул и проглотил слюну чиновник Жирницкий.

– Господи, доченька, ну, наконец-то! – взвизгнула Антонина Геннадьевна и бросилась обниматься с растерявшейся дочерью. Рядом прыгал не знающий, как себя вести, Жирницкий, гаденько хихикал, заикался на каждом слове.

– Эй, люди, вы чего? – пробормотала не привыкшая находиться в центре внимания Светлана. – Ну, пришла я, что за дела-то?

Полицейские прятали усмешки, кто-то отодвинулся подальше, чтобы не видели, как они хватаются за животы. На щеках подполковника Кудесника впервые за сорок лет выступил нежный детский румянец. Беглый блиц-опрос, пока мать не увела дитя наверх, выявил следующее. Светлану действительно умыкнули среди ночи, она испугалась сначала, но потом ей объяснили, что не причинят вреда, а вся акция затеяна лишь для того, чтобы опустить ниже плинтуса ее отца – вора и взяточника. Неясное чувство подсказало умной девочке, что лучше не визжать и не качать права. Похитители предупредили, что наденут ей на голову мешок – да, собственно, и надели, – в котором она благополучно и уснула. Проснулась в комнате – запертая дверь, окно с заколоченными ставнями, телевизор, кровать, две энциклопедии из серии «Аванта» (одолела, к своему стыду, за сутки лишь одну). Дважды кормили – открывали дверь и ставили поднос: горячий чай, ее любимая курица в кляре из «Ростика», сырки, блинчики, шоколадные батончики… Заскучать Светлана толком не успела, разбудили ни свет ни заря, приказали отвернуться, нахлобучили на голову мешок, повели в машину, а высадили на безлюдной окраине поселка, приказав избавиться от мешка только через пару минуту. Отсюда итог: она неплохо провела время, погоняла адреналин и получила необходимый жизненный опыт, о чем нисколько не жалеет. Обращались с ней дружелюбно… и как-то виновато. Лиц похитителей она не видела – они красовались перед ней в тряпочных масках и дурацких балахонах. Говорил один. Явно мужчина. Второй – возможно, женщина. А возможно, и нет. Как долго ее везли в машине, Светлана не знает – на обратном пути опять невзначай всхрапнула. А определять марку машины по звуку двигателя девочка не умеет – не обучали, знаете ли…

– Ну, все, довольно, – заволновалась Антонина Геннадьевна, уводя Светлану наверх. – Больше никаких вопросов, девочка должна отдохнуть, разве вы не видите, как она устала?

Дочка с матерью ушли, «шериф» уставился иезуитским оком на Жирницкого, и чиновник вновь почувствовал, как отнимаются колени…

Супруга с дочерью спустились через полчаса. Обе были одеты «по-походному», Светлана тащила набитые сумки, а супруга скатывала по ступеням чемодан с колесами. У Жирницкого дрогнуло сердце.

– Антонина, Светочка, вы куда? – он бросился к дочери, но та успела спрятаться за спину матери и поглядывала оттуда как-то странно – можно сказать, другими глазами.

– Стоп, Александр, за черту не заступать, – супруга выставила ладошку. – Я все рассказала Светлане, мы уходим от тебя. Ума не приложу, почему мы не сделали этого раньше. Думаешь, я не знаю про твою вдовушку с Вишневой улицы? – надменно усмехнулась, увидев, что мужа разбил новый паралич. – Только не спрашивай, куда мы едем, это тебя не касается. Заявление о разводе на подпись получишь через моего адвоката. Надеюсь, ты понимаешь, – усмешка сделалась еще надменнее и злораднее, – что все это имущество, – она обвела глазами далекий потолок, – и все другое, что ты имеешь, нажито нами совместно? А знаешь, – она решила разоткровенничаться напоследок, – вчера утром мне звонил один из похитителей Светланы, помнишь, ты вошел в спальню, а я сидела с мобильником? Он извинился за содеянное, сказал, что ничего не имеет против меня и верит, что я его прощу. Светлана вернется через сутки – сытая и в приподнятом настроении. Он поставил меня в известность, что будет требовать деньги, но уверен, что выкуп не заплатят – подсунут резаную бумагу. И чтобы я не переживала по этому поводу – деньги ему не нужны. Он попросил твой сотовый, прости, Александр, но я дала ему твой номер. И вот еще, – женщина немного помялась, не зная, продолжать ли. – Я не одобряю его методы, но мне кажется… он лучше, чем ты. А еще не могу избавиться от мысли, что в ближайшее время вам всем придется несладко. Надеюсь, ты понимаешь, о ком я?

Женщины ушли, а чиновник стоял в халате посреди холла, дрожал от страха и утирал набежавшую слезу. Когда зазвонил телефон, он был уже настолько выжат, что даже не вздрогнул.

– И снова навеки ваш, – произнес металлическим голосом злоумышленник. – Это еще не все, Александр Яковлевич. Хотите не пасть еще ниже – придется искупать вину. В противном случае мы уже идем к вам – теперь вы понимаете, что для нас не существует запертых дверей. В течение недели вы обязаны перевести пятьдесят тысяч долларов на счет детдома номер три, расположенного на Кордонной улице, 19. Можете не анонимничать, дело хозяйское. Предоставите отчет. Через неделю вы переведете семьдесят тысяч долларов на счет городской больницы номер два и обязаны проследить, что их не разворуют, а пустят на ремонт, необходимость в котором назрела еще в девятнадцатом веке. А через пару недель вам предстоит вплотную заняться вспомоществованием тем семьям, что по вашей милости были выселены из дома номер 90 по Заозерной улице, но об этом мы поговорим позднее. Приятных выходных, Александр Яковлевич. И не советую сотрудничать с полицией в деле нашей поимки. Вы же не хотите, чтобы нас схватили раньше, чем мы втопчем в грязь ваших коллег, которые украдкой над вами посмеиваются?

Не успел он спрятать телефон, как тот опять разразился. Но вместо металлического голоса, забывшего сообщить что-то важное, он услышал глуховатое кряхтение Пал Палыча Фаустова – мэра всея Качалова.

– А, это ты, Александр, кхм… Тут это самое… как бы выразить тебе помягче… В общем, извини, но в понедельник ты должен написать заявление по собственному желанию… Пойми, это не моя инициатива, меня ты устраиваешь любой – что с этим роликом, что без ролика… Но слишком уж резонансно, не можем мы такое оставить без последствий – вдруг волна пойдет… Прости, тебе не повезло. Чертов Интернет… А этих ублюдков мы найдем, не сомневайся, для нашей полиции теперь это дело чести. А с тобой все будет в порядке – пристроишься на непыльную работенку, до греха – я имею в виду, до столичного расследования, – не доведут, замолвим за тебя словечко – нам эти лишние поползновения в нашей вотчине, сам понимаешь… Ну, бывай, не обижайся.

Чиновник опустил телефон в карман и подумал равнодушно: «Напишу заявление, уволюсь из мэрии, а потом меня найдут в петле в сортире. Зачем Пал Палычу лишние поводы для треволнений?»

Что-то сердце у чиновника не по-детски прихватило…

– А ну, избушка, поворотись-ка к лесу задом! – пророкотал краснощекий распаренный господин, обмотанный банным полотенцем, поставил на приступочку у бассейна кружку с пивом и хлопнул по филейной части смешливую фигуристую блондинку в стрингах. – Эх, знатный попец!

Он, кажется, перестарался – девица, собравшаяся нырнуть в бассейн, поскользнулась, испуганно ойкнула и шлепнулась на воду, растопырив руки. Текли секунды, она продолжала покачиваться на воде – лицом вниз, с распростертыми конечностями. Потом медленно, противореча всем физическим законам, в той же позе стала погружаться и через некоторое время уже лежала на дне. Распаренный господин озадаченно почесал плешивость на макушке, покосился на товарищей, пирующих за дубовым столом. Четверо мужчин в одинаковых банных полотенцах сдвинули стопки, заглотнули целебную жидкость. Представительный сорокалетний господин с жестким «ежиком» на голове благодушно срыгнул и занюхал волосами сидящей у него на коленях рыженькой девицы. Девица кокетливо хрюкнула.

– Петрович, ты чего там завис? – щупленький раскосый тип приподнялся, жадно хрустя пучком петрушки, глянул в бассейн. Блондинка не шевелилась. Бюст пятого размера, который в начале застолья успели обсудить и всячески одобрить, служил амортизационной прокладкой между телом и кафельным дном бассейна. Несколько минут назад, ощупывая соблазнительные формы, раскосый уверял под хохот сослуживцев, что внутренний мир этого неземного существа его волнует гораздо больше, чем грудь.

– Эй, Марфуша, ты чего там? – растерялся розовощекий господин. – А ну, вылазь, озорница!

– Прикиньте, мужики! – загоготал раскосый тип. – Наш начальник собственной безопасности девку убил. Ну, все, Петрович, каюк тебе, доигрался.

– Статья 109-я, причинение смерти по неосторожности, – тут же встрепенулся мускулистый крепыш с аккуратно постриженной окладистой бородкой, – наказывается ограничением свободы на срок до трех лет или лишением свободы на тот же срок, гы-гы… с лишением прав занимать определенные должности.

– Свистишь, Антоха, – прогудел упитанный седовласый мужчина, завернутый в два длинных полотенца – наподобие римской тоги. – Хреново учил УК. Вот кабы он не одну бабу, а двух прикончил по неосторожности – тогда, конечно, с должности долой. А если одну, то нормально – будешь и дальше надзирать за нами, Петрович, и отправлять на Колыму за превышение полномочий и «коррупционные эпизоды».

Компания с удовольствием загоготала, а тип с «ежиком», потрепав рыжую за грудь (при этом перестарался, она поморщилась от боли), мечтательно изрек:

– Хорошо отдыхаем, мужики. Надо как-нибудь трезвыми встретиться.

Раскосый схватился за бутылку водки и принялся разливать. А блондинка продолжала коротать время на дне бассейна – она отчетливо напоминала труп. Петрович уже нешуточно волновался.

– Эй, блин, кончайте ржать. Она, в натуре, не шевелится…

Он опустился на корточки и принялся всматриваться в толщу воды. А блондинка, у которой кончился кислород, вдруг красиво изогнулась, нарисовала в воде изящную спираль и вынырнула, взметнув брызги. Петрович отшатнулся.

– Ах ты чертова Марфуша, блин…

– Я Оля, – пискнула «русалка».

– А я говорю – Марфуша… – Он схватил ее за волосы и погрузил под воду. Девица извивалась, пучила глаза. Он досчитал до десяти и отпустил руку. Девица вынырнула, как пробка, стала хватать воздух.

– Смотри-ка, живая, – невозмутимо прокомментировал тип с «ежиком». – Эх, не пришел еще твой час, Петрович…

– Ладно, не обижайся, сама меня напугала, – добродушно прогудел Петрович, помог задыхающейся девице выбраться из бассейна и потащил к столу. Через несколько минут вся компания уже чинно выпивала, закусывала морепродуктами и жареной картошкой с селедкой. Закутанный в «тогу» седовласый субъект жадно хрустел соленым огурцом.

– Ну, ты и жрать, Акимыч, – подтрунивал над ним раскосый. – На морду свою глянь – вот-вот треснет.

– Да пошел ты, Ренат, – беззлобно огрызался «римлянин». – Лучше скажи, где обещанные телки? Двух-то мало – да и разобрали их уже. Можно, конечно, подумать на предмет бодренького групповичка…

– Не отдам, – обнял за талию свою блондинку Петрович, чем вызвал новый взрыв веселья.

– Придут, придут, Акимыч, – ухмылялся раскосый, – накладочка вышла. Они же не реактивные, пока соберутся, накрасятся, доедут. А пока ждем, имею тост, господа, – он схватился за увесистый штоф с «беленькой», принялся энергично разливать. – Давайте выпьем за нашего дорогого и уважаемого Петровича, у которого через неделю день рождения, который он опять зажмет. Мы много лет знаем нашего товарища – активный, принципиальный, с правильной жизненной позицией, член партии…

– А член у него какой партии? – хрюкнул «обладатель» рыженькой, наблюдая, как неугомонная длань начальника отдела собственной безопасности лезет под стринги блондинки. – Шучу, шучу, Ренатушка, продолжай. Наш Петрович – это, конечно, мощь…

Девицы как по команде заулюлюкали, захлопали в ладоши. Короче, выпили. Похрустели огурцами. Дружно срыгнули.

– Жалко, что Григорьевич не пришел, – посетовал бородатый. – Много потерял.

– Говорит, что некогда, – проворчал «римлянин», обсасывая гигантскую креветку. – Нашего «шерифа» можно понять. Вся неделя из неприятностей, да еще катавасия с Жирницким, опозоренные омоновцы Караканова – это уже чистый перебор. Что ты думаешь по этому поводу, Петрович? Давай-ка, руби – со всей присущей тебе прямолинейностью и открытостью. Что за хрень в городе? Звезды неправильно встали?

– Скажу, – решительно мотнул головой Петрович. – Вот давайте еще вздрогнем – и скажу. Всю правду скажу, ничего не утаю. Раздавай, Ренатушка, продукт.

И вдруг блондинка как-то странно повела носом, словно учуяла неприятный запах. Сглотнула и быстро высвободилась из загребущих объятий. Буркнула: «Я на минуточку, мне что-то нехорошо». Выскочила из-за стола и быстро побежала из сауны. Захлопнулась дверь. Мужчины удивленно посмотрели друг на друга. И тут же приключилось что-то с рыжей: она слетела с коленей кавалера, окатила пол струей рвоты, схватилась за горло и, пошатываясь, засеменила к выходу. Вторично хлопнула дверь.

У мужчин организмы были сильнее – зачерствели на трудной работе, закалились, гвозди бы перерабатывать такими организмами. Но и до них дошло. Успели еще раз недоуменно переглянуться. Напрягся вдруг Ренат, судорожно втянул воздух ноздрями… и выронил тяжелую емкость с водкой, рухнул на стул, схватился за горло обеими руками и надрывно закашлялся. Слезы потекли из глаз. Бутылка скатилась со стола и разбилась. Побагровел Петрович, тяжело задышал, схватился за кромку столешницы – вздулись вены на шее и руках. Начал задыхаться обладатель «ежика», завертелся, словно его ужалил целый рой пчел, вскочил, собрался бежать, но поскользнулся на разлившейся водке и полетел физиономией в осколки от разбившейся бутылки… Схватился за грудь обладатель окладистой бороды – боль за грудиной была невыносимой. Он сполз со стула, пополз на корточках к двери, но не дополз, сильнейший приступ кашля сразил его, лишил последних сил. Упитанный господин, замотанный в полотенца, даже не смог подняться. С физиономией происходило что-то страшное – она раскалилась, как уголь в печке, сеточка вен и жил обрисовалась настолько выпукло, словно это был грим для персонажа фильма ужасов. Он задыхался, слезы брызгали из глаз, пена пузырилась у губ, он конвульсивно взмахивал руками и домахался до того, что опрокинулся вместе со стулом и издал неприличный звук…

Взору вбежавшего в сауну служителя заведения (а его заставили спуститься вопли девиц) предстало жутковатое зрелище. Пятеро мужчин корчились в судорогах на усыпанном осколками полу, рычали, хрипели, кашляли, обливались слезами и мочой. Говорить что-то связное они не могли – голосовые щели вследствие тяжелого отравления сузились до предела и не позволяли даже дышать. Глаза их блуждали – они никого не видели. Стол был перевернут, все невыпитое и несъеденное – разбросано, размазано. Служитель застыл, потрясенный до глубины души, насилу выбрался из ступора, метнулся, чтобы помочь… и в следующий миг, громогласно икая и кашляя, побежал обратно!

К чести персонала «банно-спортивного» комплекса «Богатырь», сработал он оперативно. Прибежали несколько женщин, впали в ужас, принялись звонить в МЧС, в «Скорую», в полицию. Самые самоотверженные, уже представляя занесенный над головами меч возмездия, бросились вытаскивать пострадавших в предбанник и далее на лестницу – сами при этом надышались и заработали легкую степень отравления. Воцарилась суета. Медики прибыли на пяти машинах. На месте промывали пострадавшим дыхательные пути, что-то капали в глаза, накладывали мазь, кололи гидрокортизон. Доктор Мезенцев – местное светило, врачующее сильных мира сего, с невозмутимой миной констатировал острое отравление газообразным хлором, которого в сауну накачали от души. Выразил удовлетворение, что не успели довести до «греха», гарантировал пострадавшим токсический отек легких, кратковременные остановки дыхания, а в будущем, если выживут, – хлорные угри, дерматит, хронический фарингит, посоветовал родственникам молиться и приказал всех пострадавших немедленно везти в больницу.

Примчался бледный, как моль, «шериф» Кудесник, ворвался в роскошно декорированную сауну… и побледнел еще больше. Газ успел выветриться, но зрелище осталось. Кровь на полу, перевернутая мебель. Ему стало дурно, он схватился за сердце, отступил в предбанник. Уже трудились криминалисты, вполголоса проклиная невыносимые условия работы. В одно мгновение полицейское управление города Качалова понесло невосполнимую утрату – и уже становилось ясно, что это не случайность. В городе действует хорошо отлаженная и разветвленная террористическая сеть! В больницу с неутешительным диагнозом были доставлены начальник отдела собственной безопасности Качаловского ГУВД Крапивин Федор Петрович, главный кадровик Гулдыгин Николай Акимович, начальник криминальной полиции Ренат Сабиуллин, руководитель ОБЭП капитан Антон Махорский, первый заместитель Кудесника по вопросам общественного порядка майор Алексей Кривченко…

– Это не мы, отстаньте от нас! – визжали и отбивались блондинка с рыжей, к которым у следствия накопились «вопросы». – Мы не виноваты, мы сами надышались!

Примчалась полусонная «мамка» – некая Бурмистрова Зинаида Федоровна, тучная особа с заплывшим лицом, принялась выгораживать своих сотрудниц, уверяя, что они ни в коей мере не могут быть причастны к безобразию. Это какими же идиотками надо быть, чтобы влезть в такое? Зачем??? Она не держит в штате «фирмы» идиоток – у нее вменяемые девушки, душой и телом преданные своему нелегкому «ратному» труду и людям, которые им платят…