До конца смены оставалось всего полчаса, и на тебе – удача. Новый батюшка! Никак его Господь послал. Получив со священника триста рублей за отсутствие страховки, Близняк купил водки и еды и побежал к себе домой. Дома привычным движением засунул бутылку в морозильник и по-скорому стал готовить закуску. Наконец он сел за стол и, налив из запотевшей бутылки стограммовый стопарик, поднес его ко рту. Мизинец привычно встал на изготовку. Но тут в стопарик откуда-то сверху упала капля алой жидкости. Стопарик ответил бульком, а капля стала медленно растворяться в водке, окрашивая спиртное в красный цвет. Близняк в недоумении поднял глаза на потолок и увидел над собой кроваво-красное пятно, откуда еще несколько капель слетело ему на задранное вверх лицо. Кровавый подтек рос прямо на глазах, а капли крови стали барабанить по столу, словно мелкий дождик. Инспектор бросился к телефону и набрал 02.

– У меня кровь с потолка льется! – в ужасе крикнул он в трубку.

Фролов приехал на происшествие вместе с нарядом полиции. Инспектора ДПС, который встречал их на улице, он знал лично – не столько из-за того, что он тоже работал в органах правопорядка, сколько из-за его хулиганистого сына Сергея Близняка по прозвищу Длинный. Вид у гаишника был нездоровый. Заикаясь, он рассказал, что над ним проживает ровесник его сына Данила Стогов, который учится в параллельном классе с его сыном. Звонки в дверь ни к чему не приводили, и Фролов приказал вскрыть дверь. Деревянная дверь без особого сопротивления открылась под воздействием работника ЖЭКа. Уже в коридоре стало заметно, что в квартире разыгралась кровавая бойня. Фролов просканировал взглядом два женских трупа и предупредил идущих следом, чтобы они остановились до прихода служебной собаки. Но собаку, берущую след, вызывать не потребовалось. Данила спал в маленькой комнатке на бабушкиной кровати. Рядом с ним валялась упаковка со снотворным. Капитан удостоверился, что с ним все в порядке, и стал его будить… Парень проснулся через полчаса непрерывного встряхивания, чем занимался специально приставленный для этого полицейский. За это время криминалисты уже успели сфотографировать место происшествия, снять отпечатки пальцев с орудия преступления. Присев на кровать, Данила с трудом пытался сообразить, что в его квартире делает полиция. Затем он обнаружил кровь на руках и одежде и, увидев зашедшего в комнату Фролова, с тревогой поинтересовался:

– С мамой и бабушкой все в порядке?

– А ты сам как думаешь? – провокационно начал свое дознание капитан.

– Я не знаю, я спал. Мне снился какой-то неприятный сон. Словно я в компьютерной игре, – стал тереть голову Данила, силясь вспомнить, – потом во сне я увидел свою мать и бабку…

– И что? – торопил его признание Фролов, который уже понял, что здесь произошло.

– Ну, они прикольные такие были в игре, как персонажи, – улыбнулся парень, – в мой схрон ломились, с монстрами шушукались… Одним словом, они за темные силы впряглись.

– Это понятно, – кивнул оперативник. – И ты их за это наказал?

– Ну да, я всех монстров вынес, – гордо подтвердил Данила, но затем ему на глаза опять попалась кровь, и он напрягся: – А откуда столько крови?

– Наверное, от монстров, – грустно покачал головой Фролов.

– Что с мамой и бабушкой? – испуганно, словно вспомнил больше, чем сказал полиции, среагировал подросток.

Фролов, который давно уже понял, что несовершеннолетний геймер убил своих родных женщин, не стал больше тратить на него время. Он дал указания снять с него отпечатки пальцев и отправить на дактилоскопическую экспертизу. На душе было противно, как никогда. Еще одно тяжкое, жестокое преступление, совершенное несовершеннолетним. Циничное, лишенное смысла. И таких убийств становилось все больше и больше.

Людей, которые обращали внимание общественности на ухудшающиеся отношения между родителями и детьми, было немного. Одним из самых активных общественников был редактор газеты «Хромовские известия» Никита Смирнов, но и он пропал без вести вместе с женой. Были косвенные признаки их убийства, но прямых доказательств не было. Город пошумел немного, обсуждая сгинувших супругов Смирновых, и затих. Убийцы до сих пор не найдены. После их смерти осталась несовершеннолетняя дочь, которая стала наследницей их небольшого бизнеса, квартиры, дачи и другого имущества. Теперь она сожительствовала с бригадиром омсовцев Димкой Хлыстовым по кличке Хлыст. Именно этот Хлыст и был связан с распространением наркотиков через ночной клуб и дискотеки города. По оперативным сведениям, которые имел Фролов, убитые были категорически против каких-либо отношений между их единственной дочерью и этим детдомовским отморозком. Интуиция подсказывала капитану, что Хлыст имеет прямое отношение к убийству родителей Смирновой, но прямых доказательств не было. Фролов не раз предлагал возбудить против него уголовное дело за половую связь с несовершеннолетней, но осторожный начальник отказывался, ссылаясь на добрую волю девушки. Однако Фролов знал, что главная причина была в другом. Полковник Нефедов не хотел портить отношения с молодежным движением Николая Малахитова, на которого и работал Хлыст. От всего этого на душе становилось тягостно.

В то же время, сидя вечером перед телевизором и слушая репортажи из других регионов страны об аналогичной жестокости несовершеннолетних, он немного приходил в себя, понимая, что это явление не имеет локального характера, типичного только для Хромовского района. Оно шагает по всей стране, словно эпидемия новой, неизученной болезни. И, главное, эта болезнь очень заразна для молодежи.

Фролов с неприятным чувством вспомнил о предстоящем в городе съезде свободной молодежи, проводимом наследником пропавшего мэра. По городу были развешаны баннеры, посвященные этому съезду, и провокационные лозунги. «Педофилии – нет!», «Домашнему насилию – бой!», «Я сам хозяин собственной жизни!» – и многие другие, которые заставляли одних взрослых смущенно отводить глаза и сочувствовать подросткам, других – плеваться и сожалеть, что те еще мало были пороты. Последних, правда, было немного. Возмущаться открыто было небезопасно, поскольку по городу, словно полицейские патрули, разъезжали машины омсовцев, которые могли запросто вывезти недовольных за город и избить. Кроме того, младшие дети, повально втянувшиеся в свободомыслие и берущие пример со старших школьников, также начали доносить на своих родителей, если считали себя в чем-либо ими ущемленными. Наказать физически детей уже давно никто не решался, ибо за этим сразу следовала расплата. Когда в городе прошло несколько судебных процессов, на которых в качестве обвиняемых были подростки, поднявшие руку вместе со своими товарищами на родителей, взрослые растерялись и оправдали действия молодежи. Во многом этому помог сильный адвокатский корпус и покровительство молодежной организации Малахитова-младшего.

Николай отвез Анжелу домой, пообещав вечером за ней заехать. Следуя к себе, он еще раз вспомнил и проанализировал реакцию девушки на появление нового парня. «Нет, просто женское любопытство, он мне не соперник», – мысленно успокоил себя Николай, забывая окончательно про эту маленькую неприятность. Он откинулся на заднем сиденье и представил Анжелу в спортивном купальнике, танцующую только для него одного в пустом гимнастическом зале. Приятные фантазии сделали свое дело, и он наконец-то расслабился. Впервые за сегодняшний день. Николай даже впал в слабую, но приятную дрему. Почувствовав, что засыпает, он тряхнул головой, прогоняя сон. Он боялся увидеть опять это тошнотворное сновидение. Невольно вспомнил свою мать. Любил ли он ее? Безусловно, да! В отличие от отца, которого он уважал за силу и власть, мать была к нему снисходительна и во многом ему потакала. Николай опять вспомнил ее решение нанять ему живую секс-игрушку. Как ее звали? Кажется, каким-то болгарским городом… София! Она пробыла недолго, несмотря на то, что ей очень хорошо платили. А мать… Однажды он подслушал ее разговор с этой секс-прислугой. Родительница расспрашивала ее о мужской состоятельности сына, давала этой шлюшке свои советы. Горничная прыскала со смеха, удивляясь такой изощренности известной бизнес-леди. «Що таки, никак не уразумею!» – каждый раз повторяла деревенская простушка, заставляя мать злиться и подбирать для нее более простые и примитивные выражения. Ночью обученная горничная выполняла инструкции матери. Эти инструктажи стали привычкой у женщин. Дамский клуб по интересам. Вечером за ужином мать смотрела на сына глазами, полными заботы, а ему ничего не лезло в рот. Дошло до того, что у Николая появилось чувство, будто мать находится с ними в кровати. Невидимо присутствует. Дальше – больше: ему стало казаться, что мать вселяется в тело его гувернантки. Это было уже выше его сил, и он стал отлынивать от услуг Софии. Выручил отец. Он завел любовную интрижку с прислугой, за которой его и поймала мать Николая. В такой ситуации былые заслуги и доверительные разговоры с прислугой о сыне ей не помогли, и Софию выслали на историческую родину.

Дома его с порога атаковал управляющий. Ему не терпелось отчитаться по работе, но Николаю хотелось есть, и он не оценил его рвения.

– Как хочешь, – накинул на себя маску равнодушия Кузьма Сергеевич, – я думал, ты сам меня спросишь о подготовке к молодежному съезду.

– Ну ладно, говори, – взялся за ложку Николай.

– Все проделано лучшим образом. Вот смета затрат на подготовку и на проведение самого мероприятия. Напитки, артисты и все прочее. – Мажордом положил перед парнем листок с отчетом.

– Угу, – мельком взглянул на записку Николай, – потянуло на небольшой газпромовский корпоративчик.

Кузьма Сергеевич по тону Николая понял, что тот остался доволен.

– Ники, – вкрадчиво перешел он к более важному для себя разговору и сделал жест прислуге, чтобы она вышла из столовой.

Он всегда переходил с полного имени хозяина на уменьшительно-ласкательное «Ник», если чего-то собирался просить для себя. Так Николая всегда звал его отец, когда был в хорошем расположении духа. Николай знал эту манеру управляющего, раздражался внутри, но виду не подавал.

– Я еще про выборы мэра хотел с тобой поговорить, – осторожно начал Кузьма Сергеевич.

– Опять ты эту волынку затянул, – недовольно поморщился Николай. – Ну какой из тебя мэр?

– Какой? – обиженно переспросил мужчина.

– Никакой, – рассмеялся ему в лицо Николай, продолжая трапезу.

Этот смех разозлил управляющего, он подошел к хозяину, вырвал у него из рук ложку.

– Неужели я не доказал тебе свою преданность? – Он в сердцах крутанул ложку, которая, словно рулетка, завертелась на гладком обеденном столе.

Николай откинулся на стуле, с любопытством вглядываясь в обычно спокойного управляющего.

– Пойми, в твоих интересах, чтобы меня избрали на место твоего отца, – напористо продолжал Кузьма. – Я поддержу все твои проекты, даже город свободной молодежи при мне реальность. А представь, что новый мэр начнет закручивать гайки, возьмет в свои руки полицию и суд…

– Власть в городе имеет тот, кто за нее платит, а значит, это я, – возразил Николай, который все же нашел смысл в словах управляющего.

– Я всю жизнь был рядом с тобой, – видя его сомнения, продолжал обработку мужчина, – ты же знаешь, что я любил твою мать еще со школьной скамьи.

Николай усмехнулся, услышав последние слова. Он вспомнил тот теплый майский день двухгодичной давности, когда он приехал домой раньше обычного. У них заболела учительница истории, и парень радовался возможности потратить свободное время на компьютерные игры. В доме не было видно прислуги, и он побежал к себе на второй этаж. Неожиданно Николай услышал стон, доносившийся из его игровой комнаты. Он открыл дверь – и замер от неожиданности и шока, увидев свою мать переодетой в школьную форму, с повязанным пионерским галстуком. На голове у нее были заплетены косички с большими белыми бантами. Из-под ее юбки высунулась голова их управляющего. Он был совершенно голым, но с повязанным на шее красным пионерским галстуком. Не помня себя, сын убежал к себе в комнату и закрылся на ключ, решив дождаться отца и все ему рассказать. Однако его вскоре стала мучить сильнейшая головная боль, и он вынужден был открыть стучащей к нему матери. Помощь пришла в виде укола, после которого он впал в блаженное состояние и проспал до утра. Так он впервые познакомился с психотропным веществом, которое потом стало чередоваться с наркотической травкой и другими «легкими» наркотиками, которыми стал его снабжать Кузьма Сергеевич Обносов. Николаю понравилось «ловить кайф», и отец так и не узнал, что творилось у него за спиной.

– Мне просто не повезло, – раскалившись от волнения, продолжал обрабатывать его Обносов, – ведь я мог стать твоим отцом, если бы Лидка выбрала меня, а не Ваньку.

– Почему не повезло? – прищурился Ник. – Вот если бы ты был моим отцом, тогда бы тебе и не повезло. А так ты, вон, хочешь вместо него стать мэром города…

Кузьма замолчал, ожидая решения.

– Хорошо, быть тебе мэром, – согласился Николай, – с завтрашнего дня вступай в предвыборную гонку. Денег, сколько нужно, получишь. А что с твоим бизнесом?

– Торговлю кайфом и работу с недвижимостью переложу на партнеров, – пожал плечами Кузьма.

За окнами раздался звук мотора. Кузьма выглянул в окно и доложил, что приехал начальник городского отдела полиции полковник Нефедов. Николай решил принять полицейского в кабинете своего отца. Вспомнив, как за рабочим столом восседал Малахитов-старший, он принял его позу.

– Николай, это какой-то беспредел. Твой отряд молодежной самообороны похож на банду малолеток, которая творит черт знает что, – с порога начал полковник.

– Михалыч, какая банда, сбавь обороты, – остановил его Ник. – Разве мои пацаны кого ограбили или убили?

– Твои детдомовские бойцы, зная, что ты их прикрываешь, начинают бесчинствовать, – не сдавался Нефедов. – Они уже не только с домашним насилием борются, а зачастую избивают ни в чем не повинных людей, которые просто делают им замечания за антиобщественное поведение.

Николай вздернул бровь, нарочито высказывая свое удивление.

– Только вчера один из твоих по кличке Рогатый залез на городской памятник и под смех своих товарищей начал мочиться вниз, – стал приводить свежий пример полковник полиции. – Подошедшие двое мужчин и пожилая женщина сделали ему замечание, за что были избиты бейсбольными битами и теперь находятся в городской больнице.

– Но эти взрослые также чьи-то родители, которые издеваются над своими детьми. Вот им и воздалось, – цинично отреагировал Николай. – Поэтому ребят нужно освободить, а с потерпевшими дела уладят мои адвокаты.

– Это невозможно! – отказался начальник.

Николай открыл ящик стола и протянул Нефедову пухлый конверт с деньгами.

– Ведь надо мной тоже есть начальство, прокуратура в конце концов, – привычно взяв деньги, продолжил канючить начальник, – меня за такую работу могут и снять.

– Я знаю. Думаете, они мне стоят дешево? – усмехнулся Николай. – Если вас и снимут с должности, то только по моей просьбе.

По работающему в кабинете телевизору стали передавать городские новости. Николай поднял палец, прерывая разговор. Вслушиваясь в репортаж с места преступления, где несовершеннолетний убил своих родных, Ник сделал громче.

– Ай да молодец Данила, чертов геймер, что учудил, – восторженно воскликнул Николай и набрал телефон адвоката, отправляя его срочно на защиту подростка и требуя его немедленного освобождения.

– Это вам уж точно не удастся, – вставил по окончании разговора свое слово Нефедов. – Два трупа – это не шутка, этим прокуратура заниматься будет.

– Да, это мне дорого обойдется, – кивнул Николай, – но думаю, что Данила этого стоит. Он для нашего движения будет как знамя. А разве знамя бросают?

Начальник хотел уходить, но в дверях его остановил оклик Николая.

– Вы помните про съезд молодежи? – напомнил хозяин города. – До меня дошли слухи, что вы своего сына на него не хотите пускать?

– Кто такую напраслину возводит? – стал разуверять его полковник полиции. – Сын у меня живет без притеснений. Если сам захочет, то пойдет.

– И это правильно, – поддержал его подросток. – А то будет очень скверно, если его жалоба попадет в наш ящик против домашнего насилия.

– Сучонок! – выйдя за дверь, выругался, не в силах сдерживать свое раздражение, страж порядка.

Николай проводил его взглядом из окна. Он не верил, что тот не поднимает на сына руку. Он вообще не верил никому из взрослых. Николай вспомнил, как его впервые избил отец. Он поймал его за курением марихуаны в собачьем вольере. По своеобразному сладковатому запаху отец все понял – и впервые поднял на него руку. После этого он каждый день устраивал обыски в комнате и личных вещах сына. Жизнь Николая превратилась в кошмар…

Совместными дружными усилиями в церковном флигеле наконец-то был наведен порядок. Пока матушка готовила обед, отец Арсений обустроил правый угол в горнице, навесив привезенные с собой иконы, и зажег лампадку. Настя играла с неизвестно откуда взявшейся кошкой, которая появилась за миг до того, как им открыть дверь в свой новый дом. Пришлось запускать ее первой. Только Георгий все никак не мог отойти, находясь под впечатлением от встречи с Анжелой. Он провел четыре года в кадетском корпусе, поэтому был лишен возможности общаться со своими сверстницами. Теперь подросток очень переживал из-за того, что не имеет никакого опыта и не сможет заинтересовать собой такую красавицу, как Анжела. Перед обедом отец стал читать молитву, но Георгий поймал себя на том, что молится не о посланном Господом хлебе, а испрашивает у Бога помощи в своих любовных делах. Ему стало стыдно, словно он соврал своим близким. Парень покраснел. Мать тут же заметила его румянец.

– Ты чего это краской залился? – удивилась матушка Варвара.

Георгий промолчал, не зная, что сказать.

– Это он, наверно, свою подружку вспоминает, – хихикнула сестренка.

– Кого? – в удивлении опустила половник матушка Варвара.

Сестра пересказала родителем все, что произошло в спортинтернате перед киоском-автоматом.

– Что, понравилась девушка? – поинтересовалась мать у сына.

– Да, – признался Георгий, косясь на отца.

– А кто у нее родители? – продолжала допытываться мать.

– Да откуда же я знаю, в первый день знакомства разве об этом спрашивают? – удивился сын.

– А о чем спрашивают? – подал голос отец Арсений.

В его голосе слышались нотки доброго лукавства.

– Ну, где учишься, какую музыку слушаешь, какие книги читаешь, – пожал плечами Георгий.

– Знаешь ли молитвы, ходишь ли в церковь – вот о чем надо спрашивать, а не об этой ерунде, – опять встряла неугомонная сестра.

– Об этом тоже можно спросить, но, наверно, не в первый час знакомства, – рассмеялся своей бескомпромиссной дочке отец Арсений. – А потом ведь ваша матушка, когда со мной встретилась, даже некрещеная была. А потом и крестилась с Божьей помощью, и на службы церковные стала ходить.

– Потому, что тебя полюбила? – стала допытываться Настя.

– Нет, скорее всего, сначала Господа нашего – ну а уж потом и меня, грешного, – улыбнулся настойчивости дочери отец. – Так, матушка, или нет?

– И зачем это все детям говорить? – смутилась мать, теребя концы скатерти.

– Ну так вырастают же. – Отец Арсений подошел к жене и приобнял ее за плечо. – Если не мы им подскажем, найдутся другие советчики, и чего уж там насоветуют – не расхлебать потом будет.

– Мам, ну скажи, кого ты первого полюбила, папу или Боженьку? – подбодренная отцом, продолжила Настя.

– А у меня это как-то одновременно получилось, – искренне ответила матушка Варвара.

Возникла небольшая пауза, которую никто не хотел прерывать. Все смотрели на матушку Варвару, так что она почувствовала, как ее обволакивает теплотой родных глаз.

– Давайте-ка есть, мне же еще вечерню служить, – нарушил паузу отец Арсений и потрепал сына по голове, выказывая ему тем самым свою поддержку.