Оперативник был молодой, неопытный. И следователю пришлось внушать ему, что оперативная информация к уголовному делу никак пришита быть не может, а во-вторых, трое арестованных по одному и тому же преступлению по всем статьям просто не могут содержаться в одной камере. За такое нарушение со следователя три шкуры спустят.

Александр Удовиченко, по кличке Саша Удав, лежал на верхнем ярусе и смотрел в потолок. Подумать было о чем. Во-первых, не прошло и года, как он «откинулся», отсидев шесть лет за разбой. Работать и иными способами участвовать в жизни социума он и не собирался. Это уже натура такая, ничего не поделаешь. И мозги, работающие только в направлении, как бы где чего сорвать, довольно быстро вывели Удовиченко на Лечи Автаева. Сначала чеченец его угощал, таскал по бабам. Потом свел с тремя корешами, которые предложили грабануть квартиру. Дело было надежное, и под него Автаев одолжил Удаву прилично бабла.

А потом грабеж сорвался, и деньги надо было возвращать. И чеченец вдруг перестал быть задушевным рубахой-парнем, а стал злым кавказцем, который любого зарежет, если что не так. И Удав испугался. Слишком далеко зашли их отношения, и слишком хорошо он знал такой тип людей.

Однако Автаев снизошел до предложения отработать долг, а заодно поправить свои финансовые дела. У него налажено было одно дело, а людей не хватало. Именно таких вот решительных, надежных, опытных. И опять Удав купился на лесть и обещания. Теперь он лежит на шконке в СИЗО, на верхнем ярусе, как какой-то шкет. И никакой информации. Взяли чеченца или не взяли, что можно говорить, а что нельзя. И следак, сука, опытный попался. Темнит так, что и не поймешь, как все обстоит на самом деле. Не раскусишь его!

Не меньше неудачи с банком Удава раздражало и подавляло отношение к нему сокамерников. Он же не шавка какая, все-таки шесть лет топтал зону, близко знал многих авторитетных людей. И статья у него не хилая, а самая что ни на есть уважаемая. Хотя нет, все равно в обществе уголовников чтят больше тех, кто умеет не грабить, а красть. Проникнуть туда, куда никто не может, замести следы, состряпать хитроумную комбинацию, развести лохов, как малолетних детей, – вот за что уважают больше. А он… грубая сила, взлом, да еще и повязанный!

Встретили Удава в камере с холодком, хотя он почти все, что было при нем ценного, сразу же, как и положено, раздал на общество. Но никто особенно о деле и статье его не расспрашивал, никто с ним по душам не побеседовал, своим не признал. Бригадир по кличке Турок, грузный, сплошь исписанный уголовник, сидел в своем углу и не расставался с кружкой чифиря. Один из его парней молча ткнул пальцем в свободную постель на втором ярусе и сразу отошел. Так и лежит третьи сутки Удав и изводит сам себя нехорошими мыслями.

Наконец в голову пришло решение. И что это он, в самом деле, все одиночеством мается. Надо к людям по-людски, глядишь, и к тебе так же. Законы забыл! Первым делом совета надо спросить. Удав скатился с постели, чуть не наступив на голову нижнему сидельцу, и услышал в свой адрес обвинения. Черт, совсем голову потерял. Это же совсем никуда не годится! Удав извинился, приложив руку к груди, и уже аккуратнее стал пробираться в угол к бригадиру. Но дорогу ему перегородила широченная грудь.

– Куда лыжи навострил? Параша в другом углу.

Удав поднял глаза, посмотрел в глумливое лицо «гладиатора» и проглотил обиду. Надо мириться с тем, что есть и как тут установлено.

– Мне к Турку надо, – твердо, но без признаков наглого напора сказал Удав. – Посоветоваться хочу, мнение его узнать.

– Иди погуляй, – сквозь зубы процедил здоровенный парень.

Пришлось Удаву разворачивать оглобли и слоняться по камере. Ему не сиделось и не лежалось. Только хождение от стены до стены снимало внутреннее напряжение. Наконец тот же здоровый парень подошел к нему и с прежней издевочкой сказал:

– Хорош пылить! Иди. Турок будет с тобой говорить.

Удав кивнул и, стараясь не торопиться, пошел в угол к бригадиру. Турок сидел по пояс обнаженный и весь потный. В камере было не так уж и жарко, даже прохладно, и глядеть на голое потное тело не хотелось. Маленькие глазки смотрели на Удава равнодушно.

– Извини, Турок, что беспокою. Но ты тут самый авторитетный, опытный. Посоветоваться с тобой хочу.

– Совет иногда дорого стоит, – сиплым басом сказал бригадир.

– Да я… – Удав сразу сник.

Опять он оказался не готов к такому повороту событий. Обещать, что с передачкой от матери он получит курева, жрачки, не хотелось, потому что у материт с деньгами было совсем плохо. Если и передаст чего, так белья, носки теплые, нитки с иголкой.

– Сдается мне, что ты горбатого лепишь, – снова сказал Турок. – Ведешь себя не так, законов не знаешь. Вон, на человека наступил, а ведь положено предупреждать, когда с верхней шконки спускаешься. Может, ты у хозяина и не был ни разу, может, ты стукачок, от мусоров подсаженный?

Удав рванул было рубашку на груди, чтобы показать наколку в виде креста, как символ, что через «Кресты» прошел, потом вспомнил, что и на пальцах его наколото. Но Турок как-то странно засмеялся, потом закашлялся и заговорил уже другим тоном:

– Ладно, хватит менжеваться. Сам виноват! Знаю про тебя, малява с воли пришла.

– И что? – насторожился Удав.

– То! – хмыкнул в кружку Турок. – Поручились за тебя. А раз поручились, то я должен тебе помочь. Такая там просьба.

– А что написано-то?

– А это тебе знать не надо. Что написано, то написано. Значит, так, Удавчик, разуй уши и слушай сюда. Идешь у следака в несознанку. Скажешь, ничего не знаю, а с пацанами когти рвал от любовника одной бабы. Только не твоей. Ты их знаешь плохо, пил с ними. А почему шмотки одинаковые на всех были, понятия не имеешь. Может, они прикалывались, может, еще что. Тебе дали, чтобы удобнее по крыше дергать, ты надел. И все. Пацанов знаешь только по именам. Больше никто тебе не известен и никого с вами больше не было. Усек?

– Н-ну… да. Усек.

– Твоим подельничкам без тебя объяснят все как надо. Сиди и хайло не разевай, тогда выйдешь живым.

Последнее было сказано сквозь зевоту, но от этого смысл хуже до Удава не дошел. И так все яснее ясного. Чеченец ушел, падла. А что падла-то? Это они, как бараны, рванули на крышу, а он умный оказался. Вот теперь он на воле, а Удаву снова срок мотать. Во судьба накрыла!

После встречи с Быковым на конспиративной квартире у Антона на душе немного улучшилось. Во-первых, в результате оперативной установки выяснилось, что Галина живет одна с бабушкой и никакого сожителя, мужа или любовника у нее нет. Теперь Антон мог развернуться вовсю, свободно и не боясь конкуренции.

Но если с Романовой все было более или менее ясно, то новая информация от Быкова о попытке ограбления банка – поставила Антона в тупик. А ему это зачем? Одно дело преступники, которые виртуально, незримо очищают счета, а другое – автоген, веревки на крышах, титановые «кошки». Это, извините, другой уровень, прошлый век. Это не вяжется в принципе с разрабатываемой Антоном группой или человеком.

Быков, как всегда, посмотрел на Антона с сожалением, как на ущербного ребенка, а потом стал занудно перечислять факты, на которые молодой, но настырный и самоуверенный сотрудник должен был бы сразу обратить внимание. А все потому, что эти факты лежат так близко к поверхности, что не обратить на них внимания мог только человек, не имеющий специального образования, или имеющий, но получивший его по блату, либо путем вызывания жалости к своей никчемной личности, которая…

Антон слушал, опустив голову. Он ждал, когда Быков выговорится и когда у Быкова у самого все уложится в голове по полочкам. Эта уничижительная тирада в адрес Антона имела, как он уже привык замечать это и в прошлом, одно-единственное назначение. Во время вялого бичевания сотрудника Алексей Алексеевич еще раз анализировал преступление и правильность своих выводов. И попутно ставил сотрудника на место. Но это так, дежурное мероприятие, чтобы последний не терял нюха.

Еще до конца этой ленивой выволочки Антон быстренько понял, что Быков имел в виду. Преступники беспрепятственно дошли от крыши до полуподвального помещения. Это никак не может говорить о том, что преступление не готовилось. Оно готовилось, и очень тщательно. Настолько тщательно, что непонятно, почему преступники попались. Сработала система безопасности, которая не должна была сработать? Почему не срабатывала так долго? Почему сработала именно в этот момент?

Но об этом можно было подумать и ночью. Благо Быков обещал отправить по электронке результаты первых допросов задержанных в банке грабителей. А сейчас Галина, кафе и второе свидание, на которое, кстати, Галина согласилась довольно легко, даже с некоторым энтузиазмом.

Пришлось пить красное вино, от чего бы Антон с удовольствием отказался. Все эти вина, пиво, коньяки – ослабление спортивной формы. Утром во рту неприятно, остатки алкоголя надо выгонять, нет ощущения полного владения своим телом. Единственный плюс – приятно сидеть и смотреть, как щеки девушки становятся все розовее и розовее. Как появляется блеск в глазах, как с нее спадает постепенно напряжение, защитная оболочка человека, который привык каждый день общаться с большим количеством клиентов.

Разговор снова пошел об искусстве. Они обсудили нынешний книжный рынок, современную литературу, потом переключились на кино. Антону нравилось, как Галина рассуждает. Чувствовалась в ней зрелость мировосприятия, жизненной позиции, вкуса. Девушка была умной, умела вести беседу, не навязывая своего мнения.

– А что ты оканчивала? – наконец улучил Антон момент, чтобы постепенно свернуть разговор на нужную ему стезю.

– УрГЭУ.

– Господи, – со смехом проговорил Антон и покачал головой. – Как у нас любят аббревиатуры! Еще с советских времен. Звучит-то как коряво! Извини, если обидел, все-таки это твоя альма-матер.

– Да ничего, мы сами на первом курсе смеялись от такого сочетания букв. В обиходе все равно между собой называли свой вуз универом.

– А на каком факультете учат таких симпатичных девушек, которые потом красуются в банковских офисах?

– О других не знаю, – засмеялась Галина, – а я оканчивала факультет мировой экономики и финансов.

Антон это знал, знал и про красный диплом. Но тема образования ему была нужна как трамплин для перехода к теме работы.

– Мировой экономики! Ого! Это ты что же, можешь и в международном финансовом офисе работать? Хм, кажется, я тоже коряво выразился. Увы, не специалист.

– Специалист по мировой экономике – это немного другое, Антон. Только мне не хотелось бы сейчас говорить на эту тему. Давай лучше о фильмах! С тобой так интересно говорить о культуре, ты так своеобразно смотришь на эти вещи.

Антон внутренне вздохнул, продолжая улыбаться, и стал говорить о культуре. О последнем фильме Федора Бондарчука и экранизации произведений Акунина. Жаль, профессиональная тема на сегодня исчерпана, и теперь придется искать новый повод для ее обсуждения. Надо что-то придумать, чтобы это не выглядело подозрительным. Вполне возможно, Романова могла оказаться одним из членов преступной группы.

Ресторан «Ереван» в Екатеринбурге никогда не слыл местом сбора армянской диаспоры и вообще местом, где собираются одни армяне. Хотя именно армян там было прилично. Но помимо них в этот ресторан ходили и являлись там завсегдатаями люди, которым нравилась армянская кухня, сама атмосфера Закавказья. Здесь всегда по вечерам выступал дуэт народной песни, здесь каждый вечер можно было послушать композиции на национальные темы с участием дудука. Задумчивые мягкие мотивы, как вечные вершины гор.

Лечи Автаев был равнодушен не только к армянской музыке, но и к музыке вообще. Он мало жил на родине в среде своих соплеменников, он почти не умел танцевать чеченскую лезгинку. Как-то так повелось, что Лечи сначала ездил по России с родителями-строителями. Потом, когда он их потерял в результате страшной аварии на производстве, его взяли в свой дом дальние родственники, жившие в Астрахани. Потом… Потом молодой Лечи Автаев исколесил почти всю страну. И везде он сравнивал, как живут его соотечественники и как живут русские. Ему не бросались в глаза нищие деревни, заброшенные шахтерские поселки. Он смотрел и щурился на дома элитной планировки, на дорогие машины и коттеджные поселки. Вот так, невольно сравнивая, он рос, взрослел, формировался как личность – завистливым, злым.

В ресторан «Ереван» Лечи пришел, когда на улице было уже темно. Еще часа два до закрытия, в обоих залах многолюдно, возле эстрады уже кто-то пытается танцевать под армянские напевы. Лечи пригляделся и увидел, что это подвыпившая русская женщина и молодой армянин. Танец у женщины получался плохо, но армянина это, кажется, только веселило. Лечи скрипнул зубами и проворчал себе под нос нечто нелестное в адрес парочки.

Сесть за предложенное ему место Лечи не успел. Из-за соседнего столика послышался громкий возглас и вверх призывно взметнулись две костлявых волосатых руки. Это был Томаз, ради встречи с кем, собственно, Лечи сюда и пришел. Точнее, он надеялся найти тут Томаза и попасться ему на глаза.

Старого Томаза никто не любил. Не любил, потому что его все боялись. И не важно, что выглядел он добродушно, всегда был улыбчив, готов пошутить и похлопать по спине. И всегда Томаз щедро угощал за своим столом всех знакомых. Только вот за его стол старались не садиться и на глаза ему не попадаться. Сколько людей покрывалось холодным потом, завидев вскинутые навстречу приветственно руки, добродушную улыбку старого авторитетного уголовника на вечно небритом лице.

Старый Томаз давно уже отошел от обычного криминала, давно он уже не крал, не организовывал никаких преступных групп. У него был иной способ зарабатывать себе на хлеб с маслом. Томаз все обо всех знал и находил способы узнавать еще больше. И этими знаниями он охотно делился… за деньги.

– Э-э! Анзор, дорогой! – обычно громогласно и счастливо кричал Томаз старому знакомому. – Как твое здоровье, как твои дела?

После обычного обмена любезностями, принятыми на Кавказе, Томаз без всякого перехода огорошивал старого знакомого известием, что до него дошло… и дальше начиналось для этого знакомого самое неприятное. Томаз откуда-то знал во всех подробностях о том или ином его прегрешении. То ли в «уголовке» на допросе кореша вложил, чтобы отмазаться от срока, то ли во время «дела» подельника крепко кинул, даже называлась сумма. Или иные дела числились за этим человеком, которые он хотел бы любой ценой скрыть от криминального мира. Зачастую обнародование данной информации стоило бы этому знакомому не просто понижения в криминальном статусе, не только потери уважения в его среде. Зачастую за такие вещи воровской сход приговаривал к смерти.

И с Томазом расплачивались. Хорошо расплачивались и верили, что второй раз Томаз по этому поводу не придет. Не сразу в это стали верить, поначалу реагировали обычным образом. Подговаривали кого-нибудь из «гладиаторов» или палачей, а те… Первый, говорят, просто пропал без следа, а заказчик получил предупреждение и новую цену за молчание. А вот во второй раз, когда от Томаза попытались избавиться самым радикальным способом, по слухам, тело палача нашли. И было оно в таком состояния, что, говорят, патологоанатома вырвало прямо на черный пластиковый мешок.

С тех пор от Томаза просто шарахаются, а когда он попадается на пути с широко раскинутыми руками для объятия, то покрываются липким потом. Попыток убить Томаза или просто наехать на него больше не делал никто. С точки зрения уголовных законов он ничего предосудительного не совершал. Ведь никто же из его клиентов не признается, а это лучшая гарантия того, что никто ничего не узнает.

Лечи призывные взмахи рук Томаза не пугали, потому что за ним ничего такого не числилось. Скорее всего, Томаз просто уже знал, что Автаев его разыскивает.

– Здравствуй, Томаз, – без улыбки пожал Лечи костлявые ладони грузина.

Обмен расспросами и пожеланиями прошел быстро, скорее по привычке. Томаз все время смотрел на чеченца с интересом и ждал, когда тот начнет настоящий разговор.

– Я знаю, Томаз, что ты мне можешь помочь в одном деле, – начал наконец Лечи. – Я пытаюсь найти одного парня. Русского!

– Что же ты так русских не любишь? – весело спросил Томаз. – Они тебе сделали плохо?

– Этот сделал!

– И что ты будешь делать, когда найдешь его?

– Я вырву его сердце, я перережу его горло и выпущу всю его гнилую вонючую кровь…

– Ну-ну, горячий друг! Остынь, джигит! Вижу, что решимости в тебе хоть отбавляй. Я слышал, что тебя недавно постигла большая неудача? Понимаю, но старый Томаз не может помогать всем направо и налево. Я стар, и мне никто не подаст воды, когда я буду лежать в постели…

– Я понимаю тебя, Томаз. Я готов отблагодарить тебя за услугу, лишь бы ты помог мне найти этого человека.

– Он работает в том банке?

– Нет! Н-не знаю, – чеченец бешено вращал налитыми кровью глазами. Его явно бесила ситуация, когда он сам ничего не может сделать. – Думаю, что нет. Просто он сказал, что может все устроить как нужно…