Я опять отвлеклась. Со мной всегда так происходит, когда на пути встречается полудурок. Меня это ужасно возмущает, ибо горжусь, что принадлежу к роду человеческому, и огорчения добавляет подозрение в том, что эти типы попадаются лишь на моем пути. Так вот, Маша – нигилист по натуре и соглашается лишь с тем, что совершенно очевидно. А сейчас в ее голове не совмещался громкий звук и отваливающиеся от стен обои. Я уже не помню, в какое мгновение у меня родился этот экспромт с обоями. Забегая вперед, скажу, что я очень благодарна этой пришедшей мне в голову глупой мысли – объявить свой магнитофон источником «альфа»-частиц.

Я не люблю громкой музыки и не люблю пари. Но, когда веселье в разгаре, тут пойдешь на любой спор. Трезвому человеку никогда не придет в голову ставить подобный эксперимент, так как ему должно быть совершенно понятно: треск отклеивающихся обоев не будет слышно из-за грохота музыки…

Эксперимент закончился не треском на стенах, а громким стуком в дверь.

Почему-то сразу пришла в голову баба Валя с третьего этажа. У нее хроническая бессонница, спит она лишь по два-три часа днем, и музыка ей мешать никак не может. Однако чувство порядка и требовательности к окружающим у этой женщины развито так сильно, что она обязательно остановит прохожего, если тот бросил окурок мимо урны. Прохожий, конечно, к окурку не вернется, зато баба Валя на некоторое время обретет покой – она остановила беспредел.

Конечно, нужно вести себя более культурно, когда ты празднуешь день рождения, а на улице уже давно наступил следующий день, однако зачем барабанить так сильно? Приготовившись успокоить общественное мнение, я открыла дверь и следом открыла от удивления рот… На пороге стоял он.

Мой новый сосед. В спортивном костюме, в сланцах и с той же безразличной пеленой в глазах, что и вчера. Разве что с едва заметной поволокой. Наглым взглядом оценив меня с головы до ног, задержавшись на последних на секунду больше, чем того требовалось, он поинтересовался:

– Я вас не разбудил?

Понятно, что нет, раз на мне короткое вечернее платье, а на ногах шпильки высотой с Останкинскую башню. Мне пришло в голову, что, когда я в туфлях, а он в сланцах, мы приблизительно одного роста. Понятно, что меня никто не будил, раз я спала до двух, а сейчас возбуждена от вина и танцев. В моей квартире вообще некого будить. Вот они, оба, Маркин и Машкин Тарзан, за моей спиной, возбужденные от водки и твиста. А если кто-то думает, что те шесть, оставшихся в квартире, продолжающих скакать по паркету, спят, то он опять не прав. Сделав в голове такие правильные выводы, я, тем не менее, глупо ответила:

– Нет.

– А в чем дело? – Это, наверное, первое, что я услышала из уст Тарзана. Его речь была, оказывается, так же груба и напряженна, как трицепс в ванной.

– Лариса Инваровна, – продолжал, не обращая внимания на бугрящегося бодибилдера, сосед, – у вас часы в доме есть?

Меня изумила не суть вопроса – она была понятна, а то, что он помнит мое имя. А мне-то показалось, что тогда он меня даже не заметил…

– А в чем дело? – возмущенный, что никто не обращает внимание на его выставленную за косяк дельтовидную мышцу, опять вклинился Тарзан.

А я ответила:

– Есть.

– И у меня есть, – не повышая и не понижая голоса, заметил мужик. – Они показывают начало второго. Ночи, заметьте. И они не стоят – прежде чем выйти из квартиры, я их проверил.

– А вы не из Берлина переехали? – выпей я на бокал меньше, мне бы вряд ли пришла в голову мысль поддержать сарказм. – Там сейчас как раз половина одиннадцатого. Вечера.

– Я переехал из соседнего района.

– Ой, а с чем был связан переезд, если не секрет?

– Не секрет. Мне сожгли квартиру.

Я должна была догадаться.

– Нет, а в чем дело?! – Я стала догадываться, что Машкин хахаль на самом деле не понимал, в чем.

– Закройте его тряпкой, – и я увидела, как мой новый сосед выглядит, когда начинает терять терпение. Он понимал, кто в этом доме хозяин, поэтому смотрел на меня, а не на Тарзана. – Пока я ему хвост не выдернул.

– Чего?..

Оттолкнув – я бы не сказала, что мягко, – меня, груда мышц вывалилась из квартиры и на какое-то мгновение заслонила соседа. Перед моими глазами стояла лишь накачанная, как резиновая лодка, спина. Шагнув в сторону, я вновь охватила плацдарм взглядом.

– Что ты сказал?!

– Вернись в квартиру, – резко попросила я Тарзана. – Немедленно.

Однако тот уже вошел в роль. Зависнув над новоселом, он до сумасшествия грозным взглядом пытался придать своим бесконечным вопросам максимум эффекта. Так ведут себя петухи перед боем за деньги.

Происходило то, чего я боялась с первой минуты вселения в этот дом нового жильца. Этот мужик со сломанным носом и едва заметной сединой в висках вяло моргал, но я уже догадывалась, что, если не остановить подпитого атлета, дело закончится лужей крови и грудой трупов. Хмель стал выходить из моей головы, как сигаретный дым при включенном вентиляторе.

– Быстро зайди в квартиру! – Схватив обеими ладонями руку толщиной с анаконду, я стала делать бессмысленные попытки затолкнуть дурака в дверь своей квартиры.

Я очень хорошо понимала, что делала, а дурак нет. Мой призыв он воспринял именно так, как все тупые мужики воспринимают просьбу женщины не лезть в драку. Говоря иначе, мои потуги он понял, как клич драку начать. При других обстоятельствах, если бы дело закончилось рукопашной, я бы была в относительном покое. Весовые категории этих двоих разнились столь сильно, что сомневаться в том, кому достанется приз, даже не стоило.

Сосед был пониже атлета, поэтому ему приходилось смотреть чуть снизу. Не понимаю, почему, но меня посетило удовлетворение от того, что униженно от этого он не выглядел. Наверное, это мое чувство возникло по причине того, что Машкин нарцисс весь вечер не сводил своего липкого взгляда с меня и моих ног. Липкие взгляды тоже бывают разными. От медового отрицательных эмоций, впрочем, как и положительных, я не испытывала. Другое дело, когда кто-то размазывает по тебе слюнявый липкий взгляд. От этого всегда тошнит. Сосед тоже обратил особое внимание на то, что у меня выросло за тридцать два года ниже обреза подола, но этот взгляд я встретила со странным для себя удовольствием. Он был ласкающим, скорее любопытным, чем цепким, и на колготках затяжек не делал.

Между тем конфликт усугублялся. Музыка была уже выключена. У большинства гостей хватило ума не вмешиваться, тем более что они и без того видели уязвимость позиций моего соседа. А я окончательно протрезвела и в ужасе стала разводить ситуацию в разные стороны. Завтра гости, доев и допив, разойдутся, а сосед, смиренно приняв сейчас поражение, будет действовать по принципу Кутузова, решив, что с проигрышем одной позиции не проиграна общая битва. И уже с понедельника рассветы моей жизни окрасятся в багровые тона. Да уже сегодня может что-нибудь окраситься! Прямо здесь! А мне это нужно, черт побери этого качка-дегенерата?!

– Зайди в квартиру! – завизжала я дурным голосом.

И придурок, конечно, расшифровал: «Бей гада!»

И он ударил. Точнее, махнул рукой. Хорошо махнул, профессионально, я даже свист услышала. Услышала сквозь намертво зажмуренные глаза…

Но звук удара раздался гораздо ниже, чем я ожидала услышать. Такое впечатление, что это не Тарзан в цель попал, а в него попали.

Когда я распахнула свои накрашенные ресницы, Тарзан стоял перед соседом на одном колене и держался за правый бок обеими руками. Точно так же, как секунду назад я держала его за руку. Я была как-то с ребятами из «Энергии» на рыбалке и очень хорошо помню, как вел себя выуженный четырехкилограммовый судак. Он жадно хватал белыми губами воздух и едва заметно подергивался. Не знаю, с чем была связана такая аллегория, наверное, воспоминания навеяла мертвенная бледность Тарзана. Хотя Тарзана ли?.. Меньше всего Машкин хахаль был похож сейчас на этого короля джунглей. Он напоминал скорее гипсовую скульптуру, которой хулиганы перебили ломом ноги.

В холле за моей спиной раздался выдох удивления.

Господи… Что сейчас будет? Я зажмурилась снова, только теперь в полной беспомощности. Видит бог, я не хотела этого, но поймет ли меня сосед? В милицию, что ли, позвонить?..

Меня, хотя я и была уже трезва, понесло в темноту. Освободилась я из тьмы лишь тогда, когда меня кто-то аккуратно поддержал под локоток. Шагнув в сторону, я удержалась на ногах и пришла в ужас. Меня держал за руку сосед. Сейчас ногой приложится, и я так же, как Тарзан… Только не на колено, а на спину. Приземлюсь уже, наверное, в спальне. Я помню ту дверь днем, а планировка квартир у нас одинаковая…

– Простите, – услышала я, открыв глаза. И новый жилец тактично вернул свою руку в карман спортивной куртки. – Я не собирался делать ничего подобного, досадно, что молодой человек так распоясался. И все-таки убавьте музыку до минимума, если уж никак невозможно выключить ее совсем.

Гости, поняв, что хамство исходит лишь от Машкиного ухажера, увели его и прикрыли дверь. На площадке четвертого этажа остались лишь я и он. Они не знали, с кем оставили хозяйку, и не понимали моих чувств. Странно, что сосед не произвел на них такого же впечатления, что на меня. Я стояла и, стараясь сохранять независимый вид, смотрела на мужика. А он, не обращая на гордую женщину внимания, стал уходить к своей квартире. Я начала хлопать ресницами и продолжала это делать даже тогда, когда он на пороге обернулся:

– И… Не могли бы вы снять эти туфли? Вас, женщин, там не меньше четырех. И пол у вас, кажется, паркетный. С ума сойти можно, а мне вставать в шесть.

Я растерялась окончательно.

– Простите, если помешала вам, – общий грех я взвалила на свои хрупкие плечи. Подумав, часть груза свалила: – Мы больше не потревожим вас. Обещаю.

Он неопределенно качнул головой, стал уже прикрывать дверь, и в этот момент меня прорвало:

– Послушайте, я даже не знаю, как вас зовут. Вы приходите домой в костюме за две тысячи долларов и по пояс в пыли, выбиваете дверь в своей квартире ногой, бьете одного из моих гостей, извиняетесь за это и просите сделать звук тише вместо того, чтобы устроить скандал! При этом вы носите одежду из салона мужской одежды, похожи на криминального авторитета, живете через стенку, а я даже не знаю, как вас зовут!

С каждым словом, видя, как он внимательно слушает меня, наклонив голову, я заводилась все больше и больше. Передо мной стоял мужик, который умеет слушать! Умеет носить вещи, постоять за себя, не срываться на крик и слушать! Это мужик! Не инопланетянин!.. Или я по-прежнему пьяна и сейчас стою на площадке, разговаривая с миражом, одна?!

Нет, это не было видением. Мне протягивал руку самый настоящий мужчина, имеющий привычку на ночь бриться и чистить зубы мятной пастой, не забывая завинчивать тюбик.

– Антон Павлович. Антон, одним словом.

– А где вы работаете, Антон? – Я пожала его крепкую ладонь. – Вы сказали, что вам с утра на работу? Вам – и на работу?.. На какую работу? Если не секрет, конечно?

– Не секрет. Я восстанавливаю справедливость.

Ну, да, конечно. Опять глупый вопрос задала. Чем же еще этот мужик со сломанным носом может заниматься, кроме как справедливость восстанавливать? На Капитана Америку он не похож, на Человека-паука тоже. Скорее, на внука дона Карлеоне, удачно сбежавшего от собственной охраны. Заходя в квартиру, я придержала дверь и виновато улыбнулась.

– Еще раз простите, что разбудила вас, Антон Павлович. Вас… и вашу жену.

– Я не женат. Для меня это роскошь, – объяснил он.

Понятно… С женой понятно. Ее нет.

И все-таки я не хотела прощаться. Позвала его по имени, стараясь успеть, пока не щелкнет замок на новой стальной двери.

– А солидным мужчинам негоже ходить по пояс в пыли.

– Я гулял в лесу.

– В костюме… – я едва не захлебнулась. – В костюме за две тысячи долларов?!

– Это с пылью, – по-соседски подмигнув, он захлопнул дверь. Но до того, как она стукнулась о косяк, я успела услышать: – Без нее я брал костюм за две с половиной.

Так я познакомилась с новым соседом.

– А этот мужчина очень даже ничего, – дернув бровью, многозначительно посмотрела на меня Маша. – Нет?

– Отправляйся к своему Маугли, – отмахнулась я и, кажется, покраснела.

– Маугли болен, – и она равнодушно приложилась к бокалу с «Киндзмараули». – У него из печени анаболики через задницу выходят.

– Дай ему аллахола и вызови «Скорую», чтобы она увезла его отсюда к чертовой матери.

Идея на самом деле показалась мне толковой. Я велела выключить магнитофон, свет и отправляться по комнатам. Благо, их у меня было три.

Теперь, когда я не видела перед собой одного-единственного, совершенно чужого для меня человека, меня перестала интересовать целая компания давно знакомых людей.