Глава 2

– Вот и получается, что тебе повезло, а им – не очень, – немолодой мужчина с мясистым лицом открыл холодильник, достав початую бутылку в морозной патине. – Тебе просто водки… или как обычно?

– Как обычно, то есть с морковным соком, Павел Игнатьевич, – Андрей Ларин отдернул плотную штору.

На улице лило как из ведра. Струи с карнизов приплясывали за окнами, делая пейзаж размытым, словно нарисованным акварельными красками. Снаружи по подоконнику уныло барабанили капли дождя, в саду шелестели влажные липы.

Здесь, на конспиративной даче в Подмосковье, Ларин чувствовал себя в полнейшей безопасности. Добрался он сюда без каких-либо приключений: как и планировал, удачно выпрыгнул из вагона на повороте, связался по резервному каналу с Дугиным и, получив соответствующие инструкции, несколько часов прятался в лесополосе неподалеку от железной дороги, дожидаясь высланную машину…

– Вот, сок отдельно, водка отдельно, все как ты любишь, – Павел Игнатьевич поставил на стол рюмку, бутылку и пакет сока в цветной упаковке.

– Спасибо… Да, извините, я так и не понял: кому именно не повезло? – Андрей принялся разводить водку ярко-оранжевым напитком.

– Людям, которые нам помогли, даже не подозревая, кто мы такие и чем занимаемся. Я о той медсестре, Лидии Федоровне Погореловой. И о пареньке со станции техобслуживания. Последнему повезло меньше всех: прямо с дачи его отвезли на «спец» в «Матросскую Тишину», где принялись допрашивать по жесткому сценарию. А у того ишемическая болезнь сердца, вот и не выдержало… Инсульт, кома, через сутки он умер. Оформили как обычно: острая сердечная недостаточность, никто не виноват.

– А медсестра? – прищурился Ларин, тщательно смешивая морковный сок с водкой.

– Сейчас в СИЗО «Текстильщики». Что с ней и как – пока неизвестно. Хотели аккуратно организовать ей нашего адвоката – пока не получается.

– Жаль того слесаря… – вздохнул Ларин.

Павел Игнатьевич налил себе сухого вина и выразительно взглянул на собеседника:

– За светлую память Васи Горского…

– Земля ему пухом, – Андрей выпил залпом.

– Его уже все равно не вернуть. Надо сражаться за медсестру.

– Что ей инкриминируют? – поинтересовался Ларин.

– Пока неясно, – Павел Игнатьевич взглянул в окно, за которым по-прежнему хлестал дождь. – Официальное обвинение – «недонесение». Ну, помнишь, она тебе когда-то перевязку делала, вот и должна была сигнализировать об огнестрельном ранении. Не донесла, за что ей отдельное спасибо. Доказательная база на нее куцая. Свидетелей никаких, документов никаких, и вообще на нее ничего нету. Но повесить на нее могут все, что угодно: от людоедства до шпионажа в пользу Гондураса.

– Кто же занимается этими арестами?

– Отдел по борьбе с экстремизмом Минюста.

– Так ведь такой и в Следственном комитете есть, и в ФСБ, кажется…

– И в Минюсте тоже. Они там на экстремизме буквально все помешались, – Павел Игнатьевич отставил пустой бокал. – А если экстремизм в моде у Следственного комитета и на Лубянке, то соответствующие отделы по борьбе с ним должны быть везде, даже, наверное, в МЧС и в Министерстве культуры.

– Какой же экстремист из скромной медсестры? – хмыкнул Андрей. – И вообще – у нее маленький ребенок, насколько я помню. Могли бы и пожалеть. А в экстремисты назначить кого-нибудь другого. Что – мало кандидатур?

– Смысл существования всех этих МВД, ФСБ, Минюстов и прочих – сохранение стабильности существующего режима, всех этих властных кланов. То есть возможности стабильно грабить, насиловать и обманывать людей, – Павел Игнатьевич недобро хмыкнул. – Людей, конечно, им тоже жалко. Как жаль каких-нибудь голодающих Экваториальной Гвинеи. То есть абстрактно. А те, кого они ежедневно видят из окон своих лимузинов, для них всего лишь биомасса, сброд. Быдло, считающее рваные рубли на дешевую водку… И вспоминают о нем лишь за несколько месяцев до выборов, когда этих людей неожиданно начинают называют «дорогими россиянами», внушая им мысль о собственной значимости. А если это быдло внезапно поднимает голову или хотя бы задается классическим вопросом «тварь я дрожащая или право имею?», то на него, как на дохлую собаку, вешают статью «экстремизм».

– В цивилизованных странах дело Лидии Федоровны и покойного Горского решал бы суд, – резюмировал Ларин.

– В том-то и дело, что в цивилизованных… Ладно, Андрей, – Павел Игнатьевич достал нетбук. – Догадываешься, чем мы будем заниматься теперь?

– Почти.

– Тогда внимательно смотри, слушай и запоминай…

* * *

Глядя на Павла Игнатьевича Дугина, невозможно было себе и представить, что он возглавляет ни много ни мало мощнейшую и отлично законспирированную тайную структуру. В отличие от большинства подобных организаций она не ставила перед собой цель свержения действующего режима с последующим захватом власти. Цели были более чем благородными: беспощадная борьба с коррупцией в любых ее проявлениях, и притом исключительно неконституционными методами.

Костяк тайной структуры составляли честные офицеры силовых структур, которые еще не забыли такие старомодные понятия, как порядочность, совесть, присяга и интересы державы. Однако одиночка, сколь благороден он ни был, не в состоянии победить тотальную продажность властей. Тем более, коррупция в России – это не только гаишник, вымогающий на шоссе дежурную взятку, и не только ректор вуза, гарантирующий абитуриенту поступление за определенную плату. Коррупция в России – это стиль жизни…

Начиналось все несколько лет назад, как обычно, с самого малого. Офицерам, выгнанным со службы за излишнюю порядочность, влиятельный силовик Дугин подыскивал новые места работы. Тем более что его генеральские погоны и высокая должность в главке МВД открывали самые широкие возможности. Затем начались хитроумные подставы для «оборотней в погонах», этих самых честных офицеров уволивших. Для этого несколько наиболее проверенных людей были объединены в первую «пятерку». Вскоре организовалась еще одна. Затем – еще и еще…

Заговор – это не обязательно одеяла на окнах, зашитая за подкладку шифровка, надписи кровью на пергаменте и пистолет, замаскированный под авторучку. Залог любого успешного заговора и любой тайной организации – полное и взаимное доверие ее членов. Доверительные отношения между заговорщиками возникли сразу же.

Вычищать скверну законными методами оказалось нереально – та же «внутренняя безопасность» во всех без исключения силовых структурах занимается, как правило, только теми, на кого укажет пальцем начальство. К тому же корпоративная солидарность, продажность судов и, самое главное, низменные шкурные интересы российского чиновничества не оставляли никаких шансов для честной борьбы. И потому Дугин практиковал способы куда более радикальные, вплоть до физического уничтожения наиболее ярых коррупционеров. Точечные удары вызывали у тех естественный страх, количество загадочных самоубийств среди них росло, и многие догадывались, что эти самоубийства далеко не случайны. Слухи о некой тайной организации, этаком «ордене меченосцев», безжалостном и беспощадном, росли и ширились, причем не только в Москве, но и на периферии. Корпус продажных чиновников просто не знал, с какой стороны ждать удара и в какой именно момент этот удар последует. Что, в свою очередь, становилось не меньшим поводом для страха, чем сами акции.

Сколько людей входило в тайную структуру и на сколь высоких этажах власти эти люди сидели, знал один лишь Дугин. Даже в случае провала одной из «пятерок» структура теряла лишь одно звено, да и то ненадолго – как известно, у акулы вместо сточенного ряда зубов очень быстро вырастают новые.

Самому же Андрею Ларину, бывшему наро-фоминскому оперативнику, бывшему заключенному ментовской зоны «Красная шапочка», бежавшему оттуда не без помощи Дугина, отводилась в законспирированной системе роль этакого «боевого копья». И, как догадывался Андрей, далеко не единственного. Таких «копий» у Дугина наверняка было несколько. Пластическая операция до неузнаваемости изменила лицо бывшего наро-фоминского опера – случайного провала можно было не опасаться. Жизненного опыта Андрею было не занимать. Он умел быстро ориентироваться в самых сложных ситуациях. Природного артистизма – чтобы убедительно разыграть любую нужную роль, от посыльного до полномочного представителя президента – тоже. Профессиональные навыки, естественно, были на высоте. Все, причастные к тайной антикоррупционной структуре, проходили занятия по стрельбе, спецвождению, безопасности в Интернете и даже прикладной химии…

Однако навыки навыками, но бывают ситуации, когда ни один даже самый подготовленный боец не может обойтись без помощи других людей. Иными словами – без мелких агентов, которых конспиративная организация использовала «втемную», не посвящая в свои планы и замыслы. Дежурная на гостиничном ресепшене, которая при случае могла предоставить тому же Ларину номер безо всяких документов, оператор полицейской системы видеонаблюдения, согласившаяся безвозмездно сделать копию видеодиска, риелтор, «пробивший» историю той или иной квартиры…

Вот и получалось, что тотальная российская коррупция, приняв вызов Антикора, сумела вычислить лишь самые мелкие звенья его структуры – медсестру Погорелову и автослесаря Горского. Эти люди в свое время действительно помогли Андрею. Так что теперь, после смерти второго, вся тяжесть давления, словно бетонная плита, ложилась на Лидию Федоровну…

Со слов Дугина выходило, что сражаться теперь следовало не столько за медсестру, этакого «маленького человека», попавшего под безжалостный пресс Минюста, а за саму идею справедливости.

И Ларину, как это часто бывало, отводилась в этой борьбе едва ли не главная роль…

* * *

– …так что пока об этом Отделе по борьбе с экстремизмом нам известно немного, – подытожил Павел Игнатьевич, опуская крышку нетбука. – То есть – почти ничего. Но можно предположить, что для силовых акций они используют спецназовцев из Федеральной службы исполнения наказаний. То есть людей, натренированных на подавление бунтов в тюрьмах и зонах. А также на поиски сбежавших уголовников.

– Интересный, однако, выбор, – пожал плечами Ларин. – То есть тех, кто еще сохранил чувство собственного достоинства, приравнивают к сбежавшим уголовникам?!

– К экстремистам, – напомнил «правила игры» Павел Игнатьевич. – Ладно, есть у меня одна мысль. Ты того мужчину в кожаной куртке хорошо запомнил?

– Я его на рынке срисовал. Время было – рассмотрел как следует. А вот второго, который хотел меня у забора на складах завалить, куда хуже. Сами понимаете, убегал, не до того было…

– Фоторобот составить сумеешь?

– Обижаете, Павел Игнатьевич, – хмыкнул Андрей. – Я ведь все-таки бывший оперативник ОБОПа! Столько лет этим занимался!

– Вот и займись этим прямо с завтрашнего утра.

– Сколько у меня времени?

– Как говорится – «время вышло вчера». У меня тут есть выход и к картотеке Минюста, и к некоторым другим базам данных. Прогоним твой фоторобот через компьютерную программу – а вдруг повезет?

– То есть, вычислив этого мужика в кожанке, по сути – мелкую сошку, мы выйдем на тех, кто «экстремизмом» и занимается.

– Вот именно.

Ларин вылил в стакан остатки водки, плеснул морковного сока.

– Допустим, тот тип, от которого я убежал, действительно оперативник из «исполнения наказаний». Публику эту я знаю достаточно хорошо и вот что скажу: накопать на такого опера компромата – дело плевое. Любовницы, коррупция, алкоголизм, даже наркомания. А там и вербовочная ситуация, и все остальное.

– Вот тебе и придется всем этим заниматься, – подытожил Павел Игнатьевич.