Не спуская глаз с неподвижного генерала, он извлек из брючного кармана второго «пострадавшего» ключи от наручников (запомнил, куда тот их сунул), освободил руки. Оба молодчика были не опасны. Он извлек пистолет из кобуры, прислушался. Пока спокойно, никто не топал, чтобы ворваться в помещение и восстановить законность и порядок. Возможно, слышали шум, да и ладно – допрос идет, обрабатывают с пристрастием особо опасного преступника. Он бросился ко второму контролеру, и его избавил от оружия, метнулся на цыпочках к генералу, которого продолжала угнетать массивная столешница. Глаза у Григория Алексеевича были закрыты, нижняя часть лица забрызгана кровью из носовых отверстий. Никита потянулся к ящику стола, вытащил «Браунинг», о наличии которого давно догадывался по выразительным подергиваниям генерала. С оружием выходил переизбыток. Он дико устал, болело абсолютно все, что могло болеть в человеческом теле. Раздевание охранника, похожего по габаритам, вылилось в пронзительную пытку. Он стаскивал с себя рванину с пятнами крови, переоблачался, стонал от боли. Пусть в форме, пусть с оружием, он не сможет вырваться на свободу – он уже исчерпан, готов свалиться от любого дуновения ветерка. В этом здании туча людей с табельным оружием. Но он обязан попытаться, черт возьми! Это лучше, чем обрести пулю в затылок в холодном подвале. Он натянул на себя воняющую потом форму, надвинул на глаза фуражку, растолкал пистолеты по карманам. Снова взгляд уперся в генеральское тело под столешницей. «Почему бы не взять генерала в заложники?» – мелькнула здравая мысль. Пробиться к выходу вместе с ним – никто же не станет стрелять в начальника всей областной полиции. Остатки сил ушли на то, чтобы сдвинуть окаянный стол. Он кашлял, стоя на корточках, его рвало и выворачивало. Никита схватил Григория Алексеевича за шиворот, куда-то поволок, хрипел:

– Ну, давайте же, генерал, открывайте свои бесстыжие глаза, нечего тут мертвым прикидываться…

Но тот не шевелился, и попробуй определи, то ли и впрямь без сознания, то ли косит тут под потерпевшего. Он хлестал его по щекам, растрачивая себя непонятно на что, злился, плевался, но тот не реагировал. Он попытался его приподнять – бесполезно, сил не осталось. Дьявол! Возишься тут с ним, как с ребенком! Злость распирала Никиту, он отвесил Олейнику звонкую затрещину, отпустил, и тот опять растянулся, проблеяв что-то невразумительное. Хватит, он не мог терять драгоценное время. Пошатываясь, Никита принял горизонталь, оправил форму, призвал на выручку все, что оставалось в организме…

Спустя минуту странный человек в грязно-зеленой форме вышел из комнаты для допросов, расположенной в глубине сумрачного коридора. Он держался прямо – это стоило усилий. Передвигался уверенно – фактически на «автопилоте». Прошел в конец обшарпанного коридора, постоял, держась за стену. Расправил плечи, отправился дальше. Он находился в подвале помпезного мрачноватого здания с трагической историей и сомнительным настоящим. Вдалеке раздавались голоса. Но за первой решеткой мялся лишь один сутулый контролер. Услышав шаги, он повернул голову, смерил глазами приближающуюся фигуру «собрата». Освещение в этой части здания оставляло желать лучшего. Он немного удивился, обнаружив, что «собрат» всего один, и вид у него какой-то печальный.

– Открывай, – глухо проворчал Никита.

– А где Гаврилов? – сглотнул контролер.

– Работают с генералом, там работы непочатый край… – Не затягивая прелюдию, он достал из кармана пистолет, просунул его сквозь прутья решетки, чтобы контролер убедился, что это не игрушка, проворчал:

– Открывай, парень, ей-богу, пальну, мне все по барабану…

Тюремный работник сделался бледным и покрылся пятнами. Машинально попятился, но тут узрел, что в лоб ему смотрит уже не один, а сразу два пистолета.

– Открывай, – угрюмо повторил Никита. – Не жди, пока в глазах троиться начнет. Не время геройствовать, парень. На том свете ничего не будет, если ты не мусульманин, конечно…

«Да и в мусульманском раю кончаются, по слухам, девственницы, – подумал Никита. – Их просто не успевают завозить, где набрать такое количество?»

У охранника дрожали руки, он не мог попасть ключом в замочную скважину. Насилу справился, Никита протиснулся через «первый уровень», не опуская стволов.

– Лицом к стене, – приказал он.

– Послушай, друг, может, не надо… – взмолился контролер, но послушно прильнул к стене, когда Никита напряг указательный палец. Взметнулась рукоятка, треснула по черепу, и счастливый обладатель сотрясения мозга и продолжительного обморока сполз по стенке.

Никита ускорялся, задыхался от волнения. Не так уж сложно, главное выбраться из подвала, а там лишь сделать лицо кирпичом. Но покорился только «первый уровень». Он свернул за поворот, прошагал мимо контролера в нише (представилось, как тот снимает трубку и удивленно так – мол, Штирлиц идет по коридору), мимо нескольких дверей, одна из которых была приоткрыта. А навстречу за изгибом коридора уже топали вооруженные люди. Они что-то кричали, разносился громовой глас:

– Быстрее, быстрее, он где-то здесь!!!

Россохин чуть не заревел от отчаяния и не начал биться головой об стену. Непростительная ошибка! Нужно было хорошенько взбучить генерала. Прикинулся бесчувственным, гаденыш, а финальная затрещина, отвешенная Никитой, этому крепышу, что слону дробина! Хитрое ли дело, воспользоваться сотовым, сообщить дежурному по СИЗО, что «Штирлиц идет-таки по коридору»! Он по инерции проскочил за поворот, а навстречу уже неслись штатные работники изолятора, и не просто так, а с автоматами!

– А ну, стоять! – проорал кто-то.

– Это он, мужики!!! – истошно завопил другой.

Никита начал палить с обеих рук. В потолок, по стенам, в пол. Он еще не окончательно свихнулся, чтобы стрелять по людям, выполняющим свою работу. Но был уже близок к этому. Это был, разумеется, не ОМОН, хоть как-то, но обученный. Кто-то споткнулся, об него запнулся следующий, на того налетел третий, и вот уже клубок копошащихся тел перегородил проход. «А вдруг получится? – с надеждой подумал Никита, бросаясь с высокого старта. – Перемахнуть через кучу – и ходу!» Но в группе перепуганных работников нашелся кто-то мыслящий, вскинул автомат, застрочил поверх коллег и вопил при этом, как свинья на бойне. Пули рассыпались веером, крошили штукатурку, били лампы на потолке. А Никита, расстрелявший обе обоймы, уже выделывал кренделя, чтобы не зацепило. Метался от стены к стене, рухнул, перекувыркнулся в обратном направлении, неуклюже ввалился за угол. «Браунинг» генерала Олейника из кармана перекочевал в руку. За углом царило испуганное оживление, пристыженные контролеры перестраивали ряды. Никита высунул «Браунинг» за угол, произвел несколько выстрелов по диагонали вверх. И снова гвалт и гомон, вояки падали, лупили куда попало, отбитые пласты штукатурки летели во все стороны. Шевельнулось что-то сзади, парень в нише робко прячет тело. Остатки обоймы Никита выпустил в упомянутом направлении, стараясь не попасть в человека – и тело убралось, заругалось…

«Отвоевался», – печально подумал Никита, поднимаясь на негнущихся ногах. Он доковылял до двери, оставшейся приоткрытой, ввалился в сумрачное помещение с оконцем под потолком, в которое не протиснулась бы даже кошка, прикрыл за собой дверь. На него со страхом смотрели двое. «Комната для встреч арестантов с адвокатом», – на глазок прикинул Никита и вроде не ошибся. Эти двое слышали пальбу, приросли к своим стульям. Миловидная женщина немного за сорок в стильном деловом костюме, грузный господин в тренировочных портках, украшенный видным фиолетовым бланшем.

– Ну, ни хрена себе порядочки… – икнув, пробормотал арестант, выставляясь на пистолет в руке «контролера». – Эй, братан, ты чё, охренел?

– Не надо, не стреляйте, пожалуйста… – женщина умоляюще прижала руки к груди, сползла со стула, попятилась к стене.

Никита усмехнулся – последнее дело брать людей в заложники. Да и не поможет, погубит и себя, и их. Он глубоко вздохнул, сбросил с головы фуражку и, чувствуя невыразимую усталость, поволокся к дальней стене. Прислонился к ней, откинул голову.

– Не бойтесь, граждане, все в порядке… – улыбнулся он. – Там восстали лежачие полицейские, это бывает. Предпремьерный показ конца света, так сказать.

– Послушайте, я вас, кажется, знаю… – спотыкаясь, делая круглые глаза, пробормотала миловидная женщина. – Нет, действительно, вы же тот самый…

– Тот самый, мэм, – подтвердил Никита. – Если в вас сохранилась порядочность, ивы еще дружите с совестью, сообщите, пожалуйста, людям, что властями Яроволья обезврежена и ликвидирована группа «мстителей», прибывшая в город с целью наведения порядка в эшелонах власти. А то сами они скромные, ни за что не признаются.

За дверью уже скапливался неприятель, перекликались люди.

– Падайте на пол! – прохрипел Никита, поднимая руки.

– Ну, вы, блин, даете… – посетовал мужик с фингалом, увлекая за собой женщину. Молодец, прикрыл ее собой…

– Не стреляйте!!! – прокричал Никита. – Здесь посторонние! Я сдаюсь, у меня кончились патроны!

– Не стреляйте! – хором закричали мужчина с женщиной. А женщина добавила: – Он не будет сопротивляться!

Но перепуганных работников СИЗО не так-то просто было провести. Первый ворвался с безумным индейским воплем, рассыпал очередь в потолок, по стенам – и только чудом ни в кого не попал! Застыл, ошарашенный, тряся стволом. Полезли остальные – взмыленные, стали растекаться по комнате. Никита с печальной ухмылкой стоял у стены, руки были подняты, «Браунинг» валялся на полу.

– Ах ты, сука… – подскочил самый нервный, ногой отбросил пистолет, замахнулся.

Никита отклонился, и кулак разбился о стену. Подставился служивый – просто загляденье. Не ударить невозможно. Никита уступил соблазну (видимо, последнему) – вогнал от всей души кулак в диафрагму. Контролер сложился вчетверо, рухнул на колени. И тут на Никиту с гневным ревом навалилась толпа…