Жил в областном центре один неприметный человек. Собственно, неприметным он был для обычных граждан. Пенсионер, возможно из военных. Иногда он выходил из дома в магазин, с соседями неприветлив, никто никогда его не навещал. Больной, наверное, потому что все время кутался в одежды. Да и лицо у него нездорового землистого цвета в очень глубоких морщинах. Совсем как у собаки из породы шарпеев, только шарпея-дистрофика.

Этим человеком был старый знакомый Ромы Белого, трижды судимый за разбои и тяжкие телесные повреждения. Звали его Лука, с ним Белый познакомился во время последней ходки на зону. Там Лука ему как-то серьезно помог в одном деле, и Белый посчитал себя обязанным помочь корешу, когда поднялся в бизнесе. Лука с неодобрением отнесся к тому, что Белый завязал, но в свою очередь помощь от него принял. За деньги Белого он вылечил застарелый туберкулез и стал жить тихой жизнью. Договоренность была, что Лука, когда понадобится, поможет Белому. Как это будет – зависит от конкретных обстоятельств. И вот теперь Белый решил, что эти обстоятельства наступили. Помочь ему пойти ва-банк поможет только Лука.

Встреча была назначена среди бела дня прямо в поле за лесополосой. Для Белого такой подход был не новостью. Те, кто доставлял очередную партию наркотиков, всегда перестраховывались, и он к этому привык. Вот и в этот день, когда ему позвонил Гасан и сказал, чтобы Белый готовился, Роман отдал обычные распоряжения, отправил эсэмэску Остапенко, что груз будет сегодня. Все было как всегда. Через три часа Гасан снова позвонил и назначил время, место и сказал, какие будут машины.

Лука, который все утро сидел рядом, молча кивнул и вышел. Роман хмуро посмотрел вслед старому уголовнику. Все, пути назад для него нет. Во всех смыслах.

Черный джип шел впереди, обгоняя попутные машины с нарушением всех мыслимых и немыслимых правил.

– Вот урод, – проворчал Гасан. – Бабла в тачку вбухал немерено, так поживи, насладись. Влетит же под «КамАЗ», потом соскребать с сиденья будут. Ты-то не увлекайся, – похлопал он по плечу молодого водителя. – Нам нельзя рисковать, потому что рискуем не своим.

«Лендровер» послушно сбавил скорость. Гасан обернулся и посмотрел назад. Второй автомобиль – черный «БМВ» – шел следом как приклеенный. До места встречи было еще минут пятнадцать и километра три. Гасан на переднем сиденье вдруг уперся обеими руками в приборную доску и уставился куда-то вперед.

– Шухер, дети мои! – вдруг сказал он. – Ну-ка, притормози. Да на обочину, на обочину съезжай! Выйдите кто-нибудь, сделайте вид, что дотерпелся до последнего.

– Что это там? – спросил водитель, вглядываясь вперед.

– У тебя глаза молодые, сам мне должен был сказать, – проворчал Гасан. – Видишь, сколько ментов на дороге? А видишь, какие они машины останавливают? Во-от! Как у нас, внедорожники, да все темного цвета. Не нас ли ждут, а? Не сдал ли кто?

– Такие дела так не делаются, – солидно заметил голос с заднего сиденья. – Если чисто конкретно нас бы пасли, то взяли бы тихо. А тут просто шмон какой-то по мелочи.

– Может, и так, – согласился Гасан. – Только береженого бог бережет. Вон поворот впереди видишь, сынок? Вот по нему и уходи в поле. Ментам из-за поворота нас не видно, а грунтовкой мы как раз до места и доберемся. Не хочется мне думать, что Белый крысятничает, вроде и намека на такое никогда не было.

– Все когда-то в первый раз бывает, – опять глубокомысленно заметил голос с заднего сиденья.

– Разумно, – кивнул Гасан. – Волыны свои приготовьте, да по сторонам внимательнее поглядывайте.

На заднем сиденье зашуршала одежда, защелкали вынимаемые и снова вставляемые пистолетные магазины, лязгнули затворы. Обладатель солидного голоса позвонил на мобильный телефон ехавшим в задней машине и передал приказ Гасана. Пассажиров затрясло на кочках и ухабах разбитой тракторами и грузовиками грунтовки. Хвост пыли потянулся, закрыв полностью шедший вторым «БМВ».

Дорога изгибалась, но упорно уводила обе машины в сторону видневшихся вдали низких строений. Где-то впереди шоссе делало изгиб, и как раз напротив этих вот строений и было назначено место для встречи. Небольшое озеро дорога обходила справа. За раскидистыми ивами не было видно воды, но по обилию и пышности зелени ясно, что озерцо там есть. Гасан смотрел как раз на озеро, когда они объезжали его. На мостках сидел человек в широкой панаме, рядом валялся велосипед. Человек поднялся, когда первая машина поравнялась с ним, и жизнерадостно помахал рукой.

– Местный дебил, – прокомментировал голос с заднего сиденья, но окончить фразу не успел.

Что-то с шипением влетело через опущенное стекло задней дверцы и упало прямо на колени сидевшим там людям. Крики возмущения сменились криками от страха и отчаяния. Водитель, заходясь от удушливого кашля, ударил по тормозам. Гасан, успевший понять, что это ловушка, открыл свою дверцу, но выпрыгнуть из машины не успел. Тошнотворная дурнота навалилась на него, голова ударилась о переднюю стойку, когда машина резко затормозила, и он потерял сознание.

Почти бесцветный дым быстро выдуло ветерком, но человек десять крепких парней подошли к машине все равно в самодельных повязках на лице, обильно смоченных каким-то раствором. Потерявших сознание из двух машин вытаскивали и раскладывали по кругу на траве. Невысокий человек, лицо которого было изборождено глубокими морщинами, открыл багажник первой машины, пододвинул к себе белый металлический кейс внушительного размера. По его знаку подошел парень, открыл кейс, вспорол один из пакетов ножом с выкидным лезвием. На кончике ножа поднес к лицу белый порошок. Понюхав и попробовав его, парень кивнул главарю и показал большой палец.

Человек со сморщенным лицом вернулся на берег пруда, где лежали восемь тел. Он неторопливо стянул с лица маску, принюхался. Десять его помощников тут же начали стягивать свои маски.

– Гляди-ка, – сказал морщинистый и остановился возле одного тела, – и правда Гасан. Я думал, не он. Ну, не судьба, значит. Давайте, кончайте их.

По этой команде один из бойцов с низким лбом и коротко стриженными волосами вытащил из кармана самодельное орудие в виде отвертки с длинным жалом, торчащим из деревянной ручки. Он присаживался на корточки возле лежащего без сознания человека, вставлял свою «отвертку» в ухо, наклонял так, чтобы жало смотрело под углом в сторону выше противоположного уха, и с выдохом бил ладонью по рукоятке. С противным хлюпаньем и треском разрываемых тканей инструмент входил в голову жертвы. Тело коротко дергалось в конвульсиях, иногда ноги продолжали дергаться еще несколько секунд, а палач переходил к следующему.

– А этот, кажись, кончился, – удивленно констатировал палач, сидя на корточках около Гасана.

– Давай, давай! – велел морщинистый. – Дырявь на всякий случай и его. Хуже не будет.

Оставалось прикончить еще двоих, когда пришел в себя парень с синими от наколок руками. Он вскинулся на траве, стал озираться по сторонам, закашлялся до слез. Двое бойцов схватили его за плечи, не давая встать на ноги. Парень быстро понял, что сейчас происходит на берегу этого маленького пруда, и забился в истерике.

– Лука! Это же ты, Лука! Ты чего, не узнал меня, что ли? Я Перец, Лука! Мы же сидели вместе, забыл? Не убивай, Лука, я тебе всю жизнь верным псом буду, Лука-а-а-я…

Крик перешел в сдавленный визг, тело парня повалили на траву, и «отвертка» вошла ему в мозг. Морщинистый брезгливо смотрел, как все еще дергаются ноги убитого парня. Он достал мобильный телефон, набрал номер и сказал в трубку короткую невнятную фразу.

Из небольшой балки выехал неприметный пыльный «уазик». Через пять минут от небольшого пруда посреди полей разъехались в разные стороны три машины. А спустя еще пару минут пыхнуло огнем, заклубился черный дым, и его потянуло по полю в сторону дороги. Потом пыхнуло огнем еще раз, и огонь заполыхал так, что его стало видно над деревьями с шоссе.

Белозерцев сидел в плетеном кресле возле бассейна в загородном доме Остапенко. Перед ним на траве валялись уже три пустые банки из-под пива. Пепельница на легком столике была полна окурков.

– Хватит пить! – рявкнул Остапенко, тряхнув седыми растрепанными волосами. – Думай, я тебе сказал, вспоминай. Кто еще мог узнать, кто мог услышать?

– А я говорю, что это не через нас информация ушла! – заорал в ответ Белый. – Я что, в первый раз замужем? Столько лет уже… и хоть бы раз прокололся. Еще раз говорю, что это с их стороны кто-то.

– Твою мать-то! – грохнул Остапенко кулаком по столику, отчего на нем подскочили стаканы и пепельница. – Только этого мне не хватало. Теперь еще разборки начнутся, эти ваши уголовные сходки. Так, слушай меня, Роман! Ты в теме, если начнутся разборки с той стороной, то идти тебе. А я позабочусь о нашей безопасности. Пока твои уголовнички меж собой бодаются, я кое с кем повыше контакт налажу.

– Сходить могу, – кивнул Белый с кривоватой пьяной усмешкой, – чего же не сходить. Только предупреждаю: никаких обязательств. За чужой базар я отвечать не намерен.

– База-ар! – с презрением повторил Остапенко. – Как быстро с тебя лоск бизнесмена слетел. Опять к уголовному жаргону вернулся? Уркой ты был, уркой и останешься.

Белозерцев облегченно вздохнул, когда, наконец, оказался по другую сторону забора загородного дома Остапенко. Он устал играть послушную овечку, кивать и соглашаться. У него даже мышцы лица устали, потому что приходилось сдерживать эмоции и придавать физиономии соответствующее им выражение. Решение было принято, и момент теперь самый подходящий.

Рома Белый прекрасно понимал, что Остапенко работает не один, что у него масса помощников в деле торговли наркотой, куда бы он ее ни перепоставлял. И сегодня, когда Белый сидел у него перед домом у бассейна и терпеливо сносил оскорбления, кто-то из подручных Остапенко наблюдал за ними, слышал весь разговор. Это было хорошо. Даже если этому человеку будет поручено в один прекрасный момент убрать Белого.

«Не успеешь, падла, – с усмешкой подумал Белый. – Пусть твои дружки услышат, пусть узнают всю ситуацию, узнают о базаре по поводу партии, которую «кто-то» увел, за стрелкой понаблюдают. А на стрелке лохов не будет, там разговор начнется жесткий. Ваша территория, вот вы за ней и следите. Партия, которую грабанули, стоит таких денег, что из-за них и генералов не жалеют, не то что мелкоту всякую. Деньги эти возвращать надо, поэтому под угрозой войны будет поставлено условие активной помощи, условие – найти тех, кто увел тот кейс. А от угрозы войны до ее начала времени может пройти очень мало. Покажется кому-то, что его динамят, и будет вынесен приговор. И, главное, ни у кого не возникнет сомнений в том, кто заказчик. Причина уж больно серьезная. А на любом сходняке заказчика оправдают и поддержат. Он в своем праве и все сделал по понятиям».

Рома Белый ошибся только в одном – за стрелкой никто тайно не наблюдал. Нет, может, кто и был с биноклем где-нибудь, с сильными микрофонами или другими игрушками. Но в машину к Белому Остапенко подсадил какого-то своего мужика, которого Роман в его окружении ни разу до этого не видел. Чернявый какой-то, волосы как будто все время растрепанные. И глаза такие… черненькие, хитрые. Ясно, что должен этот человек послушать, а потом доложить о том, все ли правильно Белый на стрелке говорил.

Разговор был короткий.

– Тебя, Белый, мы знаем, ты при делах. Только почему главный не пришел?

– Занят, наверное, – ответил Роман. – Мне велел, я и приехал.

Белый хотел было ехидной нагловатой улыбкой показать, что главный ни в хвост не ставит делегатов, в том числе и саму эту стрелку. Но это уже перебор. Тогда и его самого могут обвинить в злом умысле. А Белый себя должен обезопасить, лояльность свою партнерам показать. И он сдержался, говорил с озабоченным и скорбным выражением лица. Все как положено при общей беде.

– Пока к вам претензий нет. До этого времени все шло нормально. Может, вы и не приложили к этому делу руку, но все случилось на вашей территории, а вы за ней смотрите. Поэтому наши главные считают, что вы в ответе за случившееся. И вы обязаны разобраться и найти эту партию. Ваш главный должен понимать, что война никому не нужна. Товар стоил больших бабок, из-за них весь район в крови захлебнется.

– А если это менты?

– Менты так дела не делают. Они втихаря бы партию взяли и быков бы повязали до поры до времени. А там девять трупешников обгорелых. А вот если это гнилые менты сотворили, то ответят и они.

Когда Белый вернулся в машину, человек Остапенко не сказал ему ни слова. Так, молча, он и довез его до города. А потом Роман выждал ровно три дня. Наверняка у Остапенко были какие-то людишки, кому можно было поручить поиски, но они ничего не найдут. В этом Роман был уверен. И через три дня он в условленном месте оставил условный знак, который означал, что можно.

А Остапенко никого больше и не посылал с Белозерцевым на стрелку. Он понимал, что заметь представители «партнеров» кого-то таящимся в кустах, за деревом, и их реакция может оказаться непредсказуемой. Нет, недоверие плодить он не собирался, ему было достаточно собственного недоверия к Белозерцеву и той идиотской ситуации, которая возникла в его «епархии». Остапенко не особенно разбирался в понятиях уголовников, но был согласен, что по совести Белозерцев должен ответить за случившееся. Это не магазин, а криминальный бизнес, построенный на крови и очень больших деньгах. Тут все надо просчитывать на десять ходов вперед, перестраховываться и предполагать самое невероятное, что этому бизнесу может повредить. А Белый зажрался, сидит, как барин, в кресле и думает, что все будет вечно идти по раз и навсегда накатанной колее. Вот тебе твоя колея!