– Пошли вон! – рявкнул Григорьев и удивился, почувствовав какую-то растерянность в собственном голосе.
Он пошел дальше по улице. Собаки тявкали ему вслед, но приближаться больше не смели. Справа с резким противным скрипом отворилась калитка, из которой вышла древняя старуха в замшелом платье и черном, побитом молью платке.
– Мария Петровна! – окликнул ее Иван, с трудом узнав свою школьную учительницу.
Однако старуха никак на это не прореагировала. Она так и стояла, глядя сквозь него куда-то вдаль.
Иван поспешил к воротам родительского дома, постучал в калитку и услышал веселое тявканье Барбоса. Отец или мать открывать не спешили. Возможно, их вообще не было дома. Иван легко перемахнул через ограду и увидел отца, выходившего из сеней с ружьем в руках.
– Эй, батя! Да это же я, – воскликнул он, поднимая на всякий случай руки.
Из телефонных разговоров с матерью Иван знал, что зрение у отца в последнее время заметно ухудшилось. Мог ведь и не признать.
– Вижу, что ты, – проворчал Григорьев-старший, нахмурившись. – Заходи, коли приехал. А то я уж думал, не дождемся мы тебя. Только на похороны приедешь.
– Да брось ты, – усмехнулся Иван, привыкший к отцовскому характеру. – Работа у меня такая. А ты чего с ружьем?
– Да ходят тут всякие, – коротко пояснил тот, шаркая ступнями по тряпке в просторных полутемных сенях, и рявкнул на Ивана: – Ноги вытри, мать только что полы вымыла! Завтра поможешь мне крышу починить в сарае да свинарник заодно почистишь.
– Это все на ближайшее время, или у тебя что-то еще есть? – с иронией спросил Иван.
У отца это получалось просто отлично! Он умел находить для других массу тяжелой и неприятной работы. Озадачит, бывало, всех, а сам в кусты. Скажет, что идет в сельсовет на собрание или подсобить механизатору с ремонтом техники, а вечером возвращается веселый, в подпитии, довольный жизнью. Время его нисколько не изменило. Иван тяжело вздохнул. Он уже видел себя чумазого, с вилами в руках. Да, после такого отпуска отдыхать придется на работе.
– Еще картошку у соседей выкопаешь, – вспомнил внезапно отец, быстро пополняя перечень заданий.
– А они не будут против? – поинтересовался Иван, слегка опешивший от подобного поручения.
– В город переехали. Участок пустует. Вот мы картошку там и посадили. Еще свеклу, но ее позже убирать, – пояснил отец деловито. – Свиней-то надо чем-то кормить. Это тебе не колхоз, времена другие.
Мать на кухне закатывала банки с помидорами. Ее волосы были убраны под белую косынку. Поверх халата она нацепила клеенчатый передник. Вся сосредоточенная и внимательная, с кастрюлей горячего маринада в руках, женщина стояла перед целой батареей разнокалиберных банок, заполненных томатами, зеленью и приправами. В кухне пахло уксусом, смородиновым листом и пареным хреном.
– Смотри, кого я нашел во дворе! – похвалился отец.
Мать мельком взглянула на него и бросила радостным голосом, продолжая заливать банки:
– Ваня приехал. Давай, проходи, раздевайся, я сейчас закончу.
Отец с довольным видом полез в сервант за самогонкой, перехватил сердитый взгляд матери и проворчал:
– Так ведь сын приехал! Надо же как-то отметить.
– А тебе только это и надо, – буркнула мать и отвернулась к банкам.
Отцом это было расценено как благословение. Он достал бутылку с янтарной жидкостью, стаканы и потащил Ивана в комнату.
– Эй, а закусить? – напомнил ему сын.
– Такую штуку грех закусывать, – загадочно улыбнулся отец, демонстрируя стальные коронки на резцах.
– Что, опять какая-то экспериментальная настойка вырвиглаз. – Иван с подозрением посмотрел на жидкость в бутылке.
Его отец славился по всему селу бесчеловечными экспериментами в области самогоноварения. Свою продукцию двойной перегонки и пятикратной очистки он настаивал на всем, что под руку попадало, вплоть до куриного помета. Потом, когда у очередного дегустатора глаза лезли на лоб и подкатывала тошнота, еще утверждал, что все это очень полезно для здоровья.
– Я виноград рассадил, теперь вот домашний коньяк делаю по всем правилам, – разливая по стаканам напиток, пояснял Григорьев-старший. – Семеныч мне бочки дубовые смастерил. Я ему за это теперь по гроб жизни должен. Душевная вещь получается. В магазине такого не купишь.
– Точно не отрава? – Иван осторожно понюхал содержимое стакана.
– Да ты прямо как не мужик, – с досадой воскликнул отец, залпом махнул свой стакан, крякнул и добавил: – Я даже специально его слабеньким сделал, всего сорок градусов. Потому как знал, что вы там, в городе, все изнеженные.
– Ладно, за встречу, – буркнул Иван и осушил свой стакан.
Напиток по вкусу действительно напоминал хороший коньяк.
– Как тебе это удалось? – удивился он.
– Секретная технология! Сам придумал, и эта тайна умрет вместе со мной, – заверил его счастливый отец, однако уже после второго стакана подробно расписал весь процесс, от сбора винограда до финальной фильтрации. – Кстати, в серванте бутылка стоит семисотграммовая из-под вина, смотри не выпей, – вспомнил он. – В ней настойка болиголова, страшный яд!
– А какого лешего ты его в серванте держишь? – изумился Иван. – Не боишься с пьяных глаз перепутать?
– Ну, во-первых, я себя всегда контролирую, – заметил отец, приосанившись. – Во-вторых, я его по вкусу всегда определю, в-третьих, это лекарство для твоей матери. Она где-то вычитала рецепт и теперь лечится, так что слишком далеко засовывать его нет резона.
– Ой, смотрите, долечитесь вы, – покачал головой Иван.
Потом появилась мать с закусками: картошка, жареное мясо, салат, ветчина. Все пахло так аппетитно, что у Ивана заурчало в животе.
– Что, оголодал там, в своей армии, да еще и без жены? – язвительно спросил отец, наблюдая за тем, как сын ест. – Когда же ты женишься-то?
– Скоро, – пообещал Иван с набитым ртом.
– Да, дождешься, – махнул рукой отец. – Вон другие мужики уже все внуков обмыли. У Петровича в прошлом году такая гулянка была.
– Тебе бы только гулянки, – сердито заметила мать и ласково попросила сына: – Завтра спустишь в погреб банки, а то этого лентяя не допросишься. – Она рассерженно толкнула в бок отца, который со счастливым видом снова разливал коньяк по стаканам.
– Постараюсь впихнуть это дело в свой жесткий график, – пошутил Иван. – Благодаря бате мне не придется без дела сидеть.
– Молод ты еще для этого, – с умным видом заметил Григорьев-старший, нахмурился и спросил: – Вот ответь, чем ты там в городе занимаешься, что нам потом письма приходят, будто мы денег задолжали?!
– Какие письма? – не понял Иван.
– Тебе лучше знать. – Отец насупился и вновь потянулся за бутылкой.
– Уймись уже, – заступилась за сына женщина и пояснила: – Письмо из банка пришло, да уже не первое. Мол, мы должны огромные деньги. Отец решил, что ты кредит взял, а расплатиться вовремя не смог.
– Ничего я не брал, – пробормотал Иван в растерянности. – Покажите мне эти письма.
Мать сходила в спальню, принесла три распечатанных конверта, передала их сыну и села обратно за стол. Иван посмотрел на конверт. Получателем значился его отец, ниже стоял адрес дома в селе и почтовый индекс. Отправителем был банк «Народный».
В первом письме, пришедшем два месяца назад, говорилось, что Александр Федорович Григорьев взял в банке кредит под залог дома и имущества на развитие бизнеса в размере трех миллионов сроком на двадцать лет. Далее прилагался график погашения кредита, из которого следовало, что отец должен выплачивать ежемесячно порядка тридцати тысяч.
– Что за бред! – вслух изумился Иван, отложил прочитанное письмо и взялся за второе.
На этот раз банк «Народный» уведомлял о просрочке платежа по кредиту и приводил расчет пени по ставке рефинансирования. Она была внушительной. В последнем письме, пришедшем два дня назад, банк грозился подать в суд на злостного неплательщика.
– Может, объяснишь, что все это значит?! – поинтересовался отец. – Письма-то просто так слать не станут!
– Верно, не станут, – согласился Иван, погруженный в свои мысли. – А вы случайно свои документы никаким проходимцам не давали? Ну, может, кто приходил, сказал, что вы выиграли что-то?
– Да нет, ты что!.. – покачала головой мать. – Мы телевизор смотрим, про всяких мошенников наслышаны. Я сама никому документы не дала бы, а отец вообще не знает, где они лежат.
– Ладно, я завтра съезжу в банк и разберусь с этим, – пообещал Иван, но отец запротестовал:
– Куда это ты собрался?! Эта хрень подождет. Завтра мы крышу чиним, а то дожди пойдут, тогда пиши пропало.
– Не забудь про помидоры, – напомнила мать.
– Понял, – обреченно протянул Иван и действительно догадался, что отдых, о котором он так мечтал, откладывается на неопределенный срок.
– Ну, давай еще по одной, – предложил повеселевший отец.
– Саша!.. – Мать сердито сдвинула брови.
– Так сын же приехал, – оправдываясь, воскликнул тот. – И потом, ты же знаешь, что это сосудорасширяющее…
Упавшее дерево перегородило дорогу, и объехать ствол не было никакой возможности. Валентина остановилась, слезла с велосипеда и попыталась перетащить его через преграду. Однако сделать это оказалось не так просто. Тонкие ветки запутались в спицах, и велосипед застрял. Она тянула его и не услышала шагов за спиной. Женщина краем глаза увидела какое-то движение и резко обернулась.
Мужчина в маске уже стоял прямо перед ней. Бежать было поздно. Валентина с дрогнувшим сердцем подумала про пенсию, которую должна была разнести. Деньги лежали у нее в сумке – около ста шестидесяти тысяч рублей. Это из-за них ее подстерегли. Вот оно и случилось. Страх ледяной волной расползался по телу.
Места вокруг настолько глухие, что кричать можно сколько угодно – все равно никто тебя не услышит. Километров на пять в одну и в другую сторону раскинулся густой лес, перемежавшийся заболоченными низинами.
Онемевшими от ужаса губами Валентина пролепетала:
– Я отдам деньги.
По глазам незнакомца было видно, что он собирался что-то сказать, но в это время за ее спиной хрустнул валежник. Валентина хотела оглянуться, но не успела. В следующую секунду сильные руки обхватили ее за плечи. Могучая пятерня в пахнущей бензином перчатке зажала рот.
Женщина в панике стала отчаянно отбиваться и мычать, старалась разомкнуть стальные объятия. В ее сознании не осталось больше ничего, кроме всепожирающего, дикого животного страха смерти. Вырваться любой ценой. Выжить. Она дернулась изо всех сил, и тогда громила, державший Валентину, резким рывком свернул ей шею. Хруст позвонков напоминал треск сухой ветки в огне. Тело жертвы моментально обмякло. В расширенных глазах застыло изумление.
Убийца, явно довольный собой, пихнул труп в сторону, хохотнул и заявил:
– Видал, как я ее усмирил?! Мастерство не пропьешь!
Его подельник в жесте отчаяния сорвал с головы маску и бросил на землю. Стало видно, что это пожилой худощавый мужчина, обросший щетиной, сквозь которую начала пробиваться седина. Его ярко-синие глаза пылали злобой.
– Профессор, я же сказал, тормознем ее! Я не приказывал мочить! На хрена мы, по-твоему, маски напяливали?!
– Так она закричать хотела, – обиженно буркнул второй и тоже стащил маску.
Открылись бритый череп и лицо типичного отморозка с одной извилиной в мозгу.
– Чего ты, Февраль, шумишь-то? Сейчас уберем…
– Я тебя самого уберу, – заорал в ответ пожилой мужчина, брызгая слюной. – Сказали тебе не мочить сразу!
– Так я и не мочил. Оно само как-то получилось, – попытался возразить Профессор, с беспокойством поглядывая на руку подельника, переместившуюся в правый карман.
Он знал, что Февраль временами совершенно слетал с катушек, поэтому внимательно следил за каждым его движением. Такой сперва завалит человека и только потом подумает, на кой ляд он это сделал. Его вспышки ярости были страшными, а две трети жизни, проведенные в местах не столь отдаленных, являлись их следствием. Все статьи мокрые!
Последние несколько лет Февраль вообще провел в тюремной психбольнице. Говорил, что специально, чтобы отмазаться, но Профессор сильно в этом сомневался. Дернул же его черт связаться с психом, который по всякому поводу хватался за пушку либо за нож!
– Чего ты стоишь и зенками лупаешь! Бери ее и тащи в лес, пока менты не нагрянули! – продолжал разоряться Февраль.
– Давай вместе, – осторожно возразил Профессор. – Я один не допру. Не дюймовочка!..
Однако его подельник не был склонен к сантиментам.
– Да мне до одного места твои проблемы, – оскалился Февраль. – Я велел тащить! – В его глазах было столько ненависти, что Профессор невольно отшатнулся, склонился, аккуратно приподнял убитую женщину и медленно поволок ее в лес.
Февраль подобрал сумку почтальона, поднял велосипед и покатил его в том же направлении. Он был доволен тем, что в очередной раз обломал молодого. Пусть беспредельщик знает, кто тут пахан.
Метров триста они продирались через кусты. Профессор очень быстро окончательно выдохся. По его лицу градом катился пот.
– Долго еще? – наконец прохрипел он.
– Тащи, поганец! Я тебе скажу, когда хватит, – прорычал Февраль, наслаждаясь ситуацией. – Запомнишь на будущее, как людей валить без разрешения.
– Давай остановимся, покурим, или я сейчас сдохну, – попросил Профессор.
– Тащи. Закончим работу, потом курить будем, – ледяным тоном возразил Февраль. – Давай в темпе!
Матерясь, Профессор потащил тело дальше. Через десять минут они уперлись в заболоченное озерцо.
– Все, теперь мухой надыбай мне пару камней да волоки их сюда, – приказал Февраль деловито. – Надо ее нагрузить, чтобы не всплыла.
Профессор растерянно огляделся и спросил:
– Где я тебе камней найду?
– В магазин сходи, – рявкнул на него Февраль. – Ты что, мальчик, что ли?
Камни Профессор нашел чисто случайно. На берегу озерка ничего не было. Он обошел водоем два раза, потом углубился в лес, чтобы справить малую нужду, и случайно наткнулся на груду камней, торчавших из земли и заросших кустарником. Профессор прикинул и решил, что каждый весит килограммов по пять.
Февраль долго изучал его находку. Было видно, что он опять недоволен.
– Слишком маленькие или форма не та? – с вызовом спросил Профессор.
Он решил, что если подельник опять пургу станет гнать, то придется положить его рядом с бабой и спихнуть в болото.
– Бери за ноги, – зло проворчал Февраль. – Давай на счет «три».
Они раскачали тело и бросили подальше от берега. Обоих с ног до головы окатило брызгами. Тело ушло в мутную воду, на поверхность побежали пузыри.
– Ну вот, – оскалился Февраль, утираясь. – Расслабься и не бзди. Сейчас звякну шефу, скажу, что работу сделали.
– Спроси, когда он нам бабки отдаст, – напомнил Профессор, мигом оживившись.
За хорошую сумму он готов был выполнить любой заказ. Этот тип мечтал, что в один прекрасный день заработает достаточное количество денежных знаков и начнет новую жизнь. Как конкретно она будет выглядеть, Профессор не представлял. В его мечте отсутствовали детали, но имелось главное. Он будет иметь все, что только захочет, и никто не сможет ему помешать.
Набрав номер из серой потертой записной книжки, Февраль некоторое время ждал.
Затем ему ответил спокойный, ровный мужской голос:
– Да, слушаю.
– Это Борис. Мы… решили проблему с почтальоншей, – произнес Февраль многозначительно.
– Что?.. Я не понял, как именно решили, – уточнил сбитый с толку собеседник.
– Она, короче, ласты склеила. Так понятно? – сдерживая злость, пояснил Февраль и подумал, что их наниматель – полнейший придурок.
Все ему надо говорить открытым текстом. Никак не понимает человек намеков.
О проекте
О подписке